– Совершенно верно! – кивнул дроу и уставился на Мелькора. – Куда делась твоя корона?

Майрон обернулся на Мелькора. На лице у майа было написано выражение, которое можно было поровну истолковать как желание убивать и безоблачную нежность.

– Кстати, хороший вопрос, – он улыбнулся. По-прежнему неопределенно.

Мелькор сыто улыбнулся и широко развел руки.

– О, во имя меня же! – он обвел взглядом присутствующих, особенно долго задержавшись на Майроне. – Вы что, всерьез поверили, будто я могу расстаться с ней хотя бы на минуту? Какая наивность!

Вала небрежно встряхнул головой, коснулся большого гребня, который украшал косу на затылке, и все с изумлением наблюдали, как очертания гребня поплыли, растянулись, превращаясь в огромную шляпу с павлиньим хвостом. А потом перья как будто съежились, начали втягиваться и чернеть, шляпа – истончаться, и, наконец, конструкция на голове Мелькора приняла форму хорошо знакомого Майрону железного венца Ангбанда, украшенного Сильмариллами, которые рассыпали дивной красоты перламутровое сияние.

Майрон убийственно спокойно смотрел на метаморфозу секунд пять. Кашлянул.

– Мэлко, – подозрительно нежно произнес он. – То есть, когда мы… и у тебя была заколка за ухом…

Мелькор бархатно прищурился, понизив голос до тягучих басовитых нот:

– Естественно.

Цири выбралась из комнаты со звоном в голове и легкостью в теле в поисках их Ан’ниви, ошиблась коридором, и оказалась в огромном шумном зале, переполненном флиртующей публикой. Здесь кокетливо хихикали, соблазнительно наливали игристое вино из фонтана, заказывали цветы и музыку для привлекательных одиноких дам, элегантно смотрящихся в зеркальце за своими столиками, пили за здоровье друг друга и уходили парами, поддерживая иллюзию светского разговора лишь ради игры приличий.

А за большой барной стойкой Цири мигом увидела ту, кого уж точно не ожидала.

Штурман Гонсалес с золотой серьгой в ухе, одетая в свободные штаны с высоким металлическим поясом и не менее свободную рубашку, обнажающую крепкие смуглые руки, спускала часть состояния, полученного после ограбления. Она беззастенчиво флиртовала с какой-то пепельной блондинкой, которая тонко хихикала, но на лице Гонсалес, попивающей ром, читалась оценивающая скука.

«Ах ты, зараза».

Цири сама не знала, почему почувствовала себя отвратительно оскорбленной. То ли потому что блондинка была пепельноволосой и зеленоглазой, то ли дело было в алкоголе, который мгновенно напомнил ей о неловко вспыхнувшей в дирижабле искре притяжения, но Цирилла мигом забыла о музыке. Она решительно прошествовала сквозь зал прямо к стойке и нахально уселась на высокий барный стул рядом с Гонсалес.

– Привет, – будто бы невзначай поздоровалась она со штурманом, даже не взглянув на блондинку, будто ее и не существовало. – Я не ожидала тебя здесь увидеть.

На лице тифлины мелькнуло изумление. Мгновение Гонсалес удивленно моргала, а потом бросила на Цири такой глубокий взгляд, что внизу живота скрутило.

«О, черт. Это алкоголь. Точно алкоголь».

Карамельные глаза штурмана блестели, как два темных янтарных камня. Гонсалес послала девице воздушный поцелуй.

– Прости, дорогуша. Это моя знакомая.

– Знакомая? – незнакомка смерила Цири испепеляющим взглядом и вильнула бедрами, затянутыми в фисташковое платье, больше напоминающее обмотанные вокруг тела куски ткани. – Хорошо, Гонсалес. Найду себе другую компанию на вечер.

– Вот и вали, – хрипловато промурлыкала штурман и повернулась к Цири, закинув ногу на ногу. – Что делаешь здесь, маленькая праймерша? – Гонсалес посмотрела на Цири.

На ее лице с темными пухлыми губами и слегка широким носом блуждала ленивая полуулыбка. Отвратительно раздражающая, похабная, мерзкая и дьявольски притягательная.

Цири прищурилась и жестом попросила юношу за стойкой подать ей точно такого же рома.

– Я тебе не маленькая, – фыркнула Цири, оскалив белые зубки и сверкнув изумрудными глазами. Она склонилась близко к лицу Гонсалес. – Или ищешь себе птичку, чтобы она пела голосом послаще?

Женщина перед ней вздохнула. Грудь высоко поднялась и опала под рубашкой.

– Вот поэтому ты мне и понравилась, – тихо проговорила она. – У тебя крылья из стали, как у самой прекрасной машины.

– Вот как? – Цири почувствовала удовлетворение и удивление. Уж от Гонсалес, через раз использующей ругань, такого комплимента она точно не ожидала.

А потом издала возглас неожиданности, когда чужие губы, горячие и мягкие, впились в ее собственные – нагло, бесцеремонно и чудовищно приятно. Она оттолкнула Гонсалес, но не так, чтобы оборвать поцелуй – придержала за воротник рубашки лишь для того, чтобы показать ей, что она уж точно не маленькая птичка.

– Что, вот так сразу потащишь меня в кровать, как ту девчонку? – Цири прищурила дикие изумрудные глаза. – Обойдешься. Сначала раскачаем это место.

В комнате висел плотный кумар кальянного дыма. Алкоголь на столе пополнился двумя бутылками разного цвета и ромом. Профессор глубокомысленно рассуждал о чем-то. Джарлакс очень внимательно его слушал и отчаянно пытался понять взаимосвязи в произнесенном, но делал крайне умный вид, который сходил за интерес:

– …таким образом, матриархат является важной составляющей вашего исторического и социального процесса, каким бы ужасным ты его ни описывал.

По правде говоря, попытки Джарлакса осмыслить непрошеную лекцию профессора, вытеснялись в воображении дроу разгулом пьяных метафор. Он битый час наблюдал за тем, что творил алкоголь с Мелькором и Майроном, и на ум наемнику приходило только неизящное и весьма сомнительное сравнение с двумя сношающимися слизнями. Поскольку вечер начался с того, что Майрон вполне благопристойно сел возле коленей разлегшегося на диване Мелькора, соблюдая ему одному известные правила приличия, но с каждой стопкой эти двое невыносимо медленно съеживались все ближе друг к другу в один милующийся педерастичный клубок.

«Ей-богу. Как будто медленно пытаются заползти друг на друга».

На деле не произошло ничего более неприличного, чем перемещение Майрона поближе к груди Мелькора и сползания Майрона головой на локоть валы, но для слипания от избытка нежностей Джарлаксу хватило бы и меньшего.

– О, во имя меня же, только не эта женщина! – рявкнул развалившийся на диване Мелькор, едва увидев, кто пришел вместе с Цири. Майрон переложил руку Мелькора себе на грудь и опрокинул внутрь очередную стопку алкоголя.

– Именно она, Мелькор, именно она, – поддразнила его Цири.

Гонсалес уперла руку в бок и кривовато ухмыльнулась, красноречиво обхватив Цири за бедра.

– О, трудящиеся голубого знамени. Привет.

Йеннифэр разморенно потягивалась и жмурилась в кресле. Вид у чародейки был подвыпивший и до крайности довольный, словно у сонной кошки. Ее блузка неприлично низко расстегнулась, юбка задралась почти до колен, открывая кокетливые кружевные чулки.

– Продолжайте, профессор, – промурлыкала она. – Вы умный мужчина и говорите исключительно интересные и прекрасные вещи о женщинах. А эти двое голубков всегда будут ненавидеть женщин.

– Ненавидеть?! – взвился Майрон и грохнул стопкой об стол, злобно уставившись на Йеннифэр. – Да у вас вечно так! Значит, про женщин и слова сказать нельзя, а нас только ленивый пидорами не назвал и это, по-твоему, нормально?

Гонсалес хрипловато усмехнулась и бесцеремонно плюхнулась на кресло-подушку, после чего потянула за собой Цири, которая, засмеявшись, повалилась штурману на бедра.

– Именно так, красотка, – Гонсалес опять ухмыльнулась, проводя ладонями по плечам Цири и глядя исподлобья на Майрона. – Или тебя это не устраивает?

Майрон презрительно скривил рот и налил еще себе и Мелькору. Опрокинул в себя.

– Нет, не устраивает! – возмущенно рявкнул Мелькор, ударив кулаком по подлокотнику дивана так, что тот затрещал.

Джарлакс выпил. Посмотрел на остальных. Профессор Ливертонд курил свой кальян, с искренним интересом наблюдая за дискуссией. В его темных призрачных глазах мерцал хитрый огонек.