За сохранение секретов производства я не слишком опасался. Во первых, благодаря Витру, у меня и моих мастерских начала появляться хорошая охрана. А во-вторых, в 16 веке сами мастера берегли свои секреты. Ибо от этого зависел доход всей их семьи. Тут, как раз была другая негативная ситуация. Многие секреты умирали вместе с их владельцами. Секрет стекла «золотой рубин», например, в свое время пришлось изобретать заново. И оно тоже было в моих планах по изготовлению. Только не по рецепту Кункеля, а по рецепту Ломоносова.

— Изобретение нужно назвать нашим именем, — пыжился Густав.

— Ну конечно… ты же алхимик, блин! Новый Парацельс! И кто тебе мешал придумать что-нибудь новое? Не-е-т. Ты, с упорством долбодятла, философский камень искал. Кучу денег на него спустил.

— Я рассчитывал…

— Да знаю я! Только это все бесполезно. Что ты сейчас делал бы, с урезанным содержанием? Если дядюшка Юхан нам хоть какие-то деньги выделяет, то Сигизмунд вообще прикрыл лавочку.

— Может, все-таки стоило с ним встретиться?

— А смысл? — скривился я. — Ты всерьез веришь, что он проникнется нашим тяжелым положением? Забудь. Мы и только мы сами можем о себе позаботиться.

— Я не ожидал, что ты начнешь заботиться и о других.

— Это ты об охране? Так то не забота, а предосторожность. Сначала, как ты помнишь, был Витр, который просто устал от бродяжничества. А потом людей набирал уже он сам.

— Ты ему доверяешь? — удивился Густав.

— Я никому не доверяю.

Профессия у меня такая была. Начисто исключающая доверие. Бывает, вытащишь ты человека из самой что ни на есть жопы жопной, а он все равно предаст. Причем совершенно по-идиотски. А бывает окажешь человеку небольшую, в общем-то, услугу, а он отблагодарит тебя так, что даже неудобно становится. Поэтому я предпочитал готовится к худшему.

Но, как ни странно, мои опасения пока не оправдывались.

Рубиновое стекло переливалось при свете солнечных лучей и выглядело поистине сокровищем. Это была победа. Победа полная и безоговорочная. Прежде всего, над собственным незнанием. Чтобы получить желаемый цвет стекла, мне понадобился не один год. Эксперименты, разочарования, отвлечения на другие проекты… и лишь к весне 1594-го я создал, наконец, то, что хотел. Очередной кирпичик в фундаменте моего благополучия.

Впрочем, жаловаться на жизнь и без того было грех. Даже не учитывая клад, я стал довольно богат. В предместьях Праги у меня было построено несколько мастерских, которые приносили очень хорошие деньги. Стекло (цветное и граненое), красители и (самое секретное производство, с беспрецедентной охраной) зеркала. Небольшие, с мужскую ладонь, и пока в очень ограниченных количествах. К ним делали оправу с ручкой (тоже произведение искусства) из дерева или из металла и продавали за сумасшедшие деньги.

Благодаря зеркалам я, наконец, смог разглядеть в подробностях, как я выгляжу. Нормальная внешность, как оказалось. Прямой тонкий нос, крупные глаза серого цвета, высокий лоб и темно-русые волосы, которые я, вопреки моде, стриг довольно коротко. Физиономия загорелая, обветренная, но породистая. Выгляжу моложе своих 26-ти.

— Я же говорил, что у меня прекрасная внешность, — надулся от гордости Густав.

— Ты говорил, что ты дамам нравишься. Да и насчет прекрасной ты… слегка преувеличил. Внешность как внешность, самая обычная.

— Ты все испортил, когда остриг локоны.

— Локоны пусть дамы носят, — огрызнулся я. — А стрижка да, не слишком удачная. Но теперь, имея возможность взглянуть на собственное четкое отражение, ее можно будет поправить. Я примерно представляю, как надо.

— Надо было соглашаться на покупку начищенной медной пластины. И ты намного раньше разглядел бы отражение.

— Что там вообще можно разглядеть? — отмахнулся я. — К тому же, у меня уже были планы по созданию зеркал. Так что глупо было покупать нечто худшее.

— Но подзорную трубу ты купил, хотя планируешь сам их делать, — напомнил Густав.

— Сравнил тоже! Я уже лопухнулся с компасом, так что теперь подхожу к изобретениям с осторожностью. А подзорную трубу я хочу усовершенствовать.

— И не отступишься, пока не сделаешь все идеально.

— А смысл халтурить? — удивился я. — Мы выпускаем и будем выпускать наш товар в очень ограниченных количествах. Во-первых, на маленьком производстве проще сохранить секретность, во-вторых, цены не снизим, а в-третьих, я не собираюсь помогать Рудольфу развивать его империю. Пусть сам старается.

Да и чего я буду упираться, таская каштаны из огня для постороннего императора? Я даже не уверен, что останусь жить в Праге. Мне нужна была база, и я ее получил. А дальше… дальше сплошные непонятки возникают. Я очень тщательно мониторил политическую ситуацию, и даже завел агентов среди торговцев. И поступающие новости меня не радовали.

Как я и опасался, рядом со шведским троном началась подозрительная возня. Два года назад скончался дядюшка Юхан, и в этом году его сын Сигизмунд короновался, став королем сразу двух держав.

Однако долго оставаться в Швеции он не мог, ибо Польша требовала постоянного пригляда. Проблем там было выше крыши. Только за последних пару лет там было два восстания (Косинского и Наливайко). Плюс, Сигизмунд получил на свою голову инквизиционный сейм против короля за неисполнение обещания по присоединению Эстляндии к Речи Посполитой.

Регентом Швеции стал наш общий дядя Карл, герцог Седерманландский. И что-то мне подсказывает, что история может повториться. Дядя отберет корону у племянника. Ну, по крайней мере, Сигизмунду не придется сидеть в заточении и скитаться по другим странам. У него есть Польша, которая никогда… никогда не даст ему скучать!

Для меня главное — чтобы его проблемы не стали моими. Не хочется быть втянутым в политические дрязги, учитывая, что корону можно потерять вместе с головой. А иезуиты меня не выпустят из сферы своих интересов. В Праге меня пасли не столь плотно, как в Падуе, но это, скорее, было связано с тем, что я стал финансово независим.

Деньгами на меня давить не получалось, но личного священника мне все-таки подсунули. Да и пофиг. Все равно без церкви в 16 веке было никуда. Не один, так другой рядом окопался бы и толкал свои душеспасительные речи. Уж лучше знакомое зло. Тем более, что наличие шпиона под боком стимулирует не расслабляться.

А целей для шпионажа было множество. Чего только стоили мои попытки улучшить подзорную трубу. Вариант 16 века был вообще никакой. И, похоже, Галилей еще не дошел до идеи двух линз — двояковыпуклой и двояковогнутой. Ни о чем подобном окружающие понятия не имели.

Впрочем, я все равно планировал создать свой вариант подзорной трубы, прогрессивней чем галилеевский и даже кеплеровский, используя систему призм Малафеева-Парро. Не думаю, что это будет просто, не факт, что у меня вообще получится, но я буду пробовать разные варианты, потому что если предлагать товар, то только наивысшего качества. У меня и к изделиям из стекла такие же требования. В моих мастерских производится только эксклюзив, единичные экземпляры, частенько на заказ.

Какой-то остряк придумал словосочетание «королевский стандарт», и оно прочно прилипло к изделиям моих мастеров. Толчком, возможно, стала стилизованная корона, которая стояла на всех экземплярах моей продукции, одновременно являясь и логотипом, и знаком качества.

Вот и подзорную трубу я намеревался сделать качественную. Никакого бумажного тубуса, как у Галлилея и перевернутого изображения, как у Кеплера. Ну и сразу с ювелирами договориться. Чтобы корпус достойный сделать. Здесь, впрочем, проблем не предвиделось.

Еще на этапе задумки со стеклом, я решил выяснить, как сейчас в принципе обстоят дела с огранкой. И оказалось, что так себе. Довольно примитивно. А ведь я знал несколько вариантов довольно интересной огранки. Вопрос был в том, чтобы все правильно рассчитать. И, признаюсь честно, первый блин вышел комом. Камень мы запороли. Благо, предусмотрев такой вариант, я выбрал не самый дорогой образец.