— Несколько месяцев это мгновенно? — задирает бровь кверху ведущий.

— Я давала вашему каналу, вашей коллеге Анне Дюваль, интервью в конце октября. Тогда я поделилась с вами своими планами. Я напомню. Мы готовились к турне в Японию, отменить которое или перенести на более поздний срок было невозможно. Договора заключены, сроки согласованы. Закончилось оно в двадцатых числах декабря, до начала января я восстанавливалась…

— Заболели после Японии? — сочувственно озабочивается Монтень.

— Ничего страшного, обычное переутомление. Фактически сразу после Японии я приехала во Францию. Вы же не ждали моего личного визита, во время которого я дам несколько интервью, проведу пресс-конференцию и уеду? Вы ждали меня, как певицу и артистку. Для этого нужна концертная программа, причём с французским репертуаром. Французы — националисты в хорошем смысле, они считают французское самым лучшим. Ехать к вам без песен на вашем языке — заранее планировать провал. И за полтора месяца почти с нуля создать французский репертуар, разве это не мгновенно?

— У вас отличное произношение, — восхищается Монтень, — я не улавливаю никакого акцента, и нет никаких ошибок.

— Спасибо. Вы тоже великолепно владеете языком, — возвращаю ему комплимент.

Ведущий на секунду подвисает, а потом мы смеёмся одновременно, глядя друг на друга.

— Я слышал, что французский язык не единственный иностранный для вас язык, который вы знаете?

— Не единственный, — подтверждаю я.

— Какие языки ещё знаете? И вопрос вдогонку: какой язык вам больше всего нравится? — ведущий развивает языковую тему.

— Кроме вашего, родного корейского и английского — немецкий, испанский, русский, японский.

— Вы знаете все эти языки? — слегка расширяет глаза ведущий, — А второй вопрос?

— Если не учитывать родной и оставить за кадром французский, то на первом месте — английский.

— Вы говорите, что ваш любимый иностранный язык — английский и вы его сразу выделили из всего ряда вместе с родным. Почему? — ведущий тонко улавливает нюансы. Ну, на то он и ведущий.

— Я бы не сказала, что любимый, — уточняю, — Мне все языки нравятся. Английский для меня самый мощный профессиональный инструмент. Как для автора песен. На нём мне легче всего удаётся сочинять песни. Полагаю, по объективным причинам.

— Каким же? — ведущий не на шутку заинтересовывается.

— Английский самый удачный язык для песен и музыки, — объясняю я, — Подумайте сами. Франция — шансон, Испания — серенады, Италия — опера, Россия — романсы. А Америка? Во всём этом уступает, но она родоначальница целой группы новых музыкальных жанров. Такого разнообразия больше нигде нет.

— Какие именно жанры принадлежат американцам? — В голосе ведущего пробивается ревность.

— Блюз, джаз, кантри, свинг, рок-н-ролл, тяжёлый рок, панк-рок, — вываливаю на него длинный список музыкальных направлений с американскими корнями. Несколько секунд ведущий молчит, переваривает. Не находит возражений, но выдвигает объяснение:

— Америку создали англичане, французы, немцы, итальянцы…

— Ирландцы, индейцы, мексиканцы, африканцы, — дополняю я, — и все внесли что-то своё.

— Хорошо. Получается, вы считаете английский язык самым удобным для сочинения песен?

— Да, мсье Монтень. Но огорчаться вам не стоит. Звучание лирических французских песен обладает непревзойдённым шармом. Тут у вас конкурентов нет.

Я действительно так считаю, и погладить по головке хозяев не помешает.

— А что случилось после второго концерта в «Зените»? — ведущий переходит к деликатным темам, — Почему вы вдруг сорвались в Марсель?

— Чтобы потом не говорили, что я приехала не во Францию, а в Париж, — улыбаюсь я, — Если серьёзно, то столичные жители во всех странах обладают некоей формой снобизма. Мы — столичные жители, а вы — все остальные. Но сила и слава страны не только в великолепии столицы. Их преумножают рабочие автозаводов, которые собирают известные всему миру «Пежо» и «Рено». Работники атомных электростанций, железнодорожники, шахтёры. И не последнее место занимают военные, мощный военно-морской флот. Решение родилось спонтанно, когда я увидела в новостях, что в Марсель зашла ваша эскадра. Идею сделать подарок вашим морякам организаторы турне поддержали.

— Позвольте поблагодарить вас, мадемуазель Агдан, за внимание к нашим морякам, — слегка торжественно произносит ведущий и делает какое-то, поначалу непонятное, движение. Протягивает раскрытую ладонь и слегка наклоняет голову.

После секундного замешательства «догадываюсь», — на самом деле режиссёр подсказывает через телесуфлёра, — и протягиваю правую руку. Монтень с чувством и, похоже, с удовольствием целует её.

— Но нам известно, что какие-то мелкие неприятности у вас на концертах были, — Монтень затрагивает раздражающую тему, но считаю это правильным. Занозы надо выдёргивать сразу, а то дальше хуже будет.

— В Марселе ничего такого не было, — слегка ехидно отвечаю я.

— В «Зените», — уточняет ведущий.

— Да. В первые два раза в «Зените» случился досадный момент. Небольшая часть зрителей, около полусотни, может чуть больше, покинули зал. Но я быстро поняла, что они уходят не по своей воле.

— Как вы это поняли? — ведущий обнаруживает искренний интерес.

— Когда запела французскую песню, — рассказываю подробности, — Они повели себя, как люди, которым не хочется что-то делать, но приходится. Они замедляли шаг, оглядывались, скопились у выхода и вышли, когда я закончила петь…

— А в следующий раз в холле их ждали журналисты, — улыбается Монтень.

— Журналисты иногда бывают крайне неприятными, — смеюсь я, — Но не всё же нам терпеть их вредные вопросы?

— Не любите журналистов?

— Не любила. Отношение стало выравниваться, когда увидела, что неприятных мне людей они топят с таким же энтузиазмом. Так что сейчас воспринимаю их терпимо.

— Выяснили, кто это подстроил? — ведущий задаёт кульминационный и потенциально опасный вопрос.

— Нет. Всего лишь подозрения появились. Насколько знаю, наш менеджмент детективное агентство подключил, — на самом деле, точно не знаю. Мне посоветовали так сказать, но пошли ли на это — мне неизвестно. Да и не интересно. Мне главное, что всё прекратилось.

— Цены на билеты подняли по тем же причинам? — тонко улыбается ведущий.

— Да, в рамках той же борьбы с клакерами. Во-первых, пусть наши недруги больше затратят, во-вторых, парижане будут им «благодарны». А в-третьих, ответный ход. Если при повышении цен билеты раскупают, все видят, что в реальности наша популярность высока.

— И билеты раскупают все до одного, — не спрашивает, а фиксирует факт ведущий.

— Да. А нокаутирующий удар клакерам мы нанесли на третьем концерте. Совсем недавно. Хотите, расскажу, как всё было?

Монтень соглашается, и я быстро, за несколько минут, под своё хихиканье и его смешки рассказываю…

Париж, комплекс «Зенит»

23 февраля, время 19:00.

Начинаю концерт я, пока в качестве ведущей. После приветствия и как только зрительский энтузиазм принимает менее шумные формы, обращаюсь к клакерам:

— Внимание, медам и месье! Те, кто планирует покинуть концерт после третьей или четвёртой песни, могут получить по полсотни евро за сданные билеты. Вдумайтесь, медам и месье! Вам заплатили пару сотен евро за то, чтобы вы ушли, дали билет, и сейчас вы бесплатно выслушаете несколько песен, посмотрите на меня. Но вас ещё и бонус ждёт! Хоть и небольшой. Но учтите, предложение действует только до пятой песни, после неё вам платить не будут.

Далее объявляю номер, и всё начинается, как раньше. Но слегка не так. Теперь народ веселится ещё и в паузах между выступлениями. Публика тычет в уходящих пальцами, смеётся, крутит пальцем у виска. Кто-то из беглецов сохраняет покер-фейс, а кто-то неудержимо краснеет. И мало их, заметно меньше чем раньше.

В холле их ждут. Нет, на этот раз не журналисты и полицейские, а работники «Зенита» и наш стафф. Желающим действительно дают пятьдесят евро в обмен на билет. И тут же его продают, за те же деньги. Получивший билет счастливчик опрометью кидается ко входу, а за дверями волнуется длинная-длинная очередь из страстно желающих попасть вовнутрь.