- Я знаю, ваше высочество, и говорю чистую правду. Я многое видел, многое слышал, мои слова полностью достоверны.

- И ты можешь подтвердить их доказательствами? - удивленно спросил эльф.

- К несчастью, мои слова – это все, что у меня есть, но я готов поручиться жизнью в ответе за них!

Его мистически красивое, исполненное решимостью, лицо ясно свидетельствовало о том, что он говорит искренне и от всего сердца.

- Кажется, я понял, - сказал Рафаэль, утомленно вздохнув. - Ты опасаешься, что я буду чрезмерно строг с этим принцем?

- Ваше высочество…

- Хорошо, я смягчусь. Теперь ты доволен?

Леннар поклонился в отчаянном порыве благодарности. Рафаэль смутно догадывался, почему экрон так волновался об этом вампире, но пока не был до конца уверен в своих предположениях.

- Что ж, веди его. Я готов принять гостя.

- Хорошо, ваше высочество.

- Я буду в приемном зале.

Леннар скрылся, а Рафаэль перешел в соседнюю комнату, просторную, величественно обставленную, как и все другие, с прекрасными огромными картинами на стенах. Он сел в кресло, расположенное напротив другого кресла, и весь поник, опустил голову, сжимаясь от странного тоскливого чувства, терзающего душу.

Казаться сильным гораздо легче, чем быть сильным на самом деле. Но то, что произошло ночью, он не забудет никогда. Злые, мстительные глаза Кристофа будут являться ему в кошмарах, уничтожая надежду и заставляя рыдать от безысходности. Вряд ли ему удастся что-то изменить.

Ненависть Кристофа слишком сильна; она живет, бушует и растет, словно зловещая волна, идущая издали – кажется, ускользнуть от нее ничего не стоит, но, в конце концов, она настигнет всякого. Настигнет, сломает, перевернет, лишит здравого смысла… лишит жизни.

Но, как это ни поразительно, надежда все еще жила. Смутная, отдаленная, ничтожная, горькая, но, к несчастью, живая.

Рафаэль отчаянно верил, что все еще может измениться. «Я не сдамся так просто,- твердил он, сжимая кулаки.- Я могу сделать Кристофа счастливым, только я один и могу, но он должен привыкнуть ко мне, узнать лучше. Может, он признает, что был несправедлив, и все изменится? Я так хочу в это верить!»

Он напряженно смотрел в окно, раздумывая над этими суровыми жизненными противоречиями, когда явился Леннар, а за ним следом – принц Луиджи.

Эльф с трудом справился со своими грустными чувствами и, приняв невозмутимо-величественное выражение, приветствовал гостя.

Луиджи был одет изящно, но не вызывающе, как многие другие аристократы, что несколько расположило к нему Рафаэля.

Как только Леннар удалился, он ровным голосом предложил ему сесть в кресло напротив. На это Луиджи почтительно молвил:

- Вы уверены, ваше высочество?

- А разве я должен сомневаться? - удивился юноша.

Наследник Тринидада не менее удивленно сказал:

- А вы разве не знаете? В Тамире никому не разрешается сидеть в присутствии царственных персон.

- Глупости! - немедленно заявил Рафаэль. - Какое это удовольствие – беседовать стоя, когда кругом полно кресел и диванов? Нет, мои гости будут сидеть. Поэтому садись!

Луиджи посмотрел на него с нескрываемым восхищением; в эту минуту Рафаэль выглядел потрясающе и говорил не хуже всякого древнего монарха.

Вампир сразу подумал, что ему такое непринужденное величие никогда не давалось и, несомненно, не дастся и в будущем.

Он покорно сел и неуверенно глянул на Рафаэля, тот пристально смотрел на него в ответ.

- Я хотел поздравить вас лично, ваше высочество, и увериться, что с вами все в порядке.

- Интересно, а почему ты допустил мысль, что я могу быть в беде? - тихо спросил юноша.

- Вы вчера так неожиданно исчезли… а потом не вернулись. Я опасался, что король увел вас из-за меня.

- Почему ты так решил?

- Потому что вы исчезли сразу после моего поздравления. И у короля, когда он уводил вас, было очень… недовольное лицо.

Рафаэль устало вздохнул. Некоторое время они молчали, затем эльф тихо проговорил:

- Скажи мне честно, Луиджи, ты неравнодушен к моему мужу?

- Ваше высочество, этого-то я и опасался! Нет, конечно, нет! Я уважаю Кристофа, восхищаюсь им, но никаких сердечных чувств никогда к нему не испытывал. Так же, как и он ко мне. Сначала, когда родители соединили нас узами помолвки, Кристоф откровенно презирал меня, тогда как я страшился его и с ужасом представлял, как буду жить с ним. Хотя, конечно, мое восхищение жило и тогда, но, поверьте, оно не имело для меня ровно никакого значения. Постепенно между нами возникли холодно-уважительные отношения, но никакого тепла никогда не проскальзывало. Никогда, ваше высочество. Поэтому я пришел в полное недоумение, когда вчера, на празднике, Кристоф так ласково встретил меня. Я сразу почувствовал неладное, потому и встревожился, когда он так поспешно увел вас. И сегодня пришел, желая выразить вам свое уважение, и увериться, что ничего плохого не произошло.

Рафаэль вдруг отвернул голову и в отчаянии сомкнул пальцы в замок.

«Солгал… Он и, правда, солгал мне! А я ведь так страдал, думая, что ему нужен не я… Кристоф, зачем?..»

Неожиданно он утратил всю свою величественность, тоска и страдание всецело завладели им, на глаза навернулись слезы.

Он прижал руку к лицу, но Луиджи успел увидеть отчаянное выражение, исказившее его прекрасное лицо.

Вампир в ужасе смотрел на него:

- Ваше высочество… Ваше высочество, что-то случилось, да? Он унизил вас?

- Нет, нет, - всхлипывая, повторял Рафаэль, - все в порядке. В порядке…

И тут Луиджи пронзило страшное озарение. Он упал на колени перед Рафаэлем и, чувствуя нарастающие слезы, стал гладить его по плечам:

- Ваше высочество… о нет, нет. Нет!

- Все в порядке!

- Я сразу заметил, что вы неестественно бледны, но только теперь понял… О Кристоф, будь ты проклят!

- Луиджи, перестань! - Рафаэль поднял голову и схватил его за руки. - Не говори никому о том, что узнал! Умоляю – не говори!

- Почему? Он надругался над вами, причинил такие страдания! Пусть все узнают, какое он чудовище!

- Нет! Поклянись, что не станешь никому рассказывать! Поклянись!

- Я не понимаю вас, - шептал вампир, слезы сострадания скатывались по его щекам, впитываясь в воротник камзола. - Я не понимаю вас, ваше высочество.

- Просто поклянись, - сказал Рафаэль, тяжело вздыхая. - Для меня это очень важно. Я очень прошу.

- Я… я… хорошо, я клянусь, но…

- Вот и все, - Рафаэль погладил его по волосам, - так надо. Так надо.

Луиджи, все еще проливая слезы, вдруг положил голову ему на колени, и Рафаэль как-то сразу успокоился, мягко поглаживая его по плечам, хотя отчаяние все еще душило его, не давая покоя.