Тим улыбнулся уголками губ.

— Под словом «мир» подразумевался человек, ради которого Коннер Кент собрался взлететь и упасть. Рухнуть с небес, с облаков, из самого Рая. Ради человека, казалось бы, недостойного. Человека, создающего целые миры, и неспособного выжить в мире реальном. — Тим дальше сжимал его руку, но завалился набок, уткнувшись носом Коннеру в плечо. Он смотрел на него снизу вверх, так, что даже глаза заныли и заслезились. Коннер спал, спокойный, как всегда. Будто ничего в мире не могло пошатнуть его веру в лучшее, будто любое зло, которое надорвёт и разобьёт ему сердце, будет побеждено и преодолено. — Он упал с небес и заснул. Заснул, дожидаясь, пока его мир найдёт его. Придёт к нему. И останется рядом.

Лежать было неудобно. Тим чувствовал, как ноет поясница, как от усталости судорогой сводит ноги. Но он боялся засыпать, боялся закрыть глаза, боялся потерять всё. Боялся, что ферма Кентов, победа над демоном, всё это окажется лишь сном.

— Интересно. — Он слабо улыбнулся и сморгнул слезу. Глаза невыносимо щипало. — Интересно, Коннер. Что тебе снится?

Тим шептал едва слышно, но как бы сильно не сопротивлялся, он всё равно провалился в сон.

***

Не было никакого голоса. Вернее, был, но Коннер услышал его, только когда снова застрял между сном и явью. Он не знал, сколько пролежал без сознания вообще, ему просто казалось, что тогда было лучше, чем сейчас.

Болело всё и хотелось ныть, но Коннер никак не мог прорваться сквозь завесу сна. Он застрял на пороге реальности, не зная, как его переступить.

А потом он смог разобрать слова человека, сидящего рядом. Голос был знакомым, как и один из голосов до этого. Но в этот раз Коннеру показалось, что ему стало легче, что сердце забилось быстрее. Голос не звал его ― он рассказывал историю.

— До зубовного скрежета добрый, невозможный идеалист, он получил силу и шанс спасти целый мир, — говорил голос, и Коннер наконец узнал его. С каждым словом он стремился преодолеть усталость, тревожную дрёму и хотел ― должен был ― оказаться рядом с Тимом. Здесь и сейчас. Смотреть ему в глаза. Быть с ним.

Тим тем временем продолжал. Коннер разобрал каждое слово до этого, но только сейчас задумался, о ком это. Тим, будто предугадав его вопрос, будто зная, что скрывается за неподвижным лицом, ответил:

— Поначалу Коннер Кент не знал, что под словом «мир» подразумевалась не зелёно-голубая планета, которую её население называло «Земля».

Было слышно, как он улыбается, и Коннеру стало почти физически больно от того, что он этого не видит.

— Под словом «мир» подразумевался человек, ради которого Коннер Кент собрался взлететь и упасть.

Коннер подумал: я бы горы свернул, чтобы тебя спасти.

Он подумал: я бы изменил русла рек, чтобы иметь возможность смотреть на тебя.

Он подумал: я бы сгонял на тот свет и обратно, если бы ты попытался там спрятаться от меня.

Он чувствовал Тима рядом. Обветренные губы целовали Коннеру руку. Шершавые прикосновения немного встревожили. Усталый голос, сонно продолжающий историю, взволновал. А когда он почувствовал плечом тёплое дыхание писателя, уложившего голову рядом, Коннер понял, что готов проснуться.

И проснулся. Сделал глубокий вдох и раскрыл глаза, сжал неприятно-шершавую ладонь в своей, и осоловело оглянулся.

Тим, дремавший всего мгновение назад, встрепенулся, напряжённо замер, отняв голову от подушки.

Он моргнул несколько раз. Моргнул и Коннер. Комната плыла, и Тим вместе с ней. Коннеру захотелось поймать его, остановить, не дать ему снова исчезнуть. Он протянул руку, пытаясь погладить Тима по плечу, но промахнулся и задел кончик его носа.

— Ты чего? — Тим настороженно нахмурился. — Решил меня побить?

— Лекарства на меня плохо действуют, — хрипло отозвался Коннер. Он потянул Тима к себе, перетаскивая со стула на кровать.

Тим без усилий вывернулся и сел обратно.

― У тебя рёбра сломаны. Не хватало ещё доломать тебе что-нибудь.

— Зануда. Я думал, с тобой весело, — промычал Коннер. Он приподнялся, надеясь, что Тим догадается поправить ему подушку, чтобы было удобнее сидеть.

Тим не догадался.

— Попушку не подравишь? Неудобно смотреть на тебя, — пробормотал он.

Тим удивлённо моргнул, затем рассмеялся. Очень тихо, почти неслышно, будто закашлялся. Смеясь, он помог Коннеру сесть, и только после этого немного успокоился.

— Что может быть смешнее людей, страдающих от побочки, — ухмыльнулся писатель, провёл рукой по волосам Коннера, будто ощупывая, и замолк, устало его рассматривая.

Коннер смотрел в ответ пристально. Потом — не с первой, правда, попытки — взял Тима за руки.

— Что с курами?

— Надеюсь, ты имел в виду «с руками», потому что никаких кур я тут не видел, — заметил Тим. Коннер не понимал, что именно его так смешит, но, может, не так уж это и важно было, пока Тим улыбался.

— Когда Константин изгнал из машинки демона, — наконец вздохнул Тим, — я разнёс её об стенку. Ну и… — Он поднял руки и покрутил ими у Коннера перед носом. — У тебя сломанные рёбра. У меня порезанные пальцы. Оба хороши. — Он пожал плечами и выдержал паузу, так долго, что она почти превратилась в неловкую, напряжённую, чреватую очередным побегом. Коннер осторожно сжал его ладонь, и это словно привело писателя в чувство. Он заговорил, и лицо у него было таким страдальческим, будто он делал огромное усилие. Наступил на горло собственной песне: — Я так рад, что ты очнулся.

Коннер облизнул губы. Да уж, прогресс в их отношениях был. И какой большой.

— Как? — Он моргнул, силясь сдержать улыбку. — Насколько сильно? Ты такой замкнутый, никогда не знаешь, что там у тебя в го…

Коннер не успел договорить.

Он даже не знал, что так может быть.

Писатель казался Коннеру таким апатичным, таким аморфным, что когда он сам потянулся и поцеловал его, торопливо и неловко, будто очень, очень боялся, Коннер замер от удивления. Если бы он стоял, а не лежал, то, наверное, потерял бы равновесие. Или даже точно.

— Ты ничего больше не сломал? — шепнул Тим, оторвавшись от его губ и щекоча горячим дыханием подбородок.

Коннер чувствовал себя таким невероятно счастливым. Уставшим, вялым и слегка отупевшим от прописанного обезболивающего.

Но очень счастливым. Просто безумно.

— Ничего. — Он улыбнулся широко-широко. От уха до уха. — Даже не хватило мозгов, чтобы было сотрясение. — Он помолчал немного, размышляя. — По закону жанра сейчас я должен увезти тебя на мотоцикле в закат. Но мотоцикл далеко. И нога что-то не очень. Извини. Придётся тебе торчать здесь со мной.

Тим только покачал головой.

И поцеловал его снова. А потом снова. И снова.

========== Эпилог ==========

— Ты в этих рубашках выглядишь, как будто тебе лет пятнадцать, а не сильно под тридцать.

Коннер смотрел, как Тим одевается. Он приехал из Готэма без вещей и просидел здесь целый месяц. Ма Кент порылась в сундуках и извлекла им несколько стопок одежды. Та, что была размером поменьше, оказалась потрёпанной одеждой Кларка, когда он ещё в школу ходил. В этих фланелевых зелёных и синих рубашках Тим выглядел комично и нелепо. Как будто взяли что-то, не принадлежащее миру ферм и пастбищ, и попытались замаскировать.

Коннеру досталась стопка одежды размером побольше. Кларк тогда уже ходил в колледж, за одно лето раздавшись в плечах. Только теперь Коннер понял, что, несмотря ни на что, он всё же немного меньше отца.

— Не завидуй, — мрачно заметил Тим. Ему не хватало сигарет, так что перепады настроения стали очень сильными, но он как-то сдерживался и не плевался ядом при Кентах. Даже когда Кларк с Брюсом уехали обратно в большой город, Тим всё равно старался быть тихим и обходительным.

Коннер догадывался, что Тим просто знает что-то, чего не знает он сам. Например, что ма Кент обработает его горячей сковородкой, если Тим начнёт хамить.

— Что мы сегодня делаем? — Тим повёл руками вдоль бёдер, будто по привычке искал карманы кардигана. Он вообще вдруг стал очень странным. Возможно, потому, что его вырвали из привычной среды обитания, засунули в чужую шкуру и не совсем ещё было понятно, когда он сможет вернуться в свою жуткую берлогу.