— Да я ж не знал, — оправдывался Иван, — ...да мне с матерью соседи столько лет про неё капали! Провода оборвёт, машина!

— Эх, под носом взошло, а в голове не посеяно! Ещё бы они тебе не капали! Берёза им мешала, оберегала нас. Теперь-то они развернутся. Слышь, как воют?

Вдалеке жутко брехал баритон. Ему визгливо подтявкивали женские голосочки. Под эту разноголосицу Юрок довольно чесал ногой ухо. Иногда он нетерпеливо грыз штакетины из лыжин и долго потом плевался.

— Что, Юрка, не нравится? Так правильно, из осины сделано. На московской Олимпиаде лыжи эти заезжей нечисти выдавали, дабы нашу не обскакали.

— Квасной патриотизм мне претит, — огрызался Юрок и уползал в канаву лакомиться лягушками.

Яшка провожал его безразличными взглядом. По козлиной бороде стекал помидорный сок.

— Баб Клав, что вообще происходит? Это сон?

— Нет, Ванюша, патиссон!

— ...тогда где я?

— Ты на празднике урожая, внучок. И уж поверь, лучше бы тебя отдали козлу.

Юрок выполз из канавы и стал ходить, оглаживаясь о забор.

— Расскажи ему, Клавка, — шипел он, — всё расскажи.

— А ты вообще сдрисни! Или опять Яшку спустить?

Юрок фыркнул и, выгнувшись мостиком, убежал во тьму.

— Баб Клав, а Юрок... ну... это вообще человек?

Иван сжался, ожидая смеха, но старуха серьёзно ответила:

— В том-то и дело, что человек. Один из немногих здесь.

— Один из...?

— А ты будто сам не замечал! Остальные бродят по своим огородам, копаются там до осени. Смотрят на тебя подозрительно, только глазами лупают. Заговоришь — они двух слов связать не могут, да и те о петрушке. Навозники это, Ванюша. Куклы кизячные. Их слепили, а теперь за настоящих выдают.

— Кто слепил? — опять не понял Иван.

Баба Клава закатила глаза:

— У тебя там в голове на чём уши держатся? Как это кто! Тёть Нина, кто ж ещё. Навозная наша ведьма. Она этих болванчиков лепит. Прямо в своём компосте. Одурманит человека, замешает его в компосте, а тот весь дух из него и вытянет. Одна оболочка покорная остаётся. А душа Нинкин огород питает. Видел какое там всё дрожжевое? Ну так на людях бы чего не взойти!

Яша внезапно заволновался. Он сделал круг, а затем смешно раскорячил ноги. Баба Клава метнулась за дуршлагом, куда тут же посыпался помёт.

— Молодец, Яшенька! Одно ты спасенье!

Баба Клава осторожно опрокинула дуршлаг на расстеленную газетку. К лицам политиков и кинозвёзд прилил козий кал.

— Вот, Иван Николаевич просеялся. Завтра его верну.

— Что? — удивился Иван. — Этих кукол можно вернуть?

— А ты думаешь чем я тут занимаюсь!? Без меня бы Нинка за два сезона всех окучила. А так мы вроде как канат перетягиваем. Но с тех пор, как у неё в куче Юрок поселился, я начала уступать. Хитрый он, хоть и пьяница. Целую зиму в куче отсыпается, корешки посасывает. А летом помидоры сторожит.

— Погодите-погодите. Давайте про людей. Их можно к жизни вернуть?

— Вот ты как из сказки, Вань. Только не царевич. Говорю тебе, Нинка на людях огород растит. Особенно помидоры свои знаменитые. Я эти помидоры по августу ворую, скармливаю Яшеньке, а тот отстреливается артиллерией. Попади шариком — дух в человека и возвращается. Он же в Нинкиных помидорах заточён был. Наверное, можно так и с капустой делать или морковкой, но Яша больше всего помидоры любит.

Не смотря на абсурдность ситуации, Иван чуть не засмеялся:

— Хотите сказать, что ваш козёл души выкакивает?

— Знаешь, я как-то пробовала своим дерьмом кидаться, но толку нет. Только люди обижаются. А вот через Яшку человека можно вернуть. Вот я и хожу, навозников обстреливаю. Им как душу обратно вобьёт, они стоят, ничего понять не могут. Прошлая жизнь как в тумане. Но потом их Нинка ловит. Вновь в навозников превращает. Мы считай две команды. Только я говном людей потчую, а Нинка помидорами. Тут уж и ты смекнёшь, кто выигрывает.

— А давно это всё происходит?

— Да уж немногим после войны. Как общество основали.

— Погодите-погодите, — запротестовал Иван, — тёть Нине же пятьдесят сколько-то. Мама у неё на дне рождения была.

— Больше твоей тёть Нине, — хмыкнула баба Клава. — И мне больше. И Яшке тоже больше. Он ещё в войну с моей семьёй жил. Не веришь? А помнишь, как маленький на Яшу поглазеть прибегал? И сколько с тех пор лет прошло? То-то же. Всё-таки знает Нинка толк в огороде.

Баба Клава отрезала от помидорки тонкий ломтик и положила в сморщенный рот. Зажевала, зажмурилась. Морщины на её лице немного разгладились. Затем бабка сказала:

— А берёзу, Ваня, они сожгут. В полночь, как водится. На поляне. И тогда всё, Ваня. Конец нам. И мать твою обратят. Но мы им этого не позволим.

Яша победно заблеял.

Иван пробирался огородами с тяжёлым мешком за плечами.

Под каждым кустом мерещился сжавшийся в пружину Юрок, готовый выпрыгнуть, вцепиться в лицо. Мучительно хотелось вернуться на участок баб Клавы. Но старуха сказала, что этого от них и ждут.