Но нет! Владик почернел с виду за эти сутки, но она бы такие новости почувствовала без слов.

— Мобильник Даны нашли. Но это просто гопники. Увидели на тротуаре сумочку и тут же прикарманили. Это не похитители.

— Найдут, — стараюсь, чтобы голос звучал уверенно, но, кажется, слабо получается.

Не только Владик помрачнел, во всей квартире сгустилось тяжёлое ожидание. Маленькие почти не плачут, тоже что-то чувствуют. Буквально заставляю себя им улыбаться.

22 июля, понедельник, время 17:15

Особняк где-то за городом.

Дана.

Познакомилась воочию с маньяками, век бы их не видеть. Живыми и невредимыми. Вот у себя на работе на железном столе была бы рада. И вот сама лежу почти нагишом на каком-то топчане-кровати привязанная. Почти нагишом, трусики пока на мне.

Вчера вечером, ночью и почти весь день меня не трогали. Не считать же за полноценное насилие хватание мимоходом за всякие места. Да и любой бы на их месте… жалко им машину не заблевала. Вырвало только здесь, когда на территорию заехали. От резкой смены положения, когда из машины вытаскивали, меня и начало полоскать.

Закинули в какую-то каморку, я плохо соображала, но когда мне ошейник надели, успела заметить, что снять его без инструментов — дохлый номер. Эти две твари посадили меня на цепь. Снять или сломать не реально, но я попробовала. Стены каменные, вентиляция только через щель у пола. Дверь наружу открывается, значит, можно выбить. Вот только я до неё не достаю.

Оставили мне бутылку с водой и пару бутербродов. К еде не притронулась, а воды глоток отпила. Больше не стала, знаю, что он туда добавляет. Но плеснула немного на стены, чтобы подозрений не было. Поутру мне приказали раздеться и забрали одежду. Выторговала оставить трусики, хоть что-то будет снимать перед тем как. Это же ритуал, от него нельзя отказываться, — на это они поддались. Осторожничают, козлы. Меня ж надо снять с цепи, дать раздеться, потом снова спутать. И будь со мной один, у меня появился бы хороший шанс. Но никто мне его не дал. Пока.

И как так я вляпалась! Надо было позволить Пистимееву проводить до дома. Ну и что, что мне прокладки надо было купить? Он мог на улице подождать, какие проблемы? Зато какие славные приключения я на все свои места нашла. Напоследок.

Дану загоняю в её каморку. И, пожалуй, выпускать её уже не буду. Она давно ничего членораздельного выдать не может. Отвечаешь за реакции тела? Вот там и сиди!

Мне, Катрине, особо переживать нет причин. Через несколько дней я окажусь на столе у Семёна Григорьевича? Да ничего подобного, это тело Даны там окажется. А я вернусь к своим, к моему патриарху. И у меня уже есть трофеи. Я не всё нужное вычерпала из этого мира, но и то, что узнала, сильно поможет нашей вымирающей расе. Так что я не всё теряю, только часть трофеев.

У нас есть проблема… нет, не так. Проблемища! Огромные сложности с воспроизводством. Я — первая, кто за несколько сотен лет смогла родить. Овуляция у нас не как у людей, а раз в пять лет. По-видимому, издержки долгого срока жизни. Беременность стандартно заканчивается выкидышем или мертворождением. Что-то с нами не так. Обращение получается далеко не всегда. Некоторые просто умирают. Конечно, надо всё проверять, но гипотеза у меня уже есть. Несовместимость групп крови. Надо нашу кровь исследовать, что у нас там с ней. И некоторые методы исследования я уже знаю.

Есть вероятность, что я исчезну бесследно и никуда не вернусь. План патриарха может дать осечку, но тут ничего не попишешь, уйду в плановые потери. Сколько раз я сама так планировала, значит, придёт и моя очередь. И ещё неизвестно, чем кончится. Я внимательно наблюдаю и жду прокола с их стороны. Им только стоит нож оставить в пределах доступа, тогда я смогу сильно их удивить. Или шило какое-нибудь. Мне и его хватит, чтобы глазки выковырять. А пока притворимся тихой овечкой.

— Алекс, а это ведь ты тот самый маньяк, которого полиция больше года ищет?

Алекс, возящийся у стола в отдалении, награждает меня долгим взглядом. «Смущённо» отвожу взгляд, мне так неудобно за нетактичный вопрос, ага. Алекс — средне высокий парень, подтянутый и симпатичный шатён. Намного старше меня, но, пожалуй, тридцати ещё нет. В деньгах, судя по всему, не нуждается. Интересненько. Видать, для полного счастья ему надо прикончить партнёршу. Чёрный вдовец, сука!

— Ты не слишком много знать хочешь? И откуда тебе моё имя известно?

— Так слышала, как к тебе приятель обращался. Не хочешь — не отвечай. Кто ж тебя заставит?

Ой, он подходит, поигрывая длинным узким ножом. Да-да, я пугаюсь…

— Что-то ты слишком много болтаешь, — проводит кончиком лезвия мне по животу. Плашмя. Потом ниже…

— Нет-нет, вдруг я дёрнусь, поранишь мне самое чувствительное место.

Ухмыляется и водит мне лезвием по груди, плечам. Немного щекотно и металл приятно холодный.

— Алекс, а можно просьбу?

— Чего?! — страшно удивляется, нож убирает.

— А что? — с ответным удивлением распахиваю глаза, — разве приговорённые к смертной казни не имеют право на последнее желание?

— И чего ты хочешь? — отходит к столу, употребляет ножик по назначению, режет бутерброды.

— Ну, это… — надо помяться и посмущаться, — ты же у меня первый мужчина будешь… хотелось бы узнать, чем так хорош секс.

Кто молодец? Я — молодец! Мне даже покраснеть удалось. А теперь можно и оторваться.

— Ну, а что? Родители запрещают, все вокруг твердят «нельзя!», но теперь-то мне всё можно!

Моего будущего первого мужчину и по совместительству палача пробивает на хохот. Смотри-ка, у него и чувство юмора есть! Он почти нормальный человек.

— А-ха-ха-ха! Ты как персонаж из анекдота! Ха-ха-ха! Знаешь такой? — давясь смехом, рассказывает:

— Изнасиловали монашку четверо. Она встаёт, отряхивается и говорит: «Хорошо-то как! И удовольствие получила и без греха», ха-ха-ха!

Кривлю губы, смеяться мне не обязательно. Это надо мной смеются.

— Бутерброд будешь?

А буду! Есть хочется и контакт надо выстраивать. И, натурально, ем с рук. Только один.

— Не хочу больше. Сухо.

Напоил. Причём не из заготовленной для меня бутылки. Открыл при мне бутылку минеральной, налил стакан. Мимоходом погладил грудь, от неожиданности слегка дёрнулась и чуть пролила воду, когда он не больно ущипнул за сосок. Замираю. Есть возможность поиграть.

— Сделай так же. Нет, с другой.

Долго упрашивать не пришлось.

— Ладно, хватит, — отгоняю и вот странность, он слушается, — мне надо подумать и прочувствовать.

Ощущения действительно интересные. Похожие на мои, в ранней юности, так-то Катрина склонна к более острым ласкам. Мне сейчас всё можно, и если получится, он свои касания собственной кровью смоет.

Мой партнёр по схватке, — надеюсь, он не доберётся до роли сексуального, — не понимает и не может понимать, что драка между нами уже идёт. На настоящий момент в фазе осторожного и внимательного изучения противника. Кто и когда запрещал улыбаться врагу? Не принято, да, но никто не запрещает. Обычно все наносят мощные удары с руганью и страшным лицом, но кто мешает нанести смертельный удар, нежно улыбаясь супостату.

Он ошибётся, обязательно ошибётся. Я уже вижу, насколько непозволительно он беззаботен. Разбаловали его предыдущие жертвы, сильно разбаловали. Наверняка, многие из них, а может и все, имели возможность нанести тяжёлый ущерб насильнику. Или даже убить его. Девочки приучили его не ждать особого сопротивления, самые крепкие быстро ломались и видели только один путь к спасению: полное повиновение в глупейшей надежде на милосердие насильника.

— Интересная ты девушка, — обращается из своего угла с бутербродами, — никогда таких не видел. Пожалуй, я отпущу тебя. Если хорошо себя будешь вести.

Ага, вот оно. Даёт надежду и предлагает хорошо себя вести. То есть, прыгать под его дудочку со всем старанием. Угу, высоко, часто, с максимальным подъёмом коленей и широким разведением их в стороны. Только ты меня этим не купишь, я точно знаю, что ты мне приготовил. Последнюю твою девушку я сама до последнего сантиметра со скальпелем исследовала. Так что девочки-лапочки ты не получишь.