- Ты не должен извиняться. Никогда, - король сурово посмотрел на него.

- Перестань. Пусть прошлое останется в прошлом. Мы начинаем заново, как будто ничего не происходило.

- Но ведь происходило…

- Разве это важно? Главное, что мы теперь вместе и можем смотреть друг другу в глаза, не опасаясь увидеть там ненависть или страх.

Кристоф едва заметно кивнул:

- Ты прав. Как всегда.

Он ласково сжал его руку и, видимо, хотел сказать что-то еще, но в этот момент им пришлось отвлечься, так как в зал вошли послы из другого королевства.

Между ними не осталось секретов, остался лишь осадок, мутное прикосновение увядающих страхов, да и тот затаился в преддверии счастливого дня, и уж наверняка растает, когда этот день наступит.

Носить под сердцем экрона гораздо труднее, нежели вампира или эльфа. Такая беременность длится не девять, а одиннадцать месяцев, тревожных и радостных, исполненных неуверенностью и счастьем. Рафаэль отчаянно ждал того дня, когда сможет взять свое чудо на руки.

Кристоф ждал вместе с ним, не менее отчаянно и трепетно, но, по правде говоря, не показывал этого даже своему мужу, из опасения, что муки вины, порожденные прошлым, вырвутся на волю и все испортят.

Время, кажется, замедлилось, скованное тихим счастьем, время единства и понимания, о котором Рафаэль так долго мечтал.

*

Восемь месяцев спустя

В огромном, изукрашенном пурпуром зале толпились многочисленные придворные, стоящие вдоль стен с самыми терпеливыми и хладнокровными лицами. Впереди, возле входа во внутреннюю комнату стоял король Тамира – его напряженная поза ясно свидетельствовала о том, что он взвинчен сверх всяких пределов.

Рядом, в красивом бархатном кресле, сидела принцесса Эллен, испуганная и в то же время решительная. Тут же величественно прохаживалась госпожа Каролина, приехавшая в Тамир всего неделю назад.

Внутренняя комната навязчиво приковывала взгляды всех присутствующих. В эту самую минуту там находился милорд Рафаэль, и с ним – лекарь Демарио, которому предстояло принять роды. Они скрылись уже как девять часов и тридцать семь минут – Кристоф очень внимательно вел отсчет, ежесекундно поглядывая на часы.

Глухое молчание царило в зале, страшная тревога пронзала короля, волнение за мужа и унылые опасения лишали его всякого покоя. Мысли о прошлом раз за разом окатывали его холодными волнами безнадежного отчаяния. Ведь он столько грешил против Рафаэля, неужели у него есть право надеяться, что юноша выживет, родив экрона?

Смутная тоска охватывала Кристофа по мере того, как минуты ускользали в бездну, а его размышления, проникая в сердце, становились все мрачнее и тоскливее.

И тут, ни с того ни с сего, Эллен спрыгнула с кресла и недовольно уставилась на Каролину:

- Я первая буду держать малыша!

- Вот еще! - фыркнула та. - Я старшая, значит, все привилегии мне.

- Нет! - воскликнула Эллен. - Я сестра короля!

- Это не преимущество, глупая.

- Я не глупая!

- Весьма глупая.

- На портрете Рафаэля ты гораздо приятнее, чем на самом деле!

- Едва ли это что-то меняет, - Каролина, похоже, получала удовольствие, дразня ее.

Кристоф хмуро поглядывал на них, потому что, откровенно говоря, их споры страшно давили на нервы, но как раз в тот момент, когда он отвлекся от двери во внутреннюю комнату, в зал вышел Демарио.

Как всегда, лицо лекаря ровно ничего не выражало, поэтому не имело смысла заключать какие-то выводы по его виду. Вампир сурово взглянул на Кристофа:

- Можете заходить, а вы, леди, подождите здесь. Торопиться незачем.

Каролина и Эллен возмущенно переглянулись, но Кристоф этого уже не видел. Он осторожно вошел в комнату и сразу увидел Рафаэля.

Юноша сидел на кровати, склонившись к изящному возвышению, расположенному рядом. На этом возвышении лежали два крохотных свертка, издающих тихое едва различимое сопение.

Сердце короля замерло в смятении. Он молча сел рядом с мужем и принялся завороженно рассматривать младенцев.

Он словно потерял ощущение реальности, не в силах поверить, что у него теперь не один, а целых два наследника. Два мальчика. Два альфы.

Их открытые глаза, кажется, проникали ему в душу, искореняя застарелые сомнения и упрямую вину. Крохотные розовые лица морщились, словно от недоумения, но глаза: у одного ярко-зеленые, у другого – светло-лиловые, смотрели совершенно осознанно, как будто зная и понимая все, что видели.

Король растерянно усмехнулся:

- Похоже, всем хватит, кого держать.

Рафаэль кивнул: вражда Эллен и Каролины разразилась уже давно и трудно сказать, какие мотивы руководили принцессами. Ну, теперь-то они наверняка помирятся, ухаживая за драгоценными племянниками.

Кристоф продолжал очарованно глядеть на своих беззащитных наследников.

- Знаешь, - вдруг заговорил Рафаэль, - я придумал, как мы их назовем.

- И как? - машинально спросил тот.

- Элиот и Карлин, в честь сестер. Что думаешь?

- Прекрасная мысль.

Юноша усмехнулся, видя, каким изумленным и восторженным взглядом Кристоф смотрит на своих деток. Вампир и не предполагал, что может быть настолько счастливым.

- Смотри, - вдруг сказал он, - у зеленоглазого волосы цвета снега, а у аметиста – черные.

- Я знаю. Кажется, они взяли у нас всего понемногу.

Кристоф протянул руку и осторожно погладил младенца с фиолетовыми глазами по щеке. Малыш уставился ему прямо в глаза и крохотными ручками сжал его руку. Король затаил дыхание, всепроникающее безграничное тепло завладело им.

Рафаэль мягко рассмеялся, с радостью читая на его лице многочисленные светлые эмоции, такие яркие и сильные, каких, кажется, он не видел еще никогда.

Внезапно король повернулся к нему и тихо сказал:

- Ты успокоил мою мятежную кровь, подарил радость и наследие, исцелил раны и умерил ненависть. Ты дал мне все. Но что получил взамен?

Рафаэль ласково посмотрел на него:

- Отпусти вину. Мы прошли через многое, но, знаешь, даже в худшие дни я не жалел о своем решении. Ни разу не пожалел. И теперь я могу уверенно сказать, что тогда, решив стать твоим мужем, поступил совершенно правильно. И что теперь я бесконечно счастлив.

Счастье и странная тоска пронзили Кристофа. Он порывисто обнял юношу, зарылся лицом в его мягкие встрепанные волосы, чувствуя, как тот обнимает его в ответ.

Он отпустит вину. Непременно. Ведь это желание Рафаэля, а его воля – единственное, что имеет для него серьезное значение. Ну и, конечно, воля его наследников, когда они подрастут.

Но до этого еще далеко. Пока же он имеет полное право обнимать своего эльфа и с наслаждением чувствовать ответ.

Конец