– Они пахнут чужими снами! Снами других земель и миров!

Ганн слушал и не смел прерывать их. Смотрел сквозь пламя костра и кольца дыма, впитывал каждое слово и движение мерцающих перьев. Слушал могучий голос, гонгом бивший в его сердце, заставляя дух вибрировать и содрогаться от присутствия мощи, перед которой он сам был лишь кратковременной пылинкой.

Говорили, что Оккайен существовал с тех самых дней, когда здесь начали жить люди. Он был старше богов. Старше Бхаллы, бывшей тогдa юной девой. Старше Мистры, дарующей Плетение магии каждому живому существу. Старше Шар, ее злобного двойника, поддерживающей Плетение Тени, отравляющее своих заклинателей безумием. Ярость леса Иммилмар, его хранитель, был ровесником Оккайена.

– Ищи пришлых, дитя грез. Ищи тех, кто пахнет золой и кровью, ищи тех, среди кого нет невинных. Каждый – убийца.

Духи шептали, вторя ему.

– Убей их!

Горько пах можжевеловый дым и сладкой приторностью отдавались грибы. Медвежьим рыком звучал голос, сплетаясь с танцем тающего в мире духов костра, яркого, как желтые перья фазана. С Ганном говорила вся земля Рашемена, каждый ее уголок, который знали живущие в стране духи.

– Накажи их. Говори всем хатран охотиться за ними. Пусть берсерки и шаманы, и девы-воительницы, и даже держащие лук дети – пусть мстят за нас. Пусть отдадут их в лапы нежити, что выпьет их силы, пусть отдадут нашей ярости в кругу камней, пусть уведут напасть с наших земель. Такова наша воля.

Крик срывался в отчаянный плач.

– Отомсти за нас!

– Отомсти за него!

Оккайен повел могучими крыльями, рассыпая блеск изумрудов и густой синевы.

– Отомсти и разнеси весть о наказании преступников. А не то, Ганн-из-Грез, я сам явлюсь за тобой. И ты, и каждый человек ответит за то, что впустил их к нам, шаман духов.

Комментарий к Сугробы и старые кости.

К слову, должен заметить, что волшебное заклинание, примененное Пайкелом, является в правилах мира вполне рабочим и есть в редакции правил Dungeons & Dragons 3.5. XD Это система правил, на котором выстроена ролевая составляющая мира Фаэруна.

В оригинале заклинание 4-го круга (одного из низких) называется Cat Pile (“кучка котиков”) и если противник, попавший под воздействие заклинания, обладает недостаточной силой воли к сопротивлению (или просто провалил попытку сопротивления), то он становится очарованным и залипает на игру с котятами неопределенное количество времени, не обращая внимания ни на что вокруг. XD

Если вы все еще думаете, что я накурился и придумал это, то нет, вот вам ссылочка. XD

https://dnd-wiki.org/wiki/Cat_Pile_(3.5e_Spell)

========== Маски и ведьмы. ==========

3. Маски и ведьмы.

К Иммилмару они добрались к вечеру, как и обещал Айвен. Замерзшие, злые, голодные, как черти, и грязные, потому что весенние дороги южнее города превратились в вязкое месиво, где можно утонуть по щиколотку.

Холод в этом мире исправно действовал даже на Мелькора и Майрона. От большинства сил, привычных в Арде, не осталось и следа. Майрон морщился и вздрагивал от каждого порыва ветра, Мелькор ежился и шипел ругательства сквозь зубы. Замша щегольских верховых сапог Мелькора с золотым шитьем мгновенно заляпалась коричневой жижей почти по колено. Джарлакс сохранял преувеличенную скорость рваных движений, выдававшую безудержное стремление согреться. За время дороги он был единственным, кто говорил, в красках выполняя данное дварфам обещание поделиться собственной историей. То есть, трепался без умолку и рассказывал, как буквально оказался на вершине импровизированной кучи в снегу и фигурально – на очередном дне своей жизни.

На самом деле Джарлакс врал нещадно, изменив все обстоятельства своего рассказа, кроме истории с убийцей и позорного бегства из купален. Даже город изменил. И тем более не уточнил, что рылся в бумагах одного из Лордов Уотердипа. На всякий случай.

Цири, слушая вполуха, вздыхала украдкой и вспоминала теплую скеллигскую баню с разогретыми досками и обжигающим паром над камнями, а еще – восхитительное ощущение чистоты тела после нее. Сейчас она бы все отдала за бадью горячей воды, к тому же зверски хотела есть. Йеннифэр с отвращением обдумывала положение, в котором оказалась, и находила унизительным свой оборванный вид, превращавший ее, по мнению чародейки, из элегантной женщины в мокрую черно-белую курицу.

Земли вокруг были серы и удивительно унылы: тракт вился вдоль холмов и рощиц, покрытых снегом, вдоль оврагов и святилищ телторов. Мелькор неприязненно косился на них и обходил за десяток шагов по кругу, влипая в лужи: как ему казалось, незаметно. Шелестели голые деревья. Выл пронизывающий влажный ветер. Прыгали сороки. Пару раз им попадались опушившиеся еще к зиме лисы, с разбега прыгающие в снег за мышами. Сварливо каркали серые вороны.

К сумеркам закат на мгновение блеснул алым и золотым, но солнце быстро нырнуло за сизые тучи. А когда вдали показались грубые стены из дерева и камня, далекий холодный блеск озера, очертания башен какого-то замка и рыжие огоньки деревеньки под стенами, тонущие во влажном тумане – никто, кроме Айвена и Пайкела, и не подумал, что это и есть Иммилмар, сердце Рашемена.

– Это – столица?! – Мелькор не удержался и состроил кислую мину при виде пейзажа. Голые кусты, ели, овраги в орешнике, крытые соломой дома и неразборчиво-бурый цвет Иммилмара больше всего напомнил ему деревню аданов. Неправдоподобно огромную, грязную деревню, утыканную елками и отмеченную пятном гигантского дерева.

«Да эта дыра загорится от одной искры».

Почему-то он не сомневался, что и здесь встретит смехотворные потуги людей показать себя мыслящими созданиями, способными что-то создавать.

Цири, услышав слова Мелькора, пожала плечами и поддернула теплую шкуру на плечах, в которую ее заботливо укутали дварфы, не давая замерзнуть.

– А ты чего хотел? – с ленцой поинтересовалась она. – Дворцов золотых? Может, тебе еще и шелковые полотенца?

Мелькор невозмутимо дернул черной, словно прорисованной угольком, округленной бровью.

– Обойдусь. Шелк скользкий, знаешь ли.

Цири хихикнула.

– Да ну? Знаешь ли, из шелка обычно делают белье, – поддела она Мелькора. Больше из чистого любопытства, а еще из-за того, что он вел себя так, будто хотел, чтобы от одного взгляда сверху вниз все вокруг зарывались в землю в ужасе. – И раз уж тебе так известно, насколько он скользит…

Мелькор шумно выдохнул через нос.

– Заткнись.

Цири не обратила на угрожающий вид никакого внимания, закончив мысль с довольным видом:

– …то ты его носил на себе.

Майрон сдавленно всхрипнул, подавляя смех. Мелькор яростно уставился на него.

– Еще посмейся над глупостями маленькой аданет, – прошипел он и бросил на Цири лениво-утомленный высокомерный взгляд. – Какое скучное остроумие, девочка. Если ты…

– Да, да – раздраженно встряла в разговор Йеннифэр. – Если бы мы были в твоей крепости… и что еще ты там говорил. О казнях и пытках, кажется?

Остаток пути прошел в угрюмом молчании, разбавляемом лишь разговорами Джарлакса и Айвена, которые, очевидно, пребывали на собственной волне.

– …однажды мне пришлось выбираться без штанов из гарема. Точнее, штаны-то у меня были, но я потерял их по дороге, когда драпал через розовые кусты.

Йеннифэр беззвучно назвала Джарлакса идиотом, пошевелив одними губами.

Город встретил их, утопая в густых синих сумерках, приглушенных туманом. В свете факелов и жаровен виднелись бревенчатые, будто насупившиеся от холода дома с соломенными крышами и маленькими окнами (а то и вовсе без них). Дома стояли как-то вразлад, будто город строили среди хорошо прореженного леса. Сосны, ели, можжевельник, орешник и унылые березы выглядывали то тут, то там. Кое-где расхаживали и квохтали куры. На площади толпились палатки торговцев, но все какие-то блеклые и сникшие от промозглого холода, а рынок к темноте уже опустел. Широкие улицы раскисли по весне. Их избороздили колеи тележных колес.