Давненько я не чувствовал себя так хорошо. Я шагал к дому, неся на плече три молодых деревца.

– Ай, старый, смотри, что Игнат принёс, – Анфиса Степановна широко расставила руки и замерла на крыльце.

– Вот это дело, – Кудинов улыбнулся с лёгким прищуром, и цокнул на жену. – Давай иди в дом, чего уставилась. Сад будем сажать. – Он поманил меня рукой и проследовал в огород.

– Где сажать будем, Прохор Митрич? – я прислонил саженцы к старой яблоне и взял протянутую лопату.

– Так на старом месте и будем, – весело ответил Кудинов и пошлёпал к забору.

Через полчаса мы стояли и любовались молодыми вишнями.

– Спасибо, Игнат, – сосед похлопал меня по плечу. – Порадовал старика. Снова я с вишнями, а то без них как-то уже и непривычно было. Благодарствую.

– Ну что ты, Прохор Митрич, – я смущённо пожал морщинистую руку. – Мне и самому приятно.

– Есть хочешь? – выходя во двор, спросил Кудинов.

Я сделал категорический жест рукой, объяснив, что очень плотно позавтракал.

– Ага, – Прохор запустил ладонь в густые слегка склоченные волосы. – Пойду я, Игнат, полежу маленько, что-то спину ломит. Ты про баню-то не забудь, пройдешь-то веничком по пояснице.

– Конечно, пройду, Прохор Митрич, – я погладил подбежавшего к ногам котёнка и зашагал к калитке.

Я с нетерпением ждал главного события дня. В настоящей русской бане я не был уже много лет, довольствуясь саунами и финскими парными. Тогда мне это казалось правильным, я опровергал настоящую баню, ссылаясь на то, что это удел деревенских мужиков, и вот теперь.… Теперь я попал в число этих самых мужиков и безумно ждал вечера. Чтобы скоротать время я взял в руки неоднозначный роман.

Стук в окно заставил меня отложить книгу и выйти во двор.

– Пойдём, Игнатка, – улыбнувшись, Кудинов махнул головой, как бы указывая направление.

Я схватил заранее приготовленный пакет с банными принадлежностями и, закрыв дверь, устремился за соседом.

Пенсионер набрал в ковшик горячей воды, и сделав шаг назад, выплеснул на раскалённые камни. Через секунду помещение заполнил густой пар. Он столбом вышел из открытого гнезда печки, радуя глаз и приятно согревая тело. Я глубоко вдохнул горячий воздух, и тут же из моих лёгких вырвалось что-то наподобие сухого кашля.

– Вон оно как, – Кудинов, усмехнувшись, залез на полок и сел рядом. – Дыши, Игнат, дыши. Банька-то, она из тебя всю хворь выгонит.

Улыбнувшись в ответ, я потуже натянул войлочную шапку и, подтянув на полок ноги, обхватил их руками.

– Здорово, Прохор Митрич.

– А ты думал. Нет ничего лучше настоящей русской бани, тут как не крути. Ну что, ещё подкинем?

– Можно.

Я смахнул с лица пот и тяжело дыша, взглянул на Прохора, он заметил и понял мой взгляд.

– Пойдём, – Кудинов медленно слез с полка. – Для первого захода достаточно. Тут главное не переусердствовать, дело такое.

Мы вышли в предбанник и уселись на широкую лавку. Я откинул голову, облокотив её на бревенчатую, стену и блаженно прикрыл глаза. Тело обрело приятную слабость, лёгкая прохлада, струящаяся из приоткрытых дверей, придавала необычайную лёгкость.

– Вот Анфиса, молодец баба, – Кудинов потянулся к маленькому столику, на котором стояли две большие кружки, и, взяв одну, сделал большой глоток. – Клюквенный. Попробуй-ка, Игнат.

Взяв глиняную кружку двумя руками, я жадно припал к напитку, и, отпив добрую половину, вытер рот тыльной стороной ладони.

– Да, Прохор Митрич, никогда в жизни ничего вкуснее не пил.

– А то, – Кудинов лукаво прищурился. – Натуральный. Это тебе не гадость какая, ларёчная.

Через пару минут я вновь оказался на полке. Прохор приказал ложиться на живот и достал из чана веник.

– Это что за ёлка, Митрич? – я с опаской глядел на непонятный колючий веник.

– Можжевельник это, – Кудинов ласково провёл рукой по иголкам и стряхнул с них воду. – Силы он чудодейственной, от многих недугов избавить может.

– Это садомазохизм какой-то, – я не разделял благоговения Прохора к этим колючим веткам.

– Какой ещё бадохизм? – сосед удивлённо сморщился. – Ты эти свои словечки-то столичные оставь. А ну-ка, опускай голову.

Ветки можжевельника мягко опустились на мою спину. И если в первые секунды я почувствовал лёгкие неприятные ощущения, то с каждым последующим ударом мне всё больше нравился этот чудо-веник. Мелкие иголки приятно впивались в тело, оставляя послевкусие приятного покалывания. Всё это напоминало некий своеобразный массаж, бодрящий и расслабляющий одновременно.

– Ну, держи, – Кудинов протянул мне веник. – С передку-то себя похлестай, а я пойду, подышу. – Он, тяжело дыша, направился к двери.

После недолгой экзекуции я вышел в предбанник и поднёс к губам клюквенный морс. Всё тело зудело и горело. Но до чего же приятно.

– Ну как? – Прохор поднялся.

– Супер, Митрич, – я расставил руки, показывая, что не в силах описать всех эмоций.

– То-то, – он потянулся к деревянной ручке. – Отдыхай.

– Я сейчас, – поставив на место кружку, я взглянул на старика.

– Не надо, – Кудинов махнул рукой. – Я сам. Привык уже.

Подойдя к двери, ведущей на улицу, я слегка приоткрыл её и, высунув голову, глубоко вдохнул. Слабый ветерок донёс до меня устойчивый запах осени, всё его многообразие, сливающееся в единый аромат пожухлой листвы и чуть ощутимого дымка. Вновь пройдя в баню, я присел на лавку внизу и взглянул, как легко Прохор управляется с веником, отметив про себя необычайную ловкость этого пожилого человека.

– Ну что, Игнатка, ещё будешь? – весело подмигнул Кудинов.

– Нет, Прохор Митрич, – я отрицательно качнул головой, и подтянул к себе жестяной тазик. – Хватит с меня на первый раз.

– Ну, да и правильно, мойся, Игнатка, – Прохор набрал с бачка в ладони холодной воды и умыл лицо. – Хороша водица, колодезная.

Непередаваемое ощущение некой внутренней гармонии. Казалось бы, со стороны, вроде, как и глупо, сидишь в деревянном домике подбрасываешь водичку в печку, а она тебе взамен отдаёт своё тепло, по телу наперегонки бегут ручейки пота, бессмыслица. А нет, в глубине этого незамысловатого ритуала скрывался глубочайший смысл. И дело даже не в том, что вместе с потом выходят шлаки, и что не один душ так не отмоет тело, как это делает баня. Дело в большем, помимо чистоты телесной баня ещё очищает и душу, словно забирая все проблемы и тревоги, она дарит величайшее спокойствие и умиротворённость. «Как заново родился». Это выражение действительно имеет под собой вполне реальные основания. Ты выходишь из бани совершенно другим человеком, совсем не тем, кем ты был ещё час назад.

Не принимая возражений, Прохор провёл меня в дом и усадил за накрытый стол. Хозяйка как раз дополнила последний штрих, поставив на стол бутылку холодной запотевшей самогонки.

– Анфиса Степановна, ну зачем? – я, наморщив лоб, взглянул на стол.

– Без разговорчиков, – женщина взмахнула указательным пальцем. – Я хоть и не любительница застолья, но после бани сам Бог велел.

Я скромно кивнул в знак согласия. «Бог велел». Дурацкое выражение. Когда он мог это велеть, и где это записано? Не будучи большим знатоком библии, я был практически уверен, что про это там не сказано ни слова. Бог велел, Бог всё видит, Бог даст, и множество других выражений подобного рода составляют ежедневный монолог человека со Всевышним. Странно. Что ни говори, а, пожалуй, в каждом существует невидимая нить связующая его с создателем.

– Чего задремал, Игнат, – Кудинов толкнул меня в плечо и загадочно подмигнул. – Наливай. – Он кивнул на запотевшую бутылку.

Слегка опасаясь, что моя дружба с алкоголем может возобновиться, я всё же взял бутылку, ощутив рукой её холод, и наполнил рюмки. Мне совершенно не хотелось обидеть Прохора.

– Только с погреба, – Кудинов протянул рюмку. – Давай, Игнат, за лёгкий пар.

– С лёгким паром, Прохор Митрич, – наши рюмки встретились, тихо звякнув.

– Ну как? – вопросительно взглянул сосед.