Если с Аваддоном у него все-таки была какая-то связь, то почему он испугался за Ноама, этого он никак не мог понять. Но факт оставался фактом: если минутой ранее он сам готов был прибить его, то появление Аваддона резко всё изменило. Ему совершенно точно не хотелось, чтобы Аваддон убил Ноама или вообще хоть что-то с ним сделал. А от мысли, что убить или сделать что-то ужасное мог Ноам, вообще хотелось оторвать себе голову.
Всё это было очень странно, он не понимал собственных чувств, отношения, реакций, не видел во всем этом логики, и это, мягко говоря, совсем его не ободряло. Особенно тоскливо становилось от осознания безнадежности сложившейся теперь ситуации. Он отлично понимал, что после встречи этих двоих от того сомнительного равновесия, что он удерживал до сих пор, очень скоро не останется ни малейшего следа. Однако плыть по течению и уступать он тоже не собирался.
Разгромлен он был лишь пока.
========== Глава 10. Объяснение ==========
Цену величия Ноам познал задолго до совершеннолетия и даже задолго до вступления в подростковый возраст. Он был слишком мал, когда его отец Ричард Непреклонный взял в обработку его еще ничем не омраченный гибкий ум и дух. И эта обработка не оставила Ноаму шанса сделать собственный выбор в жизни.
Стремление к власти, умение удерживать власть, необходимость власти, бессмысленность жизни без власти – вот перечень основных категорий, на которых сосредотачивалось внимание Ноама с самого детства. Отец научил его многому, но всё, абсолютно всё, что он давал ему, было так или иначе связано с властью.
Ноам был обречен стать тем, кем он стал в итоге – практически неуязвимым лидером, управляющим великой страной, сильным настолько, что даже враги не могли причинить ему достойного вреда. Многие питали к нему тайную зависть, считая его счастливейшим человеком во всем королевстве, но в действительности он был одним из тех, кто за всю свою жизнь ни разу не испытал истинного счастья.
Потому что у него никогда не было шанса сделать то, чего хотелось ему самому. Никто никогда не задавал ему этого вопроса.
В детстве он слишком восхищался отцом, чтобы всерьез перечить ему, а яростный бунт в пятнадцать лет привел к наказанию, последствия которого до сих пор не давали ему спокойно спать по ночам.
Тогда он осознал свое призвание: он хотел стать архитектором, творцом выдающихся магических сооружений, которые восхищали бы мир и вдохновляли людей, ищущих свой путь в жизни. Его решительная попытка отстоять свое право на собственный выбор обернулась сокрушительным провалом.
Отец заточил его на полгода в темницу, где он изо дня в день пребывал в кромешной темноте, что под конец едва не свело его с ума. Темница была зачарована таким образом, что он не мог использовать в ней магию; его силы тогда еще не достигли полного объема, поэтому обойти барьер ему было не под силу. Он ничем не мог себе помочь, не мог даже добыть света, и это сломило его волю.
Когда отец выпустил его, он больше не осмелился идти ему наперекор. Никто бы этого не подумал, глядя на Ноама сейчас, но в свое время он проиграл главную битву своей жизни. С другой стороны, тогда у него просто не было другого выбора. Если бы он сбежал или продолжил борьбу, отец наказывал бы его бесконечно; его не зря прозвали Непреклонным, он бы ни за что не уступил даже перед лицом смерти.
Поражение Ноама заключалось в том, что он продолжил исполнять волю родителя даже тогда, когда превзошел его и по силе, и по влиянию. Теперь дело уже было не в слабости, а в привычке. Он настолько привык подавлять свои желания, следовать чужой воле, что по инерции остался на этом пути даже тогда, когда могущество отца уже не довлело над ним. Он слишком глубоко погрузился в созданную им жизнь, чтобы теперь взять и одним махом порвать с ней. Мечта осталась в юности, а реальность он знал слишком хорошо, чтобы позволить себе такие перемены.
В этой душевной отрешенности он прожил много лет, пока однажды не встретил Дирна Барн-о-Баса.
В отличие от большинства влюбленных, Ноам всегда точно знал, за что полюбил этого человека. Для него Дирн был тем, чего сам он не имел никогда – свободой. Он не сразу хорошенько разглядел его, а когда сделал это, удивлялся, наверно, бесконечно.
Дирн казался ему невероятным; пускай его жизнь была полна многих лишений, он не ломался, всегда шел, куда хотел, делал, что хотел, и никогда не жил по чужой указке. Даже наследство Маллори он принял лишь потому, что сам этого захотел, а не потому что кто-то надавил на него! Для него как будто не существовало правил, он даже ездил верхом, хотя среди богачей Альдена это было совсем не принято.
Ноам долго наблюдал за ним, не смея приближаться, а когда, наконец, решился, кое-кто другой уже успел опередить его…
В тот вечер все слуги в Сапфировом Бору прятались по углам после его возвращения. Наверно, таким разъяренным его еще никто не видел. Но он лишь заперся в своем кабинете, сбросил мантию и магической волной снес все стекла, что были в помещении.
Может быть, он бы не ярился так сильно, будь это кто-то другой. Но Аваддон Чудовищный… Он ни в чем не уступал ему, они были равны, это был действительно сильный противник, серьезное препятствие, от которого Ноаму хотелось снести не только стекла, но и весь дворец.
«Как так могло произойти, что из всех именно он разглядел его?! Сорвал самый прекрасный цветок в мире… Не прощу!»
Он и себя ненавидел за то, что медлил так долго, но на его решимость добиваться Дирна это никак не влияло. Впервые в жизни он встретил того, кто наполнил ярким светом его пустую забитую душу, он не собирался отступать, несмотря ни на какие трудности. Отец больше не мог остановить его, и в этот раз он был намерен сделать всё, чтобы отстоять свое право на счастье.
*
Весточка от Терри пришла незадолго до полуночи, и Дирн, вопреки своему недавнему решению взять паузу, немедленно покинул Серебряную Долину. В этот раз всё было по-другому, он точно знал это, и не мог проигнорировать призыв от того, кого, несомненно, неплохо знал все эти годы.
Он не стал переодеваться, прошел вместе с Терри к карете в той же одежде, в которой приехал, и не получил от знакомого слуги никаких возражений.
- Прошу, - только и сказал тот, кивая на открытую дверцу.
- А повязка? – Дирн и так знал ответ, но захотел почему-то услышать.
- Хозяин больше не желает закрывать вам глаза, - последовал ожидаемый ответ. – Причины я не знаю.
- Это странно, Дирн, - Терри не на шутку встревожилась. – С чего вдруг? Может, не поедешь?
- Поверь, сейчас точно бояться нечего, - Дирн с улыбкой приобнял ее и направился к карете. – Пожалуйста, спи спокойно.
По его беспечной самоуверенности не трудно было догадаться, что он знал о происходящем куда больше, чем показывал, и Терри, по-видимому, ничего не оставалось, кроме как последовать его настойчивому совету.
Дирн наконец-то получил возможность узнать всё, о чем до этого момента мог лишь догадываться.
Путешествие по большому счету было именно таким, каким он ощущал его с закрытыми глазами. На середине пути они действительно прошли через портал – яркое, золотисто-черное полотно, не вызывавшее при переходе ни малейшего дискомфорта. Сразу за порталом вырос густой темный лес, деревья в котором были настолько высоки, что Дирн, как ни старался, так и не смог разглядеть сквозь них ни кусочка неба.
Из-за стоявшей вокруг темноты он не мог увидеть слишком много, но у него почти не было сомнений в том, что они находились в знаменитой Черной Роще, являвшейся неотъемлемой частью Черного Леса, легендарного поместья Аваддона Чудовищного. Дорога шла по просторной каменной тропе, освещенной с двух сторон яркими белоснежными фонарями, которые, в конце концов, привели их к помпезному черному замку, чьи острые шпили ясно выделялись на фоне безоблачного темно-синего неба.
