- Да, - сказал Дирн, с силой закрывая глаза. – Я сделаю. Очень скоро.

Он так решительно настроился на скорые действия, что на какое-то время совершенно позабыл о всякой сонливости, однако теплая близость Аваддона вскоре снова рассеяла его тревожность, и он позволил себе спокойно задремать, отбросив на время все терзания. Впервые за долгое время и Аваддон осмелился уйти из осознанного мира, чтобы дать отдых своему измученному, всегда напряженному до крайности уму и впервые за долгие годы проспать много часов, так и не увидев ни одного кошмара.

========== Глава 15. Принятие ==========

Вопреки своей целеустремленности, Дирн так и не смог ничего решить. Если ночью он был твердо уверен в том, что должен немедленно объясниться с Ноамом и окончательно разорвать с ним всякую связь, то утром ему захотелось умереть от одной только мысли об этом. И он не придумал ничего лучше, кроме как… сбежать.

Не навсегда, разумеется, но очень далеко: на юго-запад, где у него давно были запланированы некоторые важные дела. В силу вечной занятости он долго их откладывал, а теперь ухватился, как за единственный шанс сбежать от окружившей его тяжелой действительности. Он понимал, что всего лишь оттягивает неизбежное, но все равно нуждался в этой отсрочке, потому что не был до конца уверен в правильности своего решения. По правде говоря, он ни в чем еще не был до конца уверен.

Поездка принесла ему немало неожиданных открытий. Оказалось, что многочисленные юго-западные города, которые еще десять лет назад погибали в нищете и запустении, за последние годы восстали из пепла, обросли хорошей добротной мануфактурой и ухоженными упитанными гражданами.

Многие из этих городов Дирн посещал в юности во время своих странствований и потому сейчас испытывал огромное удивление, находя когда-то бедствовавшие земли в прекрасном цветущем состоянии. Сам он тоже вкладывал внушительные средства в развитие отдаленных поселений, но его интересовал в первую очередь центральный запад, Гнилой Котлован и территории близ него, тогда как на юге он не имел никакого влияния. Многие представители Краеугольного Сената занимались благотворительной деятельностью, но никто еще не забирался настолько далеко и не достигал настолько выдающегося результата.

Дирн был изумлен, но расспросы не помогли ему ничего выяснить. Даже влиятельные чиновники этих городов не располагали конкретной информацией, знали только, что помощь шла из Краеугольного Сената, но кто именно ее организовывал и спонсировал – об этом им было известно не больше, чем Дирну. Собственно говоря, это и не слишком их беспокоило, а вот Дирн заинтересовался не на шутку и даже попросил у главы областной префектуры разрешения провести день в местном Доме Закона, чтобы изучить документы и, может быть, таким образом дознаться до правды. В этих местах бумажки не обладали той значимостью, что в Белом Колизее, поэтому позволение ему дали без всяких проволочек.

Однако сначала он должен был разобраться с собственными делами, которых скопилось достаточно за последние годы, к чему он и приступил без лишних промедлений, решив уделить время пустякам по завершении основных целей поездки.

Как и следовало ожидать, работа быстро избавила его от праздных мыслей, полностью погрузив в дела насущные. Целых две недели он не мог думать ни о чем, кроме этих самых дел, и только под конец, когда уже всё было почти завершено, и до отъезда оставались считанные дни, он вспомнил о заинтересовавшей его загадке и посетил-таки Дом Закона.

Ему дали полный доступ к архивам, неограниченность во времени и небольшой уютный кабинет, где он мог восседать за столом со всеми удобствами, читая и рассматривая все, что ему было угодно. Его интересовали только преобразования, произошедшие в городе за последние десять лет, и он искал преимущественно в этом направлении.

Договоров, перечней, указов было более чем достаточно, но, как ему и сказали, всюду фигурировал лишь абстрактный Краеугольный Сенат, без каких-либо конкретных имен. Это было очень странно, сам по себе Краеугольный Сенат не мог выступать в предприятиях; даже если участвовало большое количество представителей, их имена всегда указывались на первой или последней странице документа, даже если сам перечень занимал не одну страницу.

Исполнителей указов Дирн не принимал в расчет, они были всего лишь наемной силой, трудившейся по воле… бескрайнего и безжизненного Краеугольного Сената.

Это невозможно было воспринимать всерьез. И Дирн не собирался этого делать. Убедившись в том, что все бумаги последних лет обладали одной и той же необъяснимой характеристикой, он обратился к более ранним, малоизученным источникам. Их было гораздо меньше, и большинство из них тоже не имели подписи, и все-таки Дирн наткнулся на подсказку. Подсказку, от которой его сердце так и рухнуло в область левого колена.

В первый момент он не поверил, счел недоразумением, но, наткнувшись на тот же символ еще трижды, понял, что даже здесь беда, от которой он пытался сбежать, не собиралась оставлять его в покое.

Еще раз внимательно изучив крошечный герб в самом низу страницы, он негромко пробормотал в пустоту кабинета:

- Черт бы тебя побрал.

*

Вдали от источника света, не имея права узнать, в порядке ли он и чем занимается, Ноам чувствовал себя подавленным как никогда. Глубокое уважение, которое он испытывал к Дирну, запрещало ему следить за каждым его шагом, поэтому всё, что он себе позволил, это выяснить его приблизительное местоположение, без каких-либо значительных подробностей. Если бы он не знал и этого, он бы точно сошел с ума за эти две недели. А поводов для беспокойства у него и так было более чем достаточно.

Он перестал видеть содержание лежавшей перед ним бумаги, когда те невыносимые слова в очередной раз пронзили его сознание:

«Наверно, дело в том, что ты себя не любишь. А я тебя – да».

Ноам не верил в то, что это означало конец для него. Он боялся этого и отчаянно не хотел верить. Надежду ему давало лишь то, что Дирн не пришел разбивать ему сердце на следующий же день. С другой стороны, его побег тоже мало о чем говорил. Возможно, он хотел собраться с силами, чтобы покончить с ним раз и навсегда. Ведь, откровенно говоря, до сих пор он сопротивлялся не слишком сильно. Да, ворчал, да, возмущался, однако ни разу не поднял прямого бунта.

С каждой встречей его симпатия становилась все очевиднее, и Ноам уже готов был поверить в то, что у него есть реальный шанс, когда это проклятое чудовище снова перетянуло веревку на свою сторону. Да еще и обошлось перед этим с Дирном совершенно непростительно.

Ноам, конечно, не оставил Аваддона без предупреждения: навестил его на следующее же утро и прямо заявил, что в случае повторения подобной выходки разнесет как минимум половину его замка. Аваддон отнесся к его словам на удивление спокойно, и Ноам знал, почему. Он был слишком счастлив, чтобы придавать значение подобным пустякам. Ноам и сам не замечал бы ничего вокруг, если бы Дирн сказал ему такие слова. Но он просто исчез, даже не попрощавшись перед отъездом. И Ноам только и мог, что томиться в ожидании, скорее всего, бескомпромиссного отказа.

- Что-то не так с этой бумагой? – словно сквозь буран, прорвался в его сознание голос Таддеуса. – Может, мне стоит взглянуть?

- Нет, - Ноам заставил себя вернуться в реальный мир. – Задумался слегка.

- На тебя не похоже, - добродушно усмехнулся Таддеус. – Обычно ты сосредоточен до такой степени, что тебя даже страшно отвлечь.

- Как ни странно, даже я иногда бываю рассеянным.