— Этого не хватит, — сказал Писарь. — Никто не знает, пойдет ли с ним сосед. Все боятся Рарга, боятся неизвестности. В минуту опасности лучше плохой, но знакомый и сильный король. А плох ли Йордан в глазах народа? Может вы и правы, может Йордан всех обманывает, но об этом никто не знает. Если бы обман раскрылся, Гаанцы сами бы повернулись против Йордана, тогда их нужно было бы только подтолкнуть.

— Мы пытались правдой все сделать, Писарь, но медальон увел твой мальчишка, — сказал Фатэль.

— Вернее твой сын. Вы не можете доказать правду и поэтому обманываете сами. Пытаетесь перешагнуть через ступеньку и не споткнуться. Не скажу, что я многое понимаю, но народ сильно верит в Гебу, а храм поддержит корону. У вас ни шанса.

— Все недостатки поправит Аден, — успокаивающе сказал Рассала. — Нам нужно заниматься своими маленькими делами. Кстати о них. Самый короткий путь от серой башни стражи до гильдии кузнецов пролегает прямо между домами служителей Гебы и храмом. Мы займемся этим проходом.

— Уверен, справитесь без меня, пойду, загляну к кузнецам, раздобуду кувшины, — сказал Фатэль и выскользнул из мастерской на улицу.

— Писарь, а ты-то веришь? — Рассала глянул наверх. — В Гебу?

— Видел такое, после чего глупо не верить, — ответил Писарь, припоминая, как ростки зашивали кожу.

— Это плохо, но постарайся не винить нас в богохульстве. Пойдем, встретим нашу гостью.

Вдвоем они нырнули обратно под землю. В лабиринте под белым домом сплеталось множество тоннелей катакомб. Факелом расталкивая тьму, Рассала вел сложной дорогой под смрадными узкими сводами. Шли больше часа, вонь постепенно убывала, крыс бегало все меньше, только воздух, теплый и густой вызывал у Писаря отторжение. Зато Рассала оказался таким простым и приятным человеком. Ему он решился задать вопрос, который беспокоил его куда больше намечавшегося переворота.

— Рассала, а что это за женщина, Мара? Все знают, а спросить не у кого. Неужели она из-за топей?

— Аден говорит она старинная подруга из народа Катаро, но никто ведь о таком и не слышал. Она смыслит в темных ритуалах, и ей подчиняются мертвые вещи. Что еще сказать, если сам мало знаешь? По неохотным рассказам Адена, Мара на многое способна.

— Я видел как огонь расступается перед человеком. Потом оказалось что молитва способна исцелять, но Мара… Знаешь как мы выбрались из той бури? Нас пронесли под водой два могучих потока воздуха.

— Я тоже всяких странностей в жизни видал, сначала пытался узнать, разобраться, но потом бросил. Люди, что обладают такими знаниями, никогда не поделятся ими просто так. Да это интересно, но мир удивителен и без чудес.

По катакомбам они вышли на поверхность далеко от города. День холодно темнел, ни солдат, ни проезжих.

Послышался топот копыт, три повозки без фонарей и факелов неслись к городу. На крышах сидели вооруженные солдаты в красных плащах. Рассала вышел на средину дороги и замахал руками.

— Эээ, караван, подвези до города!

— А ну в сторону, расшибу! — прокричал возница.

Дверца второй повозки открылась на зов Рассалы, оттуда высунулась девушка с туго перевязанными рыжими волосами и в мужской одежде. Она приказала остановиться. Когда повозки поравнялись с Рассалой, она спрыгнула на землю.

— Рассала, а ты поважнел, жизнь в Гаане идет на пользу. Где Аден? Это кто?

Она сильно ткнула Писаря согнутым пальцем в грудь. Он чуть не отступил на шаг.

— Аден у себя, точнее не в себе, ты поняла в общем, но ничего серьезного. Этот со мной. Новый боец за свободу.

— Ясно, прыгайте.

Дверца кареты приоткрылась, изнутри показалось тучное тело в белой рясе.

— Элис, дочь моя, что это за проходимцы? Столица совсем близко, я же говорил, нам нужно попасть туда до темноты.

Но вооруженный мужчина на козлах с грохотом захлопнул дверь.

— Бри! — рявкнула Элис. — Не тронь отца, он духовное лицо!

Бри покорно кивнул и отвернулся к лошадям. Втроем они залезли внутрь. Элис высунула в окно тонкую, выбеленную руку и покрутила пальцем в воздухе. Повозки двинулись. Напротив сидел толстенный служитель Гебы, его согнутая в локте рука будто держала невидимый шар, голова в вопросительном наклоне смотрела на Элис. Рядом с ним ютился щуплый с голодными впадинами на лице прислужник. Толстяк, прерываясь от волнения, спросил:

— Элис! Что это значит?

— Отче, не беспокойтесь, это значит лишь то, что не стоит доверять группе незнакомых вооруженных людей вашу безопасность в путешествии. Также нужно проверять, не подделаны ли грамоты, утверждающие их честность.

После этих слов отец часто и полногрудо задышал, вынул платок и обтерся.

— Что вы хотите? Что, что вам надо?

Прислужник — худая полная противоположность, безразлично смотрел в окно.

— Что нужно разбойникам? — проговорил он. — Деньги, золото Гебы? Ограбили бы нас и выбросили там, где поля, леса и не души. Но они довезли нас, значит, мы им нужны, но зачем?

Прислужник задал свой вопрос и смотрел на Элис, та улыбнулась, но ответил Рассала. Он снова превратился в матерого старого лимана.

— Скажем так, мы позаимствуем ваши костюмы и имена, провернем кое-какое дело, и можете быть свободны. Вам даже из кареты выходить не надо, переночуете здесь.

После этих слов, красный от пота отец заломился наружу, но Элис кинжалом заставила сидеть смирно.

Вместе сняли с них одежду, и Писарь с Рассалой превратились в мешковато облаченного отца, и вполне приличного прислужника. Удивительно спокойный настоящий прислужник переоделся в писарское шмотье и снова припал к окну. Практически голый отец все стонал, но уже не рыпался. Остановились. Элис выскочила наружу.

— Пока не стемнело, Рассала, давай набьем пухом рясу. Тебя там за милого-родного примут. Смотри, какое богатство! — Она откинула крышку ящика, закрепленного позади повозки. — Как в городе будешь, смотри не напорись на факел, а то пол улицы вместе с тобой сгорят.

Рассала набил пуха под рясу, и превратился в откормленного служителя Гебы.

— Миленький толстячек из тебя получился, жаль рожу твою не спрячешь, так что постарайся не смотреть на всех, будто хочешь убить. Надеюсь, все срастется. Садитесь в первую карету. Живо.

Элис осталась вместе со служителями Гебы во второй повозке, они развернулись и покатили к пролеску. Писарь с Рассалой пересели в другую карету, и возница погнал к городу.

— На крыше ряженые стражники, внутри поддельный отец, кучер хоть настоящий? — спросил Писарь.

— Не видел этого парня раньше, может Элис по дороге его очаровала. Да и пусть хоть захлебнется этот кучер, важно поскорее покончить с этим перевоплощением. Знал бы ты, как колются эти перья!

Городские ворота со скрипом закрывались. Стражники накручивали цепи и поворачивали огромные рычаги.

— Стой! Куда? Отец едет.

Возница раскатал пропускную грамоту и подергал ею перед лицом стражника. Бордовый шлем протопал к дверце повозки. Рассала молча уставился на него, умиротворенный, будто только что выпил с Гебой по чарке вина.

— Простите ваше благородие, вас ждали раньше, сейчас мы пропустим.

Рассала благословил его ладонью, а солдат благоговейно попятился назад. Кучер въехал в столицу. По вечерним улицам запетляли к центру. Они поехали между храмом и длинным каменным зданием, где жили служители Гебы. Еще один поворот и сбоку фигурные кованые ворота. Рассала наклонился к Писарю:

— Это дом сгоревшего отца, как там его звали.

— Отец Паржо, — сказал Писарь.

— Точно! Так вот дом предоставили новому отцу, то есть мне.

У входа их ждала свора людей с фонарями, старый слуга отворил ворота и поклонился в ноги Рассале.

— Господин, мы вас заждались, прошу я покажу вам покои, моленная готова к вечернему правилу.

Рассала также молча благословил слугу и они проследовали в опочивальню. Огромная кровать, красный бархат, золотые подлокотники у кресел, вино в кувшинах, золотые чаши. Духовная чета хорошо жила в Гаане. Слуга хотел было провести их в молельню, но Рассала придал своему лицу блаженное выражение и сказал.