Аваддон так и не дал ему шанса прикоснуться к себе, ему хотелось полностью контролировать все его ощущения, и это было самой коварной и в то же время сладкой пыткой, которой Дирн когда-либо подвергался. В итоге момент взаимного предела был успешно достигнут, и они одновременно сорвались, ловя губами пронзительные стоны друг друга, от которых любой случайный свидетель прислонился бы к стене в полном изнеможении.

Дирн снова на несколько мгновений вылетел из реальности, все еще чувствуя под ладонями прохладную шероховатую спину, а когда пришел в себя, давление чужого тела исчезло, зато под его головой покоилась приятная теплая рука, а плечом он прижимался к мощному горячему боку. Дирн тут же повернул голову в ту сторону и мгновенно ощутил на лбу прикосновение знакомых тонких губ. Этот простой ласковый поцелуй заставил его сердце пропустить несколько ударов, и он сказал без всякой робости:

- Я хочу увидеть тебя.

- Увидишь, - тут же заверил спокойный мягкий голос, - но не сегодня.

Дирну было достаточно уже того, что на него не рассердились за подобное заявление. И в то же время такой ответ слегка смутил его; ему вдруг показалось, что Хрустальный Князь отлично знает, кто он такой, и ответ его был основан как раз на этом знании. Впрочем, он легко отогнал от себя эту мысль, уверенный в том, что безумное единение, действовавшее на них обоих с такой сокрушительной силой, было необычным не только для него, и отсюда и происходило особое к нему отношение.

- Я не боюсь твоих шрамов, - сказал Дирн искренне, безуспешно борясь с сонливостью. – Они даже приятные. Как холодный мрамор. Если ты беспокоишься насчет этого, перестань. Я не боюсь.

- Я знаю, - Аваддон с наслаждением водил носом по его встрепанной макушке. – Спи. Я знаю, что переборщил сегодня.

- Я был уставшим еще до того, как приехал сюда, - пробормотал Дирн, закрывая глаза под повязкой. – Однажды я приеду к тебе бодрым, и мы будем кувыркаться до самого утра.

Только этот человек мог заставить Аваддона так улыбаться. Он ничего не сказал, хотя сказать мог бы многое. Например, заявить, что представители подобной профессии должны быть бодрыми всегда или обескуражить Дирна вопросом о том, чем же он занимался на протяжении целого дня, что так сильно устал.

Аваддон не желал с ним играть. И не собирался больше напрасно тратить время. Он желал обладать этим человеком и уже сейчас испытывал убийственную готовность сделать всё, чтобы достичь этой цели.

- Не однажды, - он крепко поцеловал спящего Дирна в подбородок. – Скоро ты всегда будешь со мной.

*

Сапфировый Бор испокон веков считался одним из самых древних и величественных поместий тамирской элиты. Если насчет первого Дирн мало что знал, то со вторым он был полностью согласен, правда, считал, что к слову «величественное» необходимо было также добавить «помпезное» и «до нелепости огромное». В общем-то, эти две характеристики более чем точно отражали внешний облик этого поистине колоссального королевского дворца.

Но то был дворец, природа же вокруг него была действительно впечатляющей. Так называемые Сапфировые Буки, зачарованные предками Ноама много веков назад, занимали здесь огромные пространства и представляли собой настоящее чудо естественного и магического союза, образовавшего в итоге особый вид материальной сферы.

Дирн бывал здесь лишь однажды, в тот самый год, когда официально вступил во владение Серебряной Долиной; тогда в Сапфировом Бору был организован пышный бал в честь двухсотлетия отца Ноама Великолепного, Ричарда Непреклонного, который созвал на свой праздник всех наиболее влиятельных представителей Тамира, чем, разумеется, никто не смог пренебречь. Тогда Дирн и вывел свой двойственный вывод: насмешливое отношение к вычурным размерам дворца и глубокое восхищение к окружавшей его природе.

Сейчас, совершая очередной визит в это легендарное поместье, он вынес ровно такое же впечатление. При всем своем неудовольствии к этой вынужденной поездке он не мог не испытывать благоговейного восторга при виде вековой мощи исполинских деревьев, чья кора напоминала отшлифованный сплав агата и сапфира, а листва была будто пронизана темно-синей Волшебной Пылью. При этом деревья были вполне себе живыми, в их кронах обитали тысячи редких зверей, а их корни уходили глубоко под землю, питаясь естественной природной влагой.

Этот лес зачаровывал, потрясал воображение, и то же самое, очевидно, полагалось делать и гигантскому дворцу, что находился в самом его центре, но Дирн, полный предубеждений, только сильно нахмурился, когда карета, наконец, остановилась у северного крыла, которое само по себе могло сойти за внушительный замок.

Его слегка насторожило то, что возле крыльца больше не наблюдалось других экипажей, да и вообще: атмосфера вокруг не соответствовала намечающемуся празднику. Он-то полагал, что Ноам собирается устроить что-то вроде бала, а с ним переговорить отдельно в кабинете.

Ситуация стала еще подозрительнее, когда слуги провели его в большущий пафосный зал с длинным, изысканно сервированным столом посередине. Подозрительным было то, что стол был сервирован всего на двух персон! Дирн и так направлялся сюда без особого восторга, а теперь и вовсе помрачнел так, что на лбу у него образовались две глубокие складки, которые в Серебряной Долине часто многих пугали, потому что грозили не самыми приятными последствиями.

Тем не менее, он молча сел за стол и приготовился ждать, никак не выражая своего недовольства. Так или иначе, он уже оказался здесь и считал необходимым довести дело до конца, выяснить, что, в конце концов, взбрело в голову Ноаму и заверить его в бесполезности всяких нечестных игр.

Ноам не заставил себя долго ждать и своим появлением поверг Дирна в легкий эстетический шок.

Мало кому приходилось видеть Ноама Великолепного в темном, обычно он всегда носил светлые наряды, дорогие белые мантии и разумно сочетал всё это с красными, фиолетовыми или другими яркими аксессуарами. Сейчас же на нем был черный бархатный костюм с равномерным узором из золотой тесьмы на груди и плечах, что в сочетании с распущенными белоснежными волосами создавало просто возмутительно красивую картину.

Дирн, к своему стыду, даже опешил на несколько мгновений, он просто не ожидал, что цвет одежды может до такой степени изменить внешний вид человека, заставить увидеть привычную фигуру совсем в другом ракурсе. Само собой, он быстро оправился от неожиданности и невольно похвалил себя за то, что внешне никак не выразил своего потрясения, однако это было не так. Пусть совсем ненадолго, но Ноам уловил в его глазах блеск удивленного восхищения, и даже такая крошечная победа согрела ему душу.

- Простите, что заставил ждать, - он сел за стол напротив Дирна, тут же беря в руки вилку: сегодня ему не хотелось угнетать юношу своим неотступным вниманием. – Прошу вас, угощайтесь. Здесь нет ничего ни отравленного, ни зачарованного.

- Я не голоден, - ответил Дирн, хмуро наблюдая за ним. – Вы говорили, что хотите устроить званый вечер? Где же гости?

- Они уже здесь, - усмехнулся Ноам, бросая на него короткий взгляд. – Или мы с вами уже породнились?

Дирн хотел сказать что-нибудь соответствующее, поддержать этот странный легковесный тон, но вовремя сдержал себя. Не стоило фамильярничать с Ноамом Великолепным, этот человек никому не позволял подобного, а исключения обычно таили в себе какое-нибудь очень опасное дно.

Похоже, Ноам и правда был голоден: он ел, соблюдая все правила столового этикета, но был при этом так тороплив и ненасытен, что Дирн, сам того не заметив, прилип к нему взглядом, неосознанно следя за четкими движениями его рук, работой сильной челюсти и редкими моментами, когда он обводил губы языком…