— Будет просто. Потому что моё тело будет помнить больше, чем голова, и тебе достаточно будет пару раз мне показать, и я всё вспомню.

— Так ли мы хотим, чтобы ты снова мог убивать с помощью тупых ножниц и куска изоленты?

— Это полезный навык.

— Не для тринадцатилетнего же пацана.

— Но рано или поздно пригодится.

Пятый всё-таки стряхнул её локоть со своего плеча и зашагал на выход.

— Как насчёт чашечки кофе, пока твой попугай-неразлучник не вернулся с патруля?

— Звучит заманчиво. Я только всё-таки переоденусь. Ты там пока иди… кофеварку включи, или как ты там обычно кофе делаешь, — Лайла крутанула рукой и исчезла.

Пятый только пожал плечами, глядя ей вслед, и тоже исчез, только чтобы появиться в коридоре. Пара шагов, и вот он в дверях кухни. Достаточно, чтобы заметить, сидящих плечом к плечу и спиной к нему Диего с Лютером.

Пятый хотел их окликнуть, но осёкся, стоило Диего заговорить.

— Ещё в детстве подозревал, что взрослая жизнь отстой, но не представлял, что настолько отстой.

Лютер рядом с ним кивнул и сделал глоток чая.

— Так странно наблюдать за тем, как он меняется. Я даже про отца никогда не думал, что из всемогущего он превратится в беспомощного старика.

— А тут Пятый.

Лютер согласно замычал.

— Меня всё это время так бесила его манера поведения. Как будто мы все тупые неудачники и он один нормальный, — продолжил Диего.

— Ну, зато, когда он просил о помощи, всегда было ясно, что он реально признаёт, что не справляется, — поправил его Лютер. — Но смотреть на него такого… Не знаю, я будто буддист, которому сказали, что Будды — нет.

— Странная ассоциация. Буддистам похер на чужое мнение, — Диего рассмеялся. — Но ты прав. Вчера он не смог вспомнить, кто такая Куратор. Представляешь, ненавидеть кого-то так долго, чтобы просто… забыть о ней за одну ночь.

— Как что-то такое живучее и смертоносное, как он, может быть таким хрупким?

Не стоило Пятому здесь оставаться. Он и так уже услышал больше, чем стоило. Он сделал шаг назад и тут же в кого-то врезался.

— Что за нерешительность, шмакодявка? — Лайла подтолкнула его в спину. Она единственная не ходила вокруг него на цыпочках. Рядом с ней он чувствовал, что он правда по-прежнему он. — Я ожидала, что кофе уже готов, а ты тут на пороге ошиваешься?

Лютер и Диего обернулись, и увидев Пятого переглянулись между собой. Лайла хлопнула его по плечу, обошла и приземлилась Диего на колени, и повторила:

— Ну? Ты тут так на пороге и стоял, что ли?

Пятый облизнул губы.

— Нет. Я немного заблудился, — он почесал затылок и виновато пожал плечами. — Ну, понимаете, — он присвистнул и покрутил пальцем у виска, потом перенёсся к кофеварке и начал менять фильтр, будто ничего не слышал.

В конце концов, скоро он этого и не вспомнит. Какая разница, насколько тяжело ему это всё слышать сейчас.

— Давайте угадаю, — вдруг прервала неловкое молчание Лайла. — Вы тут на кухне устроили грустные беседы, как вам тяжело, что Пятый стал не такой, к какому вы привыкли, да или да?

Пятый долил воду, вернул кофейник на место и только теперь обернулся.

Лютер и Диего молчали.

— Лайла, оставь напуганных цыплят в покое.

— Нет уж, — Лайла схватила Диего за бородку. — Вы же понимаете, что вы ему не помогаете, когда носитесь с ним как с хрустальной вазой.

— А эту мысль им будет нужно обдумать, — Пятый взглянул на кофеварку. Кофейник ещё и на половину не был заполнен. — Можно тебя на пару слов? — он кивнул в сторону карты связей. Лайла пожала плечами, соскользнула с коленей Диего и пошла за Пятым.

Пятый взял её за локоть и провёл дальше, мимо всех фотографий и шнурков, и у самой двери, не особенно церемонясь, сказал:

— Думаю, что достаточно очевидно, что, когда я забуду вообще всё, эти придурки не смирятся с этим так легко, хотя за все эти месяцы можно было бы и привыкнуть.

— Я в этом более чем уверена, да, — Лайла скривилась. — А от меня-то ты что хочешь?

— Чтоб ты выступила голосом разума. Диего к тебе точно прислушается, а дальше и Лютер подтянется. Я почти уверен, что остальные перенесут перемены во мне стоически, но с этими двоими… — Пятый сморщил нос и покачал головой. — Сможешь сделать это ради меня?

— Никогда в жизни бы не подумала, что буду делать что-то ради тебя, но, конечно. Можешь на меня положиться.

— Спасибо.

Пятый поджал губы, и они ещё пару мгновений молчали, потом Лила не выдержала и спросила:

— Как ты это терпишь вообще? Их жалость… Я имею в виду… Это же ты. Всегда весь такой «я великолепен», и даёшь по зубам любому, кто пытается доказать, что это не так. Но…

— Постоянно думаю, что вам всем тяжелее, чем мне. Меня, конечно, сводит с ума мысль о том, сколько я знал, и сколько ещё забуду, и что я никогда собой таким, каким был не стану. Но я забуду об этом. А вы останетесь жить со мной новым и воспоминаниями обо мне старом, — Пятый пожал плечами. — К тому же, у меня уже нет сил на то, чтобы пытаться откусить кому-то лицо за то, что он меня пожалел.

Лайла помолчала.

— Логично.

— Я знал, что ты поймёшь.

Лайла снова натянула улыбку и сказала уже громче:

— Ладно, хоббит, идём уже кофе пить.

========== 50:41:23:01:1 ==========

Время текло чем дальше, тем медленнее. Они перестали записывать видео, закончились и тренировки с Лайлой. Всё вернулось в исходную точку: утром Пятый с трудом просыпался и за утренним кофе слушал, как Ваня играет на скрипке. В его памяти почти ничего не осталось — жалкие осколки Комиссии и Апокалипсиса, Долорес и воспоминания о здесь и сейчас. Но и в этом он всё чаще путался. Не всегда узнавал Лайлу, иногда часами бродил среди фотографий в карте связей, пытаясь запомнить какие-то мелочи.

Он и самому себе теперь казался бледной тенью.

Он мог поддержать диалог, мог даже едва пошутить, напомнить «Кто здесь папочка», но оставшись один он тонул в бездне небытия. Он существовал и не существовал одновременно.

И каждую ночь он засыпал, чтобы очутиться в обломках собственной жизни. Каждый раз новых.

Он побывал в Комиссии. Рабочие столы стремились вдаль. Их было бесконечно много, и за всеми сидели безликие, одинаковые люди. Одинаковые люди ходили между рядами, одинаковые люди стояли вдоль стен, повторяя монотонные слова:

— Комиссия работает только когда работаешь ты.

Снова и снова, в едином хоре. И Пятый бежал от них. Долго, задыхаясь от ужаса. Бежал и бежал, пока его не выдернула из этого кошмара Долорес и не попросила проснуться.

Он проснулся без единой крупицы памяти о Комиссии.

В следующие ночи он проваливался в Апокалипсис. Бродил среди гигантских банок томатного супа Кэмпбелл, копался в обломках зданий, сделанных из бисквитного теста. Он даже не помнил уже, что именно ищет.

И никогда ничего не находил.

Апокалипсис был одним и тем же и разным каждый раз. Однажды он был как снежный куб, который кто-то постоянно трясёт, но вместо искусственного снега на Пятого сыпался пепел и строительная пыль. Однажды Пятый шёл через песчаную бурю, а вокруг были огромные, гигантские бюсты его братьев и сестёр, и стоило ему пройти мимо них, они осыпались, превращаясь в прах.

Но он всегда приходил к Долорес. Она встречала его с раскинутыми руками. Каштановые кудри были спутанными, а на щеках всегда были влажные дорожки слёз, размывающих пыль и грязь.

С каждым утром он помнил всё меньше.

Не помнил тот злосчастный твинки, которым когда-то отравился.

Не помнил подвал с запасами Бордо.

Не помнил, как Долорес помогала ему с расчётами, потому от расчётов в его голове не осталось ничего.

Шаг за шагом он приближался к полному забвению.

========== 50:41:23:25:0 ==========

Когда от него прежнего остались только воспоминания о Долорес, Пятый почти перестал выходить из комнаты. Братья и сёстры по очереди навещали его, и иногда он их не узнавал. В голове были только их юные лица, только детские, смешные голоса. Он окончательно забыл, кто такая Лайла и каждый раз спрашивал, как Лютер так раскачался.