Вспоминает, какой милой она была, когда он в Диснейленде надел ей на голову ободок с ушами Микки Мауса. Ругает себя за то, что не привёз гостинцы. Подарить ей телескопическую дубинку точно не разрешит Нанами.

На небольшом круглом столе четыре тарелки с пастой. Стула всего три, один заменяет пуфик из прихожей.

— Тоджи поздно предупредил, что вы зайдёте, поэтому я не успела ничего приготовить, — девушка смущённо обходит нормальные стулья и садится на низкий пуф. Край стола оказывается на уровне её ключиц.

— Да брось, — Годжо поднимает Цумики за подмышки и, пока она напрягается, как маленький зверёк в силках, переносит её на соседнее место. — Здесь посижу я.

Гето устраивается напротив и опускает голову, но Сатору успевает заметить странную улыбку на его губах. Ту, от которой тонкие брови складываются домиком.

Бред. Показалось. В глаза надуло песка из-под ног удирающего Блядаюме.

— Вы до сих пор носите очки, дядя Сатору? Светобоязнь так и не прошла?

Годжо кривится, замечая заинтересованный взгляд Сугуру. Теперь его папка с информацией пополнится ещё и этим фактом.

— Мне они просто нравятся. Я привык, — отвечает Сатору.

— Они вам идут, — Цумики всегда была замечательной, доброй и вежливой девочкой; видимо, все эти гены передаются в семье Фушигуро исключительно по женской линии.

Из комнаты выходит Нанами. Случайно задевает кресло, с того соскальзывает мелованный лист бумаги. Кенто собирается поднять, но Цумики оказывается быстрее: возвращает обратно и накрывает подушкой. Сатору настораживает это движение, и он обводит взглядом совмещённую с кухней гостиную. Такой беспорядок обычно называют творческим. Мебель дорогая, пространства много, но всё занимают вещи, находящиеся не на своих местах. Рядом с кухонной стойкой — меховой плед; его будто скинули с плеч, пока утром зевали у кофемашины. На креслах и диване подушки раскиданы так, словно закрывают что-то. Шторы широко распахнуты, к окну придвинут ещё один пуфик. Двери в комнату Цумики и другую, рядом с ней, плотно закрыты.

— Синьорина Цумики, — начинает Гето, пока крутит на вилку скользкие спагетти, — может, вопрос немного бестактный… Но ведь здесь четыре комнаты. Я уточняю на случай, если вы вдруг подумали, что мы с Сатору…

Годжо гадает, какое же продолжение выберет Сугуру. Не замолчит же вот так вот, сбившись на половине фразы. «Любовники»? Нет, на такое нужна смелость. «Пара»? Это ещё серьёзнее. Нейтральное «вместе»?

— Нет-нет, — Фушигуро отвечает слишком поспешно. — В другой ремонт. Туда нельзя.

Наконец Сатору замечает: у штор валяется кисточка. Пазл нелёгкой жизни старшей дочери в семье главы сицилийской мафии складывается окончательно.

— Не переживай, с Сугуру ничего не случится, если он одну ночь поспит со мной.

— Кенто, может, вы…

— Нет. Он пинается и храпит.

— Поэтому лучше не дай мне заснуть, — Сатору хочет произнести это тихо, так, чтобы не услышала Цумики, но она всё равно краснеет и громко втягивает воздух через нос. Кенто разминает пальцами брови и всем видом являет немой вопрос: «Насколько же далеко может зайти Сатору Годжо в своей пошлости?».

— Разрешите мне постелить на диване? — крыска не сдаётся и от вежливой улыбки щурит глаза.

— Они… — Цумики неловко, она через плечо смотрит на изящную мебель с очень тонкими ножками. — Они арт-деко. Очень узкие. Боюсь, вам будет неудобно.

На бирюзовые бархатные диваны, и правда, взрослому мужчине лечь получится только боком. Да и по длине они больше похожи на кресла.

— Тогда я пойду спать к Кенто, — упорство Гето заслуживает аплодисментов.

— Синьор Сугуру, — с давлением произносит Нанами, и Сатору к своему удивлению узнаёт интонацию. Очень похоже на неизменное «Годжо». Те же раскаты грома и всполохи грозы. — Я очень чутко сплю. Если вас что-то беспокоит, просто положите под подушку нож.

Только Кенто умеет говорить так, что следующее предложение достраивается само, без участия его голоса. «А потом этим ножом отрежьте то самое, что решит беспокоить вас ночью». Годжо вспоминает, почему никогда не пытался склеить Нанами. Его методы чересчур радикальны.

— Боюсь, это может мешать не только мне, — тем же тоном отвечает Гето, решительно протыкая вилкой креветку. — На вашем сне наше соседство скажется тоже.

— На этот случай я оставлю на тумбе у двери пистолет, — в вопросах равнодушия к выходкам напарника Кенто непобедим. Сугуру только зря тратит время.

— Простите, — тихо, но решительно вклинивается Цумики. — Я хотела спросить про Мегуми.

Годжо вздыхает и хочет откинуться на спинку стула, но вовремя — почти — вспоминает, что сидит на пуфе. Хватается за края сидения позади двумя руками, пытаясь удержать равновесие. И если в физическом значении этого слова — всё получается, то с душевным равновесием дела обстоят сложнее.

— Он сбежал со своим парнем.

— Я знаю. А ещё знаю, что брат его возлюбленного нехороший человек.

Переглядываются два наёмника, отводит глаза сицилийский торговец информацией. Дочь главы мафии говорит серьёзно и ждёт ответа. Сатору может пуститься в рассуждения о том, что всё относительно, но, честно, и сам считает: Сукуна — дьявол во плоти и паршивый кусок дерьма.

— Когда я видел Мегуми, с ним всё было в порядке.

Цумики поворачивает голову к Годжо, хочет сказать что-то ещё, но устало роняет плечи и опускает подбородок к груди. Сатору замечает на стене книжную полку, где все английские названия крутятся вокруг слова «живопись».

— Вам не о чем волноваться, Сукуна не обидит вашего брата, — вдруг произносит Гето.

— Вы что-то знаете? — оживает Фушигуро.

— Все его слова стоят денег, поэтому аккуратнее, — едва размыкая губы, предупреждает Годжо; в ответной улыбке Сугуру ясно читается пренебрежение.

— Я могу заплатить… У меня есть мои деньги. Я… — девушка обращает к Сатору умоляющий взгляд.

Годжо больше не может выносить эту драму. Он более чем уверен: Гето давно знает о том, что сам наёмник только что разглядел в интерьере квартиры. Кенто же на это плевать. В хорошем смысле. Нанами, мать его, добрый и честный до одури. Будто в него каким-то немыслимым образом попали те самые гены женской линии семьи Фушигуро.

— Цумики, выдохни, — просит Сатору и кладёт руку на её дрожащую спину. — Никто не заложит тебя отцу. Давай я начну, а ты продолжишь. Как старшему ребёнку в семье тебе положено унаследовать «Коза Ностру», так?

Девушка коротко кивает.

— Но старый хрыч Тоджи решил, что для этого лучше подойдёт Мегуми.

— Да.

— Но… — тут Годжо задумывается на секунду, перебирает возможные варианты, останавливается на самом правдоподобном. — Но он и так с трудом усидел на месте дона, поэтому боится наводить порядки и менять правила наследования, да?

Фушигуро набирает побольше воздуха и тараторит:

— Когда отец стал главой «Коза Ностры», нашлось огромное число тех, кто был недоволен тем, что он японец. Началась настоящая резня. Больше половины людей отказались признавать его и…

— Старик перебил их всех, ничего удивительного, — продолжает за Цумики Годжо.

— Да. Все успокоились буквально пару лет назад. А недавно главы других семей подняли вопрос о наследнике. Они хотят, чтобы отец представил им меня в ближайшее время.

— «Коза Ностра» — самый влиятельный, но не единственный клан в Италии, — добавляет Гето.

— Я уже давно живу здесь, в этой квартире, потому что отец позволил. Он думал, что получится незаметно отстранить меня от дел и сделать Мегуми следующим доном. Но сейчас вопрос встал так остро… Думаю, скоро Тоджи придумает что-нибудь, чтобы от меня избавиться.

— Поэтому ты решила заработать себе на жизнь рисованием и сбежать?

Цумики затравленно косится в сторону закрытой комнаты. Сатору предполагает, что её она обустроила под мастерскую.

— Да. Я хотела это сделать. Но вмешался Мегуми. Сказал, что всё уладит… А через месяц сам сбежал к Юджи.

— Ох уж этот Мегуми, — качает головой Годжо. — Кажется, он забыл спросить, хочешь ли ты становится главой мафии. Он ничего не говорил о своих планах?