— А… ещё варианты есть? — Коннер поёжился. Его колотило и морозило, но он никак не мог понять, что тому виной: недосып и передозировка кофеином или ужас от перспективы оказаться просто чьей-то фантазией.

— Думаю, я найду. — Константин почесал в затылке и снова затянулся. — Ты мне точно ничего не забыл рассказать?

— Я вам рассказал больше, чем кому-либо. Ровно столько, сколько сам знаю. — Коннер покачал головой.

Константин отвернулся от доски, скрестил руки на груди и снова посмотрел на него с жалостью. Коннер почти готов был кинуться к нему и попросить прекратить так делать. Или хотя бы объяснить, в чём причина этого взгляда. Но профессор, словно поняв, что он собирается сделать, вдруг развернулся на каблуках, сжал сигарету в губах и покатил доску обратно.

— Как тебя зовут-то, парень? — проворчал он, выходя из подсобки и хлопая в ладоши, чтобы сбить меловую пыль.

— Коннер. — Коннер сглотнул и поднялся. — Коннер Кент. Я запишу вам мой номер…

— Не суетись. — Константин стряхнул пепел и улыбнулся. — Просто приходи завтра в это же время. Я буду ждать тебя уже со списком. — Он вернулся в своё кресло и принялся рыться на столе в поисках чего-то.

— Спасибо. Я приду. Если меня не убьёт что-нибудь раньше. — Коннер кивнул, хотя Константин уже не смотрел на него, и шагнул к двери. Он успел взяться за ручку, но повернуть её не успел. Он снова услышал голос.

Не то чтобы он слишком обычный для роли героя. Нет, дело вовсе не в этом. Он идеально подходит. У него, в отличие от многих других, слишком сильно развито чувство ответственности, слишком сильно преобладает комплекс вины. И он слишком добр. Поэтому в нём зародились эти силы.

Коннер зарычал.

— Ну вот, опять. — Он резко обернулся. Константин вскинул голову и непонимающе уставился на него.

— Что «опять»? — Профессор выгнул брови. Сигарета у него в руках дотлела почти до фильтра.

— Голос. — Коннер хотел было добавить: «Вы не слышите, но я слышу», и осёкся. Потому что перевёл взгляд на руки Константина и заметил, что тот сжимает пульт. Коннер обернулся и посмотрел на телевизор. На экране показывали худого молодого мужчину, кажется, его ровесника, с тёмными кругами вокруг глаз и в мешковатой одежде.

Он давал интервью.

— То есть, вы хотите сказать, — обратилась к нему журналистка, — что ваша новая книга отличается от предыдущей по своему… наполнению? Подтексту?

— Подтексту, да, — поправил её парень на экране. Его голос был голосом, который Коннер слышал все эти месяцы. — Но ведь это и верно. — Он подтянул к себе босую ногу, сел на неё и посмотрел на журналистку так, будто сделал ей огромное одолжение, просто заговорив. — И это логично. Скучно, когда один писатель раз за разом выпускает совершенно одинаковые книги. Нужно открывать разные горизонты…

Коннер не дослушал и не досмотрел. Он шагнул к телевизору и ткнул в него пальцем, но уставился на Константина:

— Это он, — выдохнул Коннер. — Это тот человек, который пишет мою книгу. Его голос я слышу каждый раз. — Он нервно сощурился. — Что… что вы можете о нём сказать?

Константин убрал ноги со стола и подался вперёд, глядя то на Коннера, то на телевизор.

— Что его бы не было в моём списке, — наконец сказал он. — Тим Дрейк написал «Тёмного рыцаря». Это одна из самых вдохновляющих книг, которые я читал. Сейчас редко кому удаётся привести читателя к такому катарсису, да ещё и выдержать и наращивать напряжение все три книги. — Он покачал головой. — Он не может создавать миры. Может, демон создаёт вместо него, но он… Тим Дрейк больше похож на инструмент. — Профессор снова встал. — Не в его стиле создавать что-то, что вдохновляет, а потом ломать.

— Но он же говорит, что хочет писать разное. — Коннер снова махнул рукой в сторону телевизора.

Константин снял с кресла свой плащ и начал отряхивать.

— Он из того подвида мизантропов, которые очень хотят верить, что если людей вдохновить, они станут лучше. Это по его книжкам видно. Все эти фразочки, ну, знаешь… «Он тот герой, который нам нужен, но не тот, которого мы заслуживаем»? Он предполагает, что если человек достаточно отвратителен, то где-то в глубине он может быть спасён. — Он вытянул руки и придирчиво осмотрел тренч. — У меня есть подружка, которая сможет достать нам его адрес. Которого, вообще-то, ни у кого нет. Но Пиффи чудо. — Накинув плащ, Константин кивнул на дверь. — Идём, идём. У неё как раз сейчас типология культур.

Константин особо не распространялся, и не распространялся он об этом так активно, что Коннер понял — отношения у этого преподавателя и этой ученицы гораздо сложнее, чем можно себе представить или описать в любом романе.

Профессор ввалился на чужую лекцию, даже не постучав. Он просто открыл дверь и шагнул в аудиторию. Прокашлялся, посмотрел перед собой и прохрипел:

— Вы не могли бы отпустить мисс Гривз, Ричард? — Он обвёл аудиторию взглядом. — Мне очень срочно нужно узнать её мнение об архетипе змея в повести Полевого про Мересьева. Это её будущая диссертация. — Он скрестил руки на груди. Коннер видел только его спину, но услышал тихий голос того, кого назвали Ричардом:

— Хорошо, Джон. Только потрудись сделать так, чтобы экзамен по типологии она сдала.

— Как два пальца. — Константин шутливо поклонился. Послышалась возня, и к Коннеру вышла та самая синеволосая девушка. Профессор Константин вышел следом и прикрыл за собой дверь.

— Найдёшь нам адресок один?

— А что мне за это будет? — Девушка, впрочем, спокойно кивнула в сторону лестницы и сама пошла к ней. — Поцелуй? Ночь любви?

— Так и быть, я подготовлю тебя к экзамену по типологии, — ядовито отозвался Константин. Коннер решил не встревать, а потом и вовсе слегка отстал, стараясь не отсвечивать лишний раз.

— Весь университет думает, что мы спим. Как насчёт взять и оправдать слухи?

— Ну да, я ведь всю жизнь мечтал в тюрьме посидеть за совращение малолетних, — огрызнулся Константин. — Просто замолчи и веди нас в своё логово.

Пиффи отбросила назад синюю косичку.

— Мне уже двадцать один.

Коннеру было неловко, что он слышит всё. Он постарался вернуться мыслями к голосу, к этому молодому писателю, Тиму Дрейку. На интервью он выглядел… разочарованным. И одиноким. Будто между ним и любым, кто приближался к нему, мгновенно образовывалась пропасть, которую нельзя было преодолеть, и этот писатель просто перестал даже пытаться.

Как будто люди были для него совершенно не важны.

А ещё Коннер снова и снова думал о том, что его вовсе не удивило, что ему наговорил Константин, хотя в любой другой день он бы подумал, что перед ним бредящий шизофреник, который разве что шапочку из фольги себе не делает.

Но профессор говорил очень буднично, а Коннер пережил за последнее время столько, что у него просто не было причин не соглашаться. Магия, демоны. Подумаешь. Коннер несколько дней назад сидел на ржавой стрелке когда-то самых больших часов города. Границы возможного как-то размылись. Его жизнью управлял какой-то писатель. Ну да. С кем не бывает. А другие вообще верят, что вся их жизнь записана в Книге Бытия.

Они вышли на улицу, и Пиффи пахнула рукой направо:

— Вон то здание. Кирпичное такое. — Она ухмыльнулась и прибавила шаг. Им ничего не оставалось, кроме как не отставать.

========== Часть седьмая ==========

Тим не перепечатывал написанную сцену три дня. Он свёл всё с ней, продумал всё до последней мелочи, перепечатал целиком, кроме самой концовки. Она была идеальна. Он не мог придумать финала лучше.

Но он боялся её писать.

— У меня никогда раньше не было проблем с тем, чтобы закончить историю, — заявил он Аните на третий день. — Никогда. — Тим снова собирал окурки в платок. Он, сам не в силах понять причины, нервничал. И курил. Много курил. Одну биди за другой.

Он слонялся по лофту, раздражая и Аниту, и себя, пытаясь найти себе место достаточно удобное, достаточно спокойное, достаточно тихое, чтобы просто посидеть и подумать, но снова и снова вылезал из своих убежищ, не в силах выдержать звук собственного дыхания или биения сердца.