— Тебе цены не будет среди следователей, — восхитился шеф, — сама догадываешься, что им нужно. Даже то, о чём они сами не знают.
Я отхожу в уголок, мою руки, вернее, латексные перчатки на них. Не снимая их, сажусь за клавиатуру, — она, кстати, под плёнкой, — под диктовку шефа быстро набиваю очередную порцию сведений. Таблица проб крови уже введена. Номер пробы, место взятия, артериальная или венозная, назначение. Самым коротким получился абзац танатогенезиса, асфиксия она и есть асфиксия.
Семён Григорич ворвался в десять часов, быстро помог мне закончить с мужским не криминальным трупом и мы принялись за настоящее дело. Ради этой русалки ему и командировку закрыли в ускоренном темпе. Пару звонков мы получили, пока обедали, отдел расследований, да что там отдел, всё ГУВД напоминает потревоженный муравейник.
— Всё, не звоните больше, мы уходим в прозекторскую на два-три часа. Сами позвоним, — шеф немного преувеличивает, мы ещё десять минут перекусываем и пьём кофе. Да, сегодня кофе!
Возвращаюсь к столу.
— Всё, Данусик, зашивай желудочек и всё остальное, — отдаёт повеление шеф.
— Можно я тоже посмотрю, — хватаюсь за тросик-фонарик, — ой, а это что?
Присматриваюсь, шеф глядит снисходительно. Мы потом раздумывали, почему так получилось, нам же заключение писать. В определённый момент жертва лежала горизонтально или даже вниз головой. Поэтому я и обнаружила растёкшуюся капельку в самом начале желудка. Вполне возможно, попавшую туда прямо перед смертью.
— Даночка, ты полагаешь… — шеф стоит рядом, взгляд и поза напоминают стойку охотничьей собаки.
— Вскрытие покажет, — отвечаю стандартной шуткой, отправляя комочек слизи, предположительно спермы, в пробирку. Есть ещё одна важная проба.
Ещё пару проб вытащил уже шеф из шейки матки и самой матки. Там уже визуально не определишь, есть ли сперматозоиды в мазках. Зато у нас есть микроскоп. Короче, работа у нас кипит, как на богатом месторождении. Трупы тоже разные бывают, как правило, скучные, но вот русалка оказалась полной сюрпризов.
Время 14:10.
С чувством облегчения, наконец-то всё, — интересная работка сегодня подвалила, но и утомительная, — выскакиваю в коридор и почти втыкаюсь в дяденьку в цивильном, слегка помятом костюме.
— Господин Семёнов, что вы тут делаете?!
Нельзя сюда гражданским. Конечно, следаки и прокурорские заходят и не дают себе труда накидывать халаты, но вообще-то так нельзя.
— Ну-ка быстро отсюда! — это такое наслаждение, гонять людей, облечённых властью, — вы что, хотите трупным ядом отравиться?!
Он что-то бурчит, но я не слушаю, выдворяю его с запретной территории. Мне не надо слушать, чтобы знать, что он говорит. Они с самого утра нас трясут. Нетерпеливые, как дети у прилавка с мороженым.
Ухожу на санобработку, выходить за мной шеф не спешит. Надоело ему отбиваться от прилипчивых полицейских. Уже привычно не обращаю внимания на мающегося в коридоре Семёнова. И вот, вот он момент истины и торжества законченного ожидания. Из комнаты с компьютером и принтером выношу один экземпляр заключения на трёх листах.
Семёнов жадно вырывает бумажки из моих рук. Тут же вчитывается. Пока он не в себе, разворачиваю его и заталкиваю в комнату ожидания. Есть у нас и такая, ночью там санитары пасутся. Сойдёт и для следаков, не баре.
Возбуждённый Семёнов, едва закончив чтение, хватается за телефон.
— Всё подтвердилось, господин полковник. Многократное изнасилование, всех видов, даже неудобно говорить по телефону, — косится на меня, а я верчу пальцем у виска. Это заключение я собственноручно печатала, ты чего, Семёнов?
— Следы спермы к-х-м, — поперхнулся, но всё-таки выговаривает, — в прямой кишке, влагалище и желудке. Присутствие кантаридина в крови и следы хлороформа подтверждаются официально.
Закончив доклад, вскакивает и бросается в дверь. Какой стремительный! Нагоняет его только мой крик, когда он уже выбегает на улицу.
— Господин Семёнов! Вы куда?! Ещё не всё!
Семёнов заполошно оглядывается, но бегать я за ним не собираюсь. Подманиваю к себе пальчиком, когда тот, хмурясь, подходит, читаю нотацию. Это жутко забавно, поучать людей в погонах, при должности и в несколько раз старше.
— Господин Семёнов, вы куда помчались? Мальчик что ли, так бегать? Вы приложение прочитали? Там ведь ряд проб есть, которые неплохо бы на дополнительные анализы сдать.
Семёнов не понимающе морщится.
— Какие пробы?
Завожу глаза к небу, показывая онемение от такой вопиющей некомпетентности.
— Вы что, ни разу не слышали о ДНК-дактилоскопии? У нас есть следы спермы, вы теперь любого подозреваемого можете проверить. Везите пробы в спецлабораторию, и будет вам счастье размером с Эверест.
Семёнов аж челюсть вниз отваливает.
— ДНК-дактилоскопия? Это что? А кто делает?
Слегка напрягаю память. Видела как-то сообщение по телевизору и постаралась запомнить. Это ведь сильно меня касается. Ещё один трофей, который я хочу взять. Технологии распознавания ДНК, супер!
— Кажется, Северо-Западный округ применял такое. Лаборатория находится по адресу Чистые Пруды 15, корпус 3. Но это не наш район, вам надо через начальство решать. Идите и решайте! Пробы я вам в руки не дам, они скоропортящиеся, их надо в термостате перевозить. Так что только со мной. Иначе не отдам.
— Ну, Молчанова! Ну, ты… — он вдруг бросается на меня и стискивает в объятиях. Мои протестующие писки его не останавливают.
Умчался. Измял меня и умчался. Вообще-то я превышаю свои, почти нулевые, полномочия. Но страсть, как хочется заглянуть в эту лабораторию хотя бы одним глазком. Так хочется, что аж потряхивает. Исказнила бы себя медленно и мучительно, если бы упустила такую возможность. Я в шаге от главнейшей тайны жизни. Тот, кто будет управлять геномом человека, получит власть над всем человечеством.
20 июля, суббота, время 17:40
Квартира Молчановых.
— Wait, where did you run to? — выпустили этих сперматозоидов-переростков в комнату, так они разбегаются в разные стороны, как тараканы. Или наперегонки. Весело им. Когда резвятся, не плачут, даже когда обмочатся. Сделают лужу, бывает прямо на ходу, и дальше скачут. Перемещаются на четвереньках так быстро, что слово «ползать» никак не клеится.
Сперматозоидами-переростками как-то вслух их назвала. Папахен смеётся, а от мамахен подзатыльник ожидаемо прилетает. Так что больше не рискую. Даже на английском. Подтираю свежую лужу, мокрые колготки им не меняю, они сейчас слишком подвижные.
— Дана, тебя к телефону, — зовёт Эльвира, — твой Пистимеев.
Мой, так мой. Интуиция подсказывает, что лучше не спорить. Я и не спорю, только Юльку, Вику, любых попавшихся на глаза Эльвире одноклассников, всем приклеиваю это притяжательное местоимение. Чтобы нивелировать его статус до уровня пола. И мачеха скучнеет мне на радость, видя, что её шпильки не проходят. Наоборот, заявленная мной собственность разрастается неимоверно. И по-другому тоже отвечаю.
— Привет! Моя мамусик, — вот это ей против шерсти, — сказала, что ты мне звонишь. Это действительно ты?
— Дана! Я поступил! Сегодня результаты вступительных экзаменов вывесили!
— С тебя причитается, — мгновенно реагирую я, — поздравляю.
— Что-то не слышу ликования в твоём голосе, — разочаровывается Пистимеев.
— А с чего мне ликовать? — вот странный, — я на сто процентов в результате была уверена.
Тут Сашка начинает ржать. Захлёбываясь смехом, пытается что-то сказать, терпеливо жду.
— А-ха-ха! Дана, не проверял… ха-ха-ха… но ходят слухи… ой, не могу! Ходят слухи, что наши юристы на три четверти состава провалились на юрфак МИУ, ха-ха-ха… так что жди, Дана. Они на тебя сейчас всей толпой зубы точат. Не попадайся им на глаза, ха-ха-ха…
— Это пусть они мне не попадаются, — бурчу я, — ты знаешь, где я сейчас работаю и кем? Вот и хорошо, что не знаешь, крепче спать будешь.