- Убирайся! – прошипел Аваддон, с яростью и мукой вперившись в Ноама. – Сгинь отсюда!

- Легко, - бесчувственно пожал плечами Ноам. – Больше не приду, не беспокойся.

Он исчез, не дав ничего ответить, пугающе равнодушный по сравнению с тем, каким был, когда только влетел сюда.

Задыхаясь, Аваддон тяжело откинулся на спинку кресла. Попытка излить эмоции не принесла облегчения, наоборот, стало еще хуже. Пытаясь раздавить друг друга, они уже не получали былого удовлетворения. Вся эта нелепая ревнивая вражда казалась теперь редкостной глупостью по сравнению с той необъятной болью, что терзала их сейчас.

Они еще не осознали всего до конца, но уже поняли главное: цена за упрямство и властолюбие, которыми они не пожелали пренебречь, оказалась слишком высокой. Настолько высокой, что теперь ни один не знал, как идти вперед дальше. Собственно, это их и не интересовало. Вопрос стоял иначе: как выжить в мире, где больше не было единственного источника света и тепла, благодаря которому они вообще полюбили эту самую несчастную жизнь?

*

В конечном итоге, ноги или, вернее, руки, направлявшие Сполоха, привели Дирна в Гнилой Котлован. Он не планировал этого изначально, все произошло само собой, будто некая неведомая сила пожелала, чтобы он приехал именно сюда.

Надо сказать, столь неприглядное название уже давно не соответствовало облику города. Стараниями Дирна и людей, которых он назначил, это довольно-таки большое, когда-то безобразное поселение приобрело за последние годы весьма приятные очертания. Убогие лачуги, заполнявшие здесь раньше все улицы, давным-давно снесли, на их месте выросли приличные деревянные коттеджи, построенные по специальной, очень умной системе, благодаря которой даже зимой в домах сохранялось тепло, несмотря на экономное потребление дров и угля. Старинные шахты, являвшиеся здесь основным источником необходимых ресурсов, были перестроены, оснащены современным качественным оборудованием, что резко сократило количество смертей, а также уровень заболеваемости шахтеров.

Всё заброшенное, ветхое и бесполезное было разрушено – взамен город обрел разнообразные хозяйственные центры, пригодные для жизни дома, а также некоторые культурные заведения – две библиотеки, несколько уютных чистых таверн и даже маленький театр для детей, учившихся в теплых, совсем недавно отстроенных школах.

Все это не только помогло устранить нищету и ужасающее положение города, но и занять людей полезной деятельностью, дать многим из них хорошую работу и, таким образом, место и цель в жизни. На улицах больше нельзя было увидеть оборванных, умирающих с голоду попрошаек, замученных изнуренных женщин, бесцельно шныряющих по переулкам детей – возможно, впервые за все время своего существования город наполнился здоровой жизнью, спокойными сытыми лицами и витающей в воздухе ясной надеждой.

В последний раз Дирн был здесь два года назад, тогда еще многое не было достроено, все вокруг напоминало растревоженный улей, бесформенный и непонятный, как незавершенная картина. Теперь же он с изумлением оглядывал все, что было сделано по его воле, хоть он и не принимал в этом прямого участия. Он был рад, хоть и чувствовал грусть из-за того, что его бедным родителям не довелось дожить до этого светлого времени. Он всюду держал свой фантомный облик и нигде не привлекал излишнего внимания.

Сытно пообедав в одной из нарядных процветающих таверн, он в то же время узнал много интересного. Во-первых, Дирна Барн-о-Баса в Гнилом Котловане восхваляли так, что ему даже неловко было слышать о себе такие восторженные речи. Но когда он попытался слегка остудить пыл своих собеседников, неуверенно высказавшись относительно несметного богатства того самого Баса, позволявшего ему совершать такие поступки без особого труда, он встретил такое бурное негодование, что больше уже не рисковал вмешиваться и только посмеивался в душе, выслушивая неутихающие песнопения.

Во-вторых, в этой же таверне определилось его ближайшее будущее. Один из охотников, обедавших за соседним столом, рассказывал товарищам о только что достроенном домике у реки, который он хотел бы сдать какому-нибудь порядочному постояльцу, что представлялось ему довольно-таки непростой задачей. Все-таки приезжих в Гнилом Котловане по-прежнему было немного, и такие услуги пока не пользовались большим спросом.

Дирн снова решил все спонтанно, но снова с твердой уверенностью в том, что именно так все и должно было произойти.

Ему удалось внушить старику доверие, он выглядел таким обычным и безобидным, что казался самой удачной находкой из всех возможных, а наскоро выдуманная история о простой трудовой жизни и недавней смерти жены, вынудившей его оставить от горя прежние места, окончательно развеяла все сомнения и обеспечила ему тихую и бестревожную жизнь в родном городке.

Следуя за своим новоиспеченным арендодателем к своему будущему жилищу, Дирн рассматривал окрестности, узнавал многие места, где часто проводил время в детстве, тренируясь на деревянных мечах или охотясь на разных мелких зверьков, и думал обо всем и ни о чем одновременно. Это было странное состояние: состояние спокойствия, соединенное с глубокой, пока еще неявной душевной болью.

Дом оказался совсем небольшим, но чрезвычайно добротным и надежным. В нем было все нужное для комфортного проживания, хоть он и был крайне далек от того лоска и вычурности, к которым Дирн привык за последние пять лет. Впрочем, падким на роскошь он никогда не был и потому счел такой кров настоящим подарком судьбы.

Он внес оплату сразу за три месяца вперед и задумчиво застыл посреди крошечной гостиной, когда довольный Самни (так звали арендодателя), снабдив его ключами и всеми необходимыми инструкциями, удалился в превосходном расположении духа.

Было удивительно тихо, так тихо, что Дирн слышал тоненький звон в своей голове. Он еще не знал, как будет жить дальше, чем займется и когда. Он не думал об этом. Исступленное спокойствие внезапно покинуло его, он едва сдержался, чтобы не рухнуть на колени посреди этой безмолвной тихой комнаты и не зарыдать во весь голос.

Два лица настойчиво мелькали перед его глазами, вызывая нестерпимую боль и одновременно бессильную ярость, два образа, которые ему не суждено было забыть в этой жизни.

И все-таки он сдержался. Его лицо не изменилось, и даже глаза остались совершенно сухи. Он знал, на что обрекал себя, и даже сейчас ни о чем не жалел. Он верил, что время сможет хотя бы ненамного притупить эту боль, это поистине безжалостное, выжигающее изнутри отчаяние. Время, которого теперь у него была целая вечность.

========== Глава 19. Утешение ==========

Дирн не имел привычки долго колебаться над принятием решения (за исключением некоторых небезызвестных случаев) и потому тянуть с выбором деятельности тоже не стал. Соседи могли бы заподозрить неладное, если бы он совсем не показывался и ничем не занимался, но что гораздо важнее, он бы сам не выдержал мертвого прозябания. Он трудился на благо себе и другим и тогда, когда не испытывал никаких душевных терзаний, а сейчас, когда ему сама жизнь давалась с трудом, худшее, что он мог сделать, это не делать ничего. Поэтому он занялся тем, чем с юных лет владел превосходно, что не раз спасало его семью от голодного сна и даже сейчас пользовалось немалой востребованностью – охотой на Камышовых кроликов.

Эти кролики значительно отличались от обычных белых и бурых кроликов; они были гораздо меньше по размеру, быстрее, хитрее, а со вкусом их мяса не могла сравниться даже нежнейшая телятина – это было мясо, достойное стола Благословенных, даже таких знаменитых и могущественных, как Ноам и Аваддон.

Однако охотиться на Камышовых кроликов умел не каждый: они были чрезвычайно умны и увертливы, редко показывались и обитали в самых глубоких частях леса. Большинство охотников занимались, так сказать, более перспективной дичью: птицей и парнокопытными, а Камышовые кролики считались чем-то вроде деликатеса: полакомиться ими удавалось чуть ли не раз в год и в самых умеренных порциях.