После четвертой песни я объявляю маленький перерыв на десять минут. И в зал запускают сотни полторы молодёжи. Им придётся стоять в самом дальнем поперечном проходе, но их ничего не смущает. С них взяли всего по двадцать евро, и деньги эти не для меня. Что мне эти 3–4 тысячи? А вот на премию стаффу, который всё это организует, в самый раз.

Париж, телеканал Франс-2

24 февраля, время 10:53 утра.

— Вот так вы с ними и разделались, — сквозь улыбку резюмирует ведущий.

— Да, мсье Монтень.

— Не могу не спросить вот о чём… — ведущий вовремя совершает очередной поворот в разговоре, — Смысл вашей песни «Мадемуазель поёт блюз» не представляется вам слишком серьёзным, пожалуй, даже с философским оттенком?

— Да уж, — я улыбаюсь, — Это совсем не простенькая любовная лирика. Самой первой песней мы заявляем себя, как серьёзная группа. Мы не сторонники стиля «два притопа, три прихлопа».

— Ну, да… и остальные ваши песни совсем не легкомысленные, — соглашается Монтень.

— Есть и лёгкие, — делаю поправку, — Я, как автор, не выношу ограничений.

— Чего нам ждать от вас дальше?

— Как чего? — удивляюсь я, — Новых песен и новых приятных сюрпризов.

Сеул, квартира семьи Агдан.

28 февраля, время 20 часов.

На экране любимая дочка и сестра прощается с ведущим, идёт заставка Франс-2, потом MBS и, — куда без неё, — начинается реклама. ДжеМин вздыхает.

— Моя дочка даёт интервью французскому телевидению, с ума сойти.

— Ук, скоро только по телевизору её и будем видеть, — бурчит СунОк.

— Тоже соскучилась? — улыбается мать и бодро встаёт, — Ладно пошли, у нас по расписанию тренировка. Будет тебе, чем удивить ЮнМи, когда она приедет.

Без единого слова возражения девушка встаёт. Через десять минут, после лёгкой разминки, пусть с помощью мамы, что придавливает её плечи, садиться на полный шпагат.

— Пора начинать с запасом, СунОк, — женщина подсовывает под пятку тонкую книжку, — Давай!

Часть морской пехоты ЧжуВона

2 марта, время 17:35.

Измотанная марш-броском рота вползала на территорию части полудохлой гусеницей. Издалека могло показаться, что солдаты бегут, в реальности таким бегом сложно догнать даже не слишком торопящегося человека. Потёки пота на серо-зелёных лицах, которые будто соревнуются между собой, какое из них самое несчастное.

Не все выглядят несчастными и умученными. Во главе колонны, сзади и по бокам располагаются вполне бодрые капралы, ефрейторы и сержанты. ЧжуВон в момент финиша на территории части контролирует арьергард. Вдвоём с товарищем-ефрейтором. Товарищ держит на плечах три автомата, а ЧжуВон, тоже на плече, несёт обессиленное тяготами армейской службы тело сослуживца-новобранца.

— Предводитель, ты не устал? — спрашивает ефрейтор.

— К сожалению, нет, — с неким разочарованием в голосе от несбывшихся ожиданий отвечает ЧжуВон. Потом обращается к своему грузу:

— Эй, ты там живой? — получив в качестве ответа невнятное мыканье, ЧжуВон успокаивается.

Рота перемещается к казарме, выстраивается. ЧжуВон пристраивает своего подопечного с краю строя.

— Хватит на сержантах кататься, солдат.

Командир ставит на этот раз не такую тяжёлую задачу, как пару часов назад, после чего самочувствие солдат роты мало отличается от состояния пациентов реанимации.

— Привести в порядок оружие! Сдать оружие и снаряжение! Привести себя в порядок! Построение через сорок минут!

Рота под командованием сержантов втягивается в казарму. ЧжуВон с приятелем идут сзади.

— Поверить не могу, — говорит ефрейтор, — неужели и мы когда-то такими были?

— Лично я не был, — возражает ЧжуВон, — Я никогда на марш-бросках без сил не падал.

— Да и я не падал, но всё равно тяжело было. А сейчас даже не пойму, устал я или нет.

За разговорами они входят в казарму и тут же начинают попиннывать новобранцев.

— Не ложиться, отдыхать за работой! Всем чистить автоматы, проверять снаряжение!

Они останавливаются около одного солдата, исхитряющегося всё делать лёжа. Снять автомат, вытереть снаружи, разобрать, почистить.

— Клоун, — замечает ефрейтор.

— А может в этом есть смысл, — задумчиво говорит ЧжуВон, — Представь, что он делает это под огнём противника.

— На огонь противника он должен отвечать стрельбой, — возражает ефрейтор.

— А вдруг вражеский снайпер? Приказ чистить оружие выполняется? Выполняется. Продолжай, солдат, — решает ЧжуВон.

— Рядовой Пак, господин сержант. Есть продолжать! — в голосе снизу можно распознать какие-то остатки бодрости.

Старшие продолжают подбадривать подчинённых. Между делом сами быстро и незаметно приводят своё оружие в порядок. Труда это не составляет, стрельб на этом марш-броске не было. Помаленьку, понемногу рота приходит в себя. Рядом с ЧжуВоном два приятеля, один из которых прибился недавно. Старая компания не распалась, но ЧжуВона и ефрейтора перевели в роту новобранцев с обычным заданием перед демобилизацией. Привести в норму молодых солдат (в Советской Армии аналогом можно считать курс молодого бойца, прим. автора).

— Надо выделить группу совсем слабых, — размышляет ЧжуВон, — и снизить им нагрузку.

— Лейтенант не позволит.

— Наш лейтенант не дурак. При передозе нагрузки организм не тренируется, а истощается и слабеет, — обосновывает своё предложение ЧжуВон.

— Ёксоль! — ЧжуВон чуть не ударил кулаком по клавиатуре. Минуту назад один из приятелей затащил его в компьютерный класс. Парни обнаружили в сети новый рекламный ролик с Агдан и притащили его сюда.

— Что, предводитель?! Что они говорят? — гомонят друзья.

— Да ничего особенного, — успокаивается ЧжуВон. Успокаивается и думает, а, правда, чего он так вспыхнул? Ничего такого Юна себе не позволяет, и никогда не позволяла.

Проматывает ролик снова, озвучка на французском языке, перевод ещё не сделали. На экране пять ногастых стройных кореянок рекламируют чулки французского производства. Пятеро, не считая Агдан, но она просто сидит и наблюдает. Камера аккуратно выбирает самый выгодный ракурс, чтобы зритель мог рассмотреть её ножки, открытые до колен и чуть выше. Стоящий рядом подтянутый высокий француз настаивает:

— Мадемуазель Агдан, не разочаровывайте нас, я умоляю. Примите участие.

— Нет, мсье Голар. Я давно не модель, я — продюсер, им и останусь, — Агдан непробиваема. Её ножки обнажены, их ничего не украшает кроме аккуратных босоножек.

— Переведи, предводитель, переведи, — науськивают ЧжуВона друзья. Тот отмахивается, «дайте досмотреть».

Смотреть есть на что. Тончайший нейлон наползает на ножку ДжиХён, — почти все её узнают, — затем на другую. Немного другого цвета чулок пристёгивается на застёжку… ага, это уже ИнЧжон. Других девушек морпехи не узнают.

Потом перед камерой вышагивают прелестнейшие ножки, одна девущка сменяется другой. Меняются и фасоны. Агдан всё так же сидит на своём месте и распоряжается. По её команде девчонки выстраиваются в ряд, синхронно делают мах ногой. Сначала согнутой в колене, — солдаты в классе постанывают от восхищения, — затем прямой.

— Теперь левой так же! Алле, раз-два! — командует Агдан, — Теперь уверенным шагом вперёд. Стой! Раз-два! Разворот!

Камера демонстрирует синхронный почти строевой шаг абсолютно ровной шеренги. И все остальные эволюции. Мелькают аккуратные ступни на шпильках, камера поднимается выше, взмётываются юбочки при поворотах, обнажая кружевные края… ЧжуВон оглядывается.

Класс переполнен солдатами, все сгрудились у мониторов, ему в затылок дышит толпа. Парни сверкают глазами…

— Слюни подберите! — холодно говорит ЧжуВон.

— Переведи! — стонет толпа.

— Да нечего тут переводить! — хмурится ЧжуВон, и всё-таки сдаётся, — Агдан девочками командует, они по её команде махи делают, ходят и всё такое. Хмырь рядом с ней уговаривает принять участие в рекламе, она не соглашается.