— Э-э-э, девушки, не уделите ли нам… — размыкает всё-таки подмороженные Ледяной уста монументальный. Гляди-ка, сумел!
Периферийным зрением, — прямо нельзя! — отслеживаю реакцию Ледяной. Чуть не взвизгиваю от восторга. Что она делает, дрянь такая?! Её взгляд с лёгким удивлением сканирует окружающее пространство, опять проходит сквозь юристов, — у-у-й, я щас сдохну! — оглядывается на наших ребят, потом на меня. Ледяная мимоходом вознаграждает нас бессловесным одобрением. Парни тоже молодцы, не подводят, вид верноподданнический, бравый и немного с придурью. Красавцы! Всё, как я учила!
Ледяная неподражаемо величавым движением обращает лик обратно на юристов, опять пропускает их, — впитываю в себя каждый штрих, каждое микродвижение, — будто запинается и, наконец, с лёгким досадливым удивлением фокусируется на монументальном. Тот еле заметно выдыхает. Никто не замечает кроме меня, что Ледяная отступает буквально на миллиметр. Мой выход!
— Ваше величество, — поправляю монументального, кивая на Ледяную, — обращаться к ней: «Ваше величество». Ко мне: «Ваше высочество».
— М-д-а-а… — в глазах монументального появляется осторожный скепсис. Ничего, это ненадолго.
— Но безусловное право напрямую обращаться к её величеству имеют только учителя и я, — любезно довожу правила этикета, — Так что говорить можете только со мной.
— Э-э-э… — не сразу вникает монументальный и чуть наклоняет голову к однокласснику, что-то нашёптывающему ему в ухо, — Молчанова…
— Ваше высочество, — любезности в моём голосе чуть поменьше. Это скрытое предупреждение: не будешь ловить мышей, прищемим хвост. Наши парни мгновенно выстраиваются в угрожающе прямую линию.
Монументальный озадаченно гмыкает и решает не спорить из-за мелочей.
— Хорошо. Ваше высочество, вынуждены указать вам на ваше недостойное поведение…
Он не замечает, что уже проиграл! Я — её высочество, сам согласился. А ты кто? А ты — плебс, неявно сам согласился. И как ты смеешь её высочеству на что-то там указывать?!
Лицо Ледяной практически не меняется. Однако все почему-то понимают, насколько смехотворным и забавным она считает лепет монументального. Чувствую себя, как офицер, за спиной которого не только верная гвардия, но и грохот пушек главного калибра.
— Могу согласиться только с формулировкой «недостойное поведение», — любезность из моего голоса исчезает вовсе, — Я надеюсь, вы привели их сюда, чтобы они принесли извинение за свой проступок?
Мой взгляд требователен и холоден. Встречный удар штука для противника неприятная, резня на контратаке — мой обожаемый приём. Насколько я успела понять, русские тоже такое любят.
— За что им извиняться? — чуть отступает, но выдерживает мой натиск монументальный, — За то, что вы их толпой помяли?
— Хотите сказать, они скрыли от вас, ваших товарищей, что нанесли мне и опосредованно её величеству тяжкое оскорбление? — в моём голосе холодное любопытство: какие забавные у вас обычаи?
— Какое ещё оскорбление? — монументальный бросает быстрый взгляд на слегка потупившегося пострадавшего, под глазом которого чуть заметная припухлость.
— Повторить не могу, — наотрез отказываюсь, — язык не поворачивается. Но вы можете затребовать сатисфакцию, ваше право. Зарубимся класс на класс? Или, чего уж мелочиться, факультет на факультет? Давно я никому рёбер не ломала.
Монументальный смотрит на меня ошалело, Ледяная со вздохом, как на любимого, но чересчур задиристого ребёнка.
— Денис, привет! — доносится с лестницы. Пистимеев! Спускается с каким-то приятелем. Но это ж монументальный! Рост где-то метр восемьдесят пять, меньше, если только на толщину пальца, моего папочки, поэтому его заметить легче всего.
— Алекс, что происходит?! — издаёт вопль облегчения монументальный, которого, — теперь будем знать, — зовут Денис.
— А что происходит? — Сашок подходит ближе, — Привет, Дана! Ваше величество…
Ледяная благосклонно кивает на его лёгкий поклон. Затем коротко смотрит на меня, показывает глазами. Да, она права. Нам тут больше делать нечего. Только последний штрих.
— Пистимеев! Мы хотим с юристами зарубиться! Стенка на стенку! Ты с нами? — почти кричу им вслед. Денис уводит Пистимеева в сторону, приобняв за плечи, дружина юристов начинает расходиться.
— Обязательно! — замечательно лёгок на подъём этот парень.
Монументальный Денис глядит на него с обидой и разочарованием, но продолжает что-то втолковывать. Мы выходим. Занавес.
Как и пообещала самой себе, ржать начинаю, только отойдя от Лицея метров на сто. Больше не выдерживаю. Ледяная терпеливо ждёт, чуть улыбаясь. Мальчишки, не совсем меня понимая, поддерживают улыбками и обсуждают смешных юристов. Минут через десять успокаиваюсь, вытираю слёзы.
— Об одном жалею. Они не согласятся, а жаль. Давненько я ни с кем не дралась, — вздыхаю от этой ложки дёгтя.
— Да где им? — соглашаются парни, — Кишка тонка.
4 октября, четверг, время 14:20
Лицей, спортзал.
Миша.
Сидим вчетвером после очередного подхода к гире. Пока работаем с пудовиком. Весь класс здесь. Беговую разминку закончили, теперь занимаемся силовой подготовкой. Наши королевы в спортивных брючках и футболках упражняются в своём уголке. Над растяжкой пыхтят, но без особого фанатизма, а зачем им? Незачем им упёртый фанатизм при таких данных. Обе могут тот же шпагат изобразить в положении стоя. Я раньше такое только по телевизору видел. Начинаю понимать, откуда у них такая походка. С таким запасом гибкости даже простая ходьба выглядит невероятно красивой. Почему-то огромный потенциал чувствуется и при движениях с небольшой амплитудой и малой нагрузкой. С гирей так же. Можно по одному неторопливому поднятию пудовой гири определить, осилит ли парень двухпудовик.
— О, девчонки к нам идут, — Паша замечает первым. Он вообще на них чаще всех смотрит. Ценитель, мля…
— Королевский контроль, — пашкин язык отдыха почти не знает.
Артём лениво встаёт, идёт к гире. Девочки к нам, а он к гире подходят одновременно. Мы рефлекторно подбираем ноги, готовимся вскочить, нас останавливает лёгкий жест Ледяной. Вопрос, готовый сорваться с уст Даны, там и застывает. Обе девочки во все глаза смотрят на Артёма. Наверное, не только я ощущаю лёгкий укол зависти. Артёмка медленно выжимает гирю мощной рукой, но тривиальный жим нашего внимания не привлёк бы. Он жмёт её, удерживая тело гири вверх. Для удержания её в таком положении даже не знаю, сколько надо тренироваться.
Артём, — вот пижон! — удерживая гирю на вытянутой руке, медленно садится, встаёт, медленно опускает снаряд на плечо. Девочки не сводят глаз. Ледяная ему поощрительно улыбается. Улыбается! Ледяная!
Нет, мы уже начинаем привыкать, но до сих пор все воспринимают это, как потрясающее и редкое зрелище. Ледяная редко улыбается, хотя как-то посчастливилось заметить её с Данкой за столиком в кафе, смеялись над чем-то взахлеб обе. Эту картинку я сберегу. Что интересно, парни мне не поверили, когда я поделился с ними своим видением. Разительно Ледяная изменилась, когда Данка пришла. Между «редко» и «никогда» разница глубиной в пропасть. И это в течение дня редко, улыбнётся раза два-три и то, в основном, Данке. Но за два предыдущих года едва ли пару раз я видел её улыбающейся. По разу в год, мля!
Данка проще, всегда готова повеселиться, так и ищет, над чем бы поржать. Вот и сейчас, цветёт всем лицом, в отличие от Ледяной, улыбку которой посторонний человек и не заметит.
— Сколько раз выжмешь? — как обычно, заговаривает Данка, — Не, не, без фокусов, просто поднять.
— Раз сорок, наверное, — лыбится довольный Артёмка, — давно на рекорд не пробовал.
— А вы умеете, как он? — вопрошает уже нас. Удручённо мотаем головами.
— У кого меньше всех? — Данка продолжает опрос.
Слабее всех у нас Пашка. Всего пятнадцать раз. Оно и понятно, не может человек быть сильным во всём. У Пашки самый длинный и могучий язык, вся мощь организма туда и уходит.