Мелькор хохотнул и спустил курок.

Грохот и вспышка огня были такие, что легли, пригибаясь к полу, все. Все, кроме Мелькора.

Майрон бы назвал звук, который издал Мелькор, довольным визгом, невзирая на то, что с его горлом и басовым тембром голоса визжать было физически невозможно, поэтому получилось что-то, похожее на хрипловатый вопль безграничной радости.

На языке у него вертелось сигильское слово, которое определяло радость Мелькора не иначе как «уебанскую». Вала прищелкнул языком, поправил перья на шляпе, и упер в бедро приклад аркебузы.

– Обожаю порох за его искренность! – заключил он. – Дверь открыта!

Работа, которую проделали взрыв и щит, могла считаться ювелирной. На полу осталось идеально круглое выжженное пятно. Вместо дверей хранилища осталась точно такая же круглая дыра: двери попросту вынесло, вырвав с мясом эти пласты железа с ладонь толщиной.

Где-то вдалеке, многими этажами выше, раскатисто и мерно зазвенел колокол.

Джарлакс кашлянул, поправил повязку на глазу и оглянулся на всех, мгновенно поднимаясь на ноги.

– А что все встали? У нас как будто время есть!

В хранилище не рябило в глазах от драгоценностей. Напротив: каждая полка была тщательно подписана, пронумерована и само помещение пребывало в идеальном порядке. Педанта вроде Майрона мог бы настичь непредсказуемый бурный оргазм от одного созерцания подобной организованности. У личностей хаотичных, вроде Мелькора, начиналась зубная боль и приступ неизлечимого уныния.

Члены Вольной Лиги хлынули в зал, словно подстегиваемые кнутами, и принялись сгребать с полок все, что видели. Хаоситекты с хихиканьем торжественно таскали фиалки, выставляя горшки сердечком, а один из них поставил среди сокровищницы телескоп с круглым стульчиком, уселся на него, крутился и кудахтал, счастливо квохча.

Драгоценности летели с полок в бездонные сумки без разбора, а что сгрести не могли, то валили на пол и разбивали, если это можно было разбить. Жемчужные нитки, кольца с бриллиантами, ожерелья с изумрудами, просто деньги и торговые слитки – все это блестело и переливалось, ссыпаясь в мешки.

Аретуза Наварро постаралась, чтобы открыт был каждый сейф хранилища.

В воздухе отчетливо пахло гарью, коньяком и вином.

Модроны с жутким лязгом и сосредоточенной деловитостью подчищали все до последней монеты, раскладывая это по ящикам. Цири, Майрон и Йеннифэр обнаружили себя единственными, кто стоял в дверях зала, с кислыми лицами обозревая окружающий бардак.

– А вы почему ничего не берете? – мрачно поинтересовался Майрон у женщин.

Йеннифэр посмотрела на него, словно на идиота, и ответила прежде, чем Цири успела произнести хоть слово.

– Потому что денег и так навалом! А через портал мы ничего проносить не будем!

– А взлом, – все-таки подытожила Цири. – Это дело развлечения и принципа!

Звук взрыва прокатился даже в солдатской столовой. Стражники всех мастей, которые мирно ели кашеобразный суп (что был так же уныл, как служба в Гармониуме) с мясом, закусывая хлебом, вздрогнули и побросали ложки. Кто-то из них схватился за оружие. Кто-то за голову, придерживая шлем. Кто-то за задницу. Кто-то склонился над тарелкой, словно желая защитить ее.

Уж кому что дороже было.

А потом в столовую ввалился комендант и заревел во всю мощь солдатских легких:

– Общий сбор! Все в хранилище! Нас атаковала Вольная Лига!

– А вот и мой алмаз! – Мелькор торжествующе подошел к нише, закрытой стеклом, где виднелась маленькая золоченая тренога. – Роза Сигила! Вы посмотрите только! Пф! Кто вообще дает камням такие идиотские названия, тем более таким никчемным!

Он одним ударом кулака разбил стекло, после чего забрал кaмень.

Джарлакс невозмутимо сгреб в огромную сумку хрустальную тиару, тяжеленный золотой браслет, пять рубинов, несколько торговых слитков и гигантский изумруд в огромной броши для плаща.

– Это называется поэзией! – менторски изрек он Мелькору. – Между всем прочим, посмотри себе что-нибудь! Здесь полно исключительных вещиц, – Джарлакс со знающим видом оглядел эмалированное зеркальце с бриллиантами и сунул его в сумку после недолгих раздумий.

Мелькор снисходительно покачал головой.

– Я собирался исключительно забрать свое и наказать нахальных.

Дроу прислушался. Он различал топот десятков обутых в тяжелые сапоги ног, а потом ухмыльнулся и обнажил меч.

– У нас компания!

– Да неужели? – едко поинтересовался Мелькор. Но скьявону достал, громогласно возвестив с взмахом меча. – Эй, ненавистники диктатуры и поборники хаоса! У нас любопытные!

Лысый революционер рядом с ними, сбрасывающий в сумку исключительно торговые слитки и деньги, обернулся на вход. Из-под треугольной маски раздался хмык. По голосу угадывалась нехорошая ухмылка.

– Говорят, Гармониум даже срет по команде. Вот и проверим.

Внимания на слова Мелькора не обратили лишь хаоситекты. Они водили хоровод вокруг фиалок и того товарища, который начал крякать уткой и не переставал вертеться на стуле возле телескопа.

На лестнице началась свалка.

Вообще-то Цири предпочла бы избежать убийств, но выбора не оставалось. Когда первый стражник замахнулся на нее мечом, она с залихватским криком отпрыгнула и завертелась в пляске ударов, прорубая себе и Йеннифэр путь наверх.

А потом осознала полную бессмысленность того, что делала.

Модроны, в избытке нагруженные барахлом в два раза больше себя, невозмутимо маршировали вперед огромным клином, который лязгал и пер на солдат, не обращая внимания ни на что. Любого, кто пытался им помешать, они попросту сталкивали и затаптывали всем весом. Цири поняла свою ошибку и оттянула к стене Йеннифэр, когда модроны затоптали первого стражника. Железные ноги проломили ему череп, раздавив его, как спелую дыню.

Что было хуже – все модроны, как один, закрыли глаза и каким-то образом сжали рты так, что на всех поверхностях кубов не осталось ничего уязвимого. Йеннифэр выкрикнула заклинание, Мелькор ударил по струнам лютни, перекрывая лязг и какофонию, и несколько арбалетных болтов отскочили от щита против стрел, падая на мраморную лестницу, как бесполезные деревяшки.

– Капитан! – заорал кто-то из стражников с паническим ужасом в голосе. – Здесь марш модронов!

– Здесь… что?! – в голосе неизвестного мужчины послышалось еще больше ужаса.

– Модроны! – завопил кто-то из солдат. – Марширующие модроны!

– Уходите! Приказываю…

Что хотел приказать капитан стражи, так никто и не понял, потому что единственное, перед чем Гармониум был действительно беспомощен, так это хаос, и именно этим все и воспользовались. Один из хаоситектов с безумно растрепанными клочковатыми волосами канареечного цвета что-то не то прокудахтал, не то пропел – и все вокруг превратилось в какофонию.

– Рис! Кирпичи! – страдальчески орал какой-то стражник.

– Ку-ри-цы-ы! – в отчаянии тянул второй, убегая от марширующих модронов.

– Приказы ананасов! Приказы ананасов! – ревел где-то наверху капитан.

– Бобы из ложек, – серьезно изрек Майрон, поднимаясь по лестнице, и подавился фразой так, что икнул от ужасающего удивления и стыда. Он недоуменно нахмурился и произнес еще серьезнее. – Шестеренки варенья.

Цири нервно захихикала. Джарлакс молча лыбился до ушей, таща на плече невесомую волшебную сумку, набитую золотом так, что она стала размером больше самого дроу.

Все золото из хранилища они, разумеется, не вынесли, но по самым скромным подсчетам умудрились уменьшить состояние банка Триады примерно на три четверти. Размер причиненного ущерба и выгода устраивали абсолютно всех.

Мелодия, которую наигрывал на лютне Мелькор, звучала с издевательски жизнерадостным мотивом. Заклинание щита он ухитрился поддерживать без единого слова, одним голосом, и ему абсурд вокруг не мешал.

Тяжелее стало во дворе, окруженном каменными стенами. Из сигильских облаков лился обычный здесь премерзкий дождь. Утоптанный двор наполняла разгневанная стража, которая несла околесицу. Модроны гуськом поползли к вышке дирижабля, когда Мелькор ожесточенно замахал руками хаоситекту, который лишь улыбнулся во все зубы и пожал плечами.