Вампир стал ненавязчиво подталкивать юношу к кровати, и когда тот упал на одеяла, немедленно приник к его шее, покрывая долгими поцелуями нежную кожу. Его прикосновения воспламеняли Рафаэля, точно огонь; юноша, сам того не сознавая, сладко стонал от его чувственных ласк, вздрагивал от каждого яростного поцелуя, от ощущения сильных рук на спине и талии.
Он и не представлял, что Кристоф может быть настолько пылким, нежным и страстным; видя от него одну лишь жестокость, он решительно исключил возможность чувственного наслаждения между ними и теперь, впервые сознавая всю безграничную пламенность вампира, безнадежно таял в его руках.
Кристофа поражала его чувствительность, невероятная нежность, потрясающая невинность; тихие стоны Рафаэля приводили его в восторг, он ласкал его еще мучительнее и сильнее, стремясь вырвать громкие крики наслаждения.
Он знал многих омег, но никогда не испытывал такого сокрушительного удовольствия. Наверное, потому что ни к кому из них не питал сердечных чувств.
Вскоре ощущения стали почти невыносимыми, и Рафаэль, сильно выгнувшись, мучительно застонал. На секунду Кристофа охватило смутное сомнение, но он решительно отмел его и, крепко поцеловав мужа, начал осторожно подготавливать его. Эльф беззащитно откидывал голову, полностью доверяясь ему, и, кажется, хотел умолять, но, сгорая от непереносимого чувства, был не в силах связать и двух слов. Свирепое желание ударило Кристофу в голову; глухо зарычав, он развел ноги эльфа и стремительно толкнулся в него на всю длину.
Проникновение ошеломило их, словно молния, разразившаяся среди ясного дня. Дикая фантастическая страсть охватила Рафаэля; восторженно вскрикнув, он непроизвольно дернулся навстречу, впиваясь в плечи вампира, а тот, впадая в странное безумие от вида его блаженного лица, с хриплым рычанием начал вонзаться в него, каждым толчком вызывая феерическое наслаждение.
Его мечта осуществилась. Сладострастные крики Рафаэля раздавались почти непрерывно, доставляя ему безумную радость и восторг. Чувства и ощущения смешались в потрясающем водовороте жаркого единения. Близость сводила с ума, поражала сознание, словно дурман.
Чувства переполняли их, вся невысказанная нежность, все сдерживаемые прикосновения выплеснулись в этом беспорядочном порыве.
Страхи Рафаэля, затаенные на дне сознания, стремительно испарялись, вина и печаль Кристофа, ставшие проклятьем его души, искажались, медленно теряя свою силу. Они отчаянно тянулись друг к другу, наслаждались, отпускали и прощали. Безраздельное единство исцеляло их, словно магическое лекарство.
Прошлое теряло всякое значение, будто дымка, уходящая с появлением солнца; словно тень, смещенная светом. Остались только чувства: искренние, отчаянные, откровенные и ослепительные.
Хищное рычание Кристофа становилось все более надсадным и хриплым, крики Рафаэля – отчаянными и короткими. Экстаз окатил их одновременно, словно волна густого пламени; только что не взрываясь от ослепительного ощущения, Кристоф с глухим стоном излился, и Рафаэль, неистово закричав, тут же последовал за ним. Все еще содрогаясь от пережитого взрыва, король Тамира упал на кровать рядом с мужем и, натянув на них одеяло, крепко сжал юношу.
Они ничего не говорили друг другу, потому что слова не имели никакого значения. Все сказали чувства. Тепло и нежность во взглядах, мягкость поцелуев, счастье и удовлетворение в чувственном единстве. Счастье уснуть, впитывая взаимное тепло.
Да, в эту ночь они заснули совершенно счастливыми. Твердо зная, что стена, долгое время разделявшая их сердца, безвозвратно разрушена.
========== Глава 15. Мятежная кровь (заключение) ==========
Возвращение в Тамир сопровождалось долгими напутствиями со стороны Адриана и угрозами – со стороны Каролины. Кристоф хладнокровно вытерпел все ее колкие замечания и, когда она заявила, что непременно явится в Дагон через несколько месяцев – проверить состояние брата, решительно сказал, что будет рад ее видеть.
Отправляясь в путь, он не пожал руки правителя Эльфланда, видимо, не в силах преодолеть укорененную неприязнь, но все-таки расстались они почти, как друзья.
Вампир с огромным теплом и нежностью относился к Рафаэлю. Былая его жестокость иссякла, смещенная осознанием вины и раскаянием. Рафаэль, несомненно, отвечал ему тем же.
Все, что им пришлось пережить, одарило каждого серьезным отпечатком, отметившим сердца памятью о безрассудных поступках и пережитых страданиях. Но, впрочем, взаимное стремление помочь друг другу искореняло печальные воспоминания, и дружеское тепло придавало решимости отпустить прошлое.
Эллен с невероятным восторгом встретила их; ее мечта осуществилась: в глазах Рафаэля мерцала неподдельная радость, а при виде ее и вовсе вспыхнуло веселье.
Девочка долго и внимательно рассматривала портрет Каролины и, в конце концов, заявив, что у нее гордое и противное лицо, утащила картину прочь.
Рафаэль пришел в полное недоумение, но Кристоф быстро разъяснил ему причину столь странного поведения. Взрослое и серьезное лицо Каролины, скорее всего, навело Эллен на мысль, что родная сестра имеет огромное влияние над Рафаэлем, и ее сокрушил порыв ревности.
Они от души посмеялись над этим, но юноша с тех пор никогда не заговаривал с Эллен о сестре.
Вскоре они вернулись к своим королевским занятиям, и первое, что сделал Рафаэль, получив возможность высказывать свое мнение, это уговорил Кристофа пожаловать Леннару титул герцога.
Поняв его замыслы, король немедленно согласился. Они подарили верному царедворцу многочисленные земли, роскошные дворцы и, конечно, много золота и других драгоценных металлов.
Леннар всячески благодарил их, только что не сходил с ума от радости, ну и, естественно, едва вступив в права герцога, ринулся в Тринидад, просить руки Луиджи. Мать юного наследника, узнав о новом титуле Леннара и, к тому же, выяснив, что он теперь сказочно богат, некоторое время сомневалась (видимо, для приличия, она ведь столько раз гнала его с самыми нелестными замечаниями), но вскоре дала свое согласие.
Через несколько недель они поженились, и Луиджи поселился в Тамире, вместе со своим мужем. Они много раз являлись в королевскую резиденцию, стремясь излить благодарность Рафаэлю (ведь это была исключительно его щедрость), но юноша, не желая выслушивать бесконечные восхваления, атаковал их вопросами, лишая возможности высказать слова признательности.
Он совершил этот поступок от всего сердца, желая вознаградить Леннара за верность, а Луиджи – за участие. Благодарность не имела для него никакого значения. Его открытое благородное сердце не нуждалось в превозношениях.
Впрочем, не только Леннар всячески старался выразить ему признательность. К великому негодованию Кристофа, в Дагон явился наследник Норигарда, стремясь лично увидеть своего спасителя. Он увидел его и, кажется, упустил из внимания тот факт, что в приемном зале, помимо Рафаэля, присутствовал также и король.
Красота эльфа поразила светловолосого вампира, он так откровенно таращился на него, что Кристоф чудом сдержался и не свернул ему шею. Выразив все свои чувства и извинения,- гораздо пламеннее, чем рассчитывал,- принц удалился, оставив Кристофа сожалеть о том, что он все-таки не прикончил его.
- Как же я ненавижу этого щенка! - заметил он, повернувшись к Рафаэлю.
Тот удивленно взглянул на него:
- Разве он сделал что-то не так?
- Конечно! Он нагло таращился на моего мужа!
- Я уверен, он смотрел так же, как и все.
- Мне виднее, - хмуро сказал Кристоф.
Юноша накрыл ладонью его руку:
- Прости, что я не могу стать видимым лишь для твоих глаз.