Как он ни злился на Ноама и Аваддона, когда задуманный им план принял вполне реальные очертания, будто острый камень оцарапал ему сердце. Ранка пока была маленькая, почти неощутимая, но он знал, что она не останется такой надолго. Теперь, когда времени почти не осталось, она будет расширяться с неумолимой стремительностью, подобно тому, как водный поток, набирая силу, несется сквозь прорвавшуюся плотину.

Созданное из Русалочьей Звезды и Ланиерита Полотно Фавна представляло собой простой на вид зеленовато-серый камень, из которого Исаирис сделал неприметный тонкий кулон; оно совершенно не походило на тот мощный неодолимый артефакт, которым на самом деле являлось. Дирн пока не надел его, оно лежало в сумке, притороченной к седлу, надежно спрятанное в маленьком потайном кармане. Полотно обладало тонкой чувствительностью, Дирн боялся активировать его раньше времени, поэтому держал пока подальше от себя.

Отдаляясь от дома Исаириса, он уже не чувствовал никакого облегчения. Ему было не по себе. Что-то мерзкое подкрадывалось к горлу, вызывая мучительный страх и что-то еще, что-то, чего он никак не мог сейчас допустить.

Он был в самом центре Орлиной Дубравы (густой лес на юге Альдена), когда конь под ним неожиданно споткнулся, застав его как раз в самом задумчивом и отрешенном состоянии духа. В других обстоятельствах он бы, возможно, смог удержаться, но он был слишком рассеян, а скорость к этому времени развилась внушительная, поэтому он не просто упал, а вылетел на полном ходу из седла, успев лишь в самый последний момент сгруппироваться так, чтобы основная сила падения пришлась на руку и бок.

Как ни странно, ему повезло. Хотя удар чуть не выбил из него дух, он уцелел и даже почувствовал себя вполне сносно спустя две-три минуты. Только тогда прорезалась острая боль в локте и кое-что еще – понимание, что упал он вовсе не случайно.

Дирн заметил бледный свет между двумя деревьями впереди, а затем и темную фигуру, от которой он исходил. Фигура стояла совершенно неподвижно и не давала возможности четко разглядеть себя. Но от нее исходила опасность – в этом не могло быть никаких сомнений, и потому Дирн, несмотря на все еще мучившую его ломоту во всем теле, немедленно заставил себя встать. Быстро не получилось, но к тому времени, как он это сделал, его неведомый преследователь сухо произнес:

- Никогда бы не подумал, что Ноам опустится до такого.

Голос был совершенно незнакомый, однако, чуть привыкнув к темноте, Дирн понял, что видит этого человека не впервые. Это был Благословенный, с которым он нередко сталкивался в Белом Колизее, и который неизменно присутствовал на всех Собраниях Краеугольного Сената. Кажется, его звали Таддеус Безмятежный… Влиятельная, но не слишком яркая персона, с которой Дирн никогда не имел никаких дел.

- Вы? – воскликнул он скорее от неожиданности, чем от непонимания. Понимание уже зародилось в его сознании, вызванное только что услышанной фразой, и быстро обрастало закономерными деталями. – Что, черт побери, вам от меня нужно?!

Оставшийся на дороге Сполох издал пронзительное ржание; бросив взгляд в ту сторону, Дирн понял, что конь вовсе не споткнулся, ему сломали ногу. И сделано это было явно с помощью магии.

- Мне нужно от тебя только одно, - ровным голосом сказал Таддеус. – Чтобы ты исчез.

Дирн снова сосредоточил на нем все свое внимание, больше не видя необходимости задавать вопросы. Взгляд Таддеуса, на поверхности спокойный, в глубине таил зачатки неуправляемого безумия. Того, что Дирн услышал и только что вспомнил, было достаточно, чтобы все понять. Он бы никогда не догадался, но да, это была одержимость.

Если так подумать, на Краеугольных Собраниях Таддеус всегда занимал место рядом с Ноамом. Да и в Белом Колизее Дирн видел их несколько раз вместе…

Таддеус, единственный из всех Благословенных, имел с Ноамом почти приятельские отношения. Однако видел в нем, похоже, совсем не приятеля. Он подкрадывался к нему, вероятно, задолго до того, как Дирн узнал о своем родстве с Маллори… И теперь, когда Ноам выбрал другого, не мог смириться с поражением.

Дирн был в ярости из-за сломанной ноги своего коня, однако осознание того, что Таддеус мечтал завладеть Ноамом, вызывало в нем еще большее бешенство. Он понимал, что этот мерзавец не позволит ему даже прикоснуться к мечам, однако не собирался скрывать своих чувств. Собственно, в этом и не было особой необходимости. Так или иначе, он уже был обречен.

- А ты высокого о себе мнения, - сказал он с хмурой усмешкой. – Считаешь, что достоин такого, как Ноам? А ты ничего не забыл? Он – лев, возвышающийся над всеми, а ты – червь, которого он может раздавить, не заметив. Тебе никогда им не владеть.

С искаженным от злости лицом Таддеус взмахнул рукой, и правое плечо Дирна как будто взорвалось: кровь брызнула из него обширным фонтаном, заставив его пошатнуться от резко полоснувшей чудовищной боли.

- Хочешь сказать, ты достоин? – от спокойствия Таддеуса не осталось и следа: вся его обида и нездоровая жажда обладания хлынули наружу, придав его чинному облику оттенок больного уродства. – Ты – придорожная грязь! Я никогда… никогда не допущу этого!

- Я достоин его еще меньше, чем ты, - пробормотал Дирн через силу. – Но я, по крайней мере, знаю свое место.

- Если бы ты знал его, ты бы не посмел к нему приблизиться!

- Знаешь, а я и не хотел поначалу. Но уже приблизился. И кому-кому, а тебе точно никогда его не отдам.

Второй выпад разорвал левое плечо, и Дирн рухнул на колени, безуспешно пытаясь сдержать рвущуюся наружу кровь. Снова послышалось настойчивое ржание Сполоха: в этот раз не столько жалобное, сколько тревожное. Это был преданный конь, заботившийся о хозяине не меньше, чем о самом себе. Дирн вспомнил о спрятанном в седельной сумке Полотне Фавна и с горечью усмехнулся. Похоже, воспользоваться им уже не придется.

- Никто и не нуждается в твоем одобрении, - глухо сказал Таддеус, медленно приближаясь к нему с охваченной алым пламенем ладонью. – Да и в тебе самом никто не нуждается. Ноам должен быть моим.

- Да он скорее Аваддона полюбит, чем тебя!

Казалось, грудную клетку Дирна вспороли тупыми вилами: он повалился на бок, изо всех сил пытаясь удержаться в сознании, дернул обе руки к груди и погрузил их будто в свежий фарш: кожа была разорвана почти до кости и едва удерживалась над судорожно колотившимся сердцем.

- Замолчи! – Таддеус продолжил наносить убийственные удары, прижав его голову к земле мертвой хваткой. – Чертов наглец!

Боль усиливалась, воздух, который Дирн глотал через рот, уходил в неизвестном направлении, заставляя его сердце биться еще сильнее, а кровь – быстрее покидать слабеющее тело. Хватка между тем становилась все жестче, от давления, прилившего к голове, Дирн чувствовал себя ужаснее всего, и в какой-то момент ему стало ясно, что никакая борьба его уже не спасет. Он не был готов к такой мучительной смерти, но и молить о пощаде не собирался. Несмотря на всю боль, он по-прежнему яростно ненавидел Таддеуса. И чувствовал невыносимую грусть из-за того, что теперь уже точно навсегда покидал Ноама и Аваддона.

«Ноам… дострой свой дворец… уверен, он будет потрясающим, как и ты… Хотел бы я… хотел бы я… каждое утро расчесывать твои волосы… Ава… Черт, Ава, прости меня… Не страдай, пожалуйста, не страдай… Люблю вас обоих… Никому не отдам… Вы оба мои… Хоть и недолго осталось…»