Умерших хоронили в курганных и бескурганных могильниках по обряду ингумации и кремации. При ингумации трупы укладывались на боку в скорченном положении, причём мужские погребения часто сопровождались захоронением одной или двух женщин. При кремации хоронились остатки сожжения, собранные в сосуд (урну) или уложенные в простую ямку. Сожжение производилось на стороне. После похорон устраивалась тризна (на месте её проведения возле курганов найдены кострища с множеством битой посуды и костей животных, в бόльшей части свиньи и быка).

Березанская считает, что тшинецко – комаровская культура сформировалась на основе культуры шнуровой керамики. Однако нельзя не видеть, насколько ярко во всём своём комплексе тшинецко – комаровская культура демонстрирует андроновские признаки. Эти же признаки выступают и в культуре курганных могил. Мало того, в тшинецко – комаровской культуре совершенно отчётливо видны фёдоровские черты²⁵, а в культуре курганных могил, несмотря на большое разнообразие её локальных вариантов, обусловленных ассимиляционными процессами и культурным воздействием на пришельцев со стороны местного населения, выделяются алакульские элементы. Поскольку обе эти культуры намного моложе андроновской, можно с уверенностью утверждать, что их население, как и срубное, пришло в Европу из – за Волги²⁶.

В новом андроновском ареале, раскинувшемся от Волги до Рейна, «фёдоровцы» разместились между срубными и алакульскими племенами на границе с иллирийцами и балтами. Если вспомнить, что «фёдоровцев» мы идентифицировали как славян, «срубников» и «алакульцев» как готов, а иллирийцев и балтов как ильмеров, то, читая сообщение «Книги Велеса», вынесенное нами в эпиграф ко второй главе, легко заметить, что археологические материалы и «Книга Велеса» говорят совершенно об одном и том же. Это не только убеждает в достоверности самого сообщения, но и заставляет решительно присоединиться к тем исследователям, которые связывают тшинецко – комаровскую культуру с праславянами²⁷.

В XIII в. до н. э. с территории тшинецко – комаровской культуры вышла культура полей погребальных урн, которая полностью сменила господствовавшую в Центральной Европе культуру курганных могил, а затем распространилась на территории Франции, Северной Испании, Нидерландов, на Британских островах, Апеннинах и Балканах. Поскольку носителями культуры полей погребальных урн были потомки «фёдоровцев», или иначе русы, а носителями исчезнувшей культуры курганных могил – готы, смену этих культур мы рассматриваем как захват русами территории западных готов в ходе войны, которая свирепствовала в Подунавье и закончилась устроением Русской земли. Культура полей погребальных урн как раз и представляет собой Русскую землю, а расположенные в её ареале Альпы – это Русские горы.

Действительно, если совместить время устроения русами своей земли с временем исчезновения культуры курганных могил, то есть с концом XIII в. до н. э., то последнее пятое столетие существования Русской земли истечёт в конце VIII в. до н. э., когда распалась культура полей погребальных урн²⁸. Кроме того, по данным лингвистов, среднеднепровский славянский ареал, входящий в ареал тшинецко – комаровской культуры, является не центром, а только периферией всего древнеславянского языкового пространства. Центр же его локализуется на Среднем Подунавье [134] – в сердцевине ареала культуры полей погребальных урн. С этим ареалом удивительно точно совпадает и территория распространения топонимов с корнем «рус» [72]. На него, по сути дела, указывают также антропологи, утверждая, что территория, на которой сформировались славяне, охватывала всю Европу за исключением её северных, юго – западных и южных окраин [7].

Вообще говоря, первой Русской землёй «Книга Велеса» называет территорию ильмеров, на которой осели русы после прихода в Карпато – Днепровский регион (дощечка 2а), поэтому культура полей погребальных урн является всего лишь западным продолжением Русской земли, изначально сконцентрированной в ареале тшинецко – комаровской культуры. Вместе эти культуры показывают точные границы расселения древнейших славян в Европе и, материализуя сообщение «Книги Велеса» о русах на Дунае, полностью реабилитируют летописца Нестора, обвинённого историками в выдумке дунайской прародины славян. Хотя монах и демонстрирует библейский характер своих исходных положений, кладёт он их, как видим, на реальную основу.

Дальнейшее расселение славян связано с окончанием миграции ариев, пришедших к Карпатским горам после многовекового странствования по Индии, Ирану и Передней Азии. Этих ариев «Книга Велеса» называет скифами.

По нашей реконструкции скифы пришли к Карпатам в конце XI в. до н. э²⁹. Историки же полагают, что ранее конца VIII в. до н. э. скифов в Европе не было. Утверждению этого мнения в исторической науке немало способствовал крупнейший отечественный скифолог А. И. Тереножкин. Ни в коем случае не умаляя его заслуг в археологии, нельзя не заметить, однако, что в решении скифской проблемы он допускает такие противоречия, которые ставят под сомнение относящиеся к ней выводы.

Так, видя в одной из своих работ причину прекращения в конце IX в. до н. э. жизни на белогрудовских поселениях около Умани во вторжении скифов, Тереножкин сначала уверяет нас в том, что их появление в эту эпоху (то есть в конце IX в. до н. э.) на юге Восточной Европы подтверждается археологическими материалами [122], а затем также уверенно и в той же самой работе определяет начало скифского периода второй половиной VII – первой половиной VI в. до н. э. Доказывая, что скифы появились в Северном Причерноморье только в VII в. до н. э., он ссылается на свидетельство античных письменных источников, но греческий поэт Гесиод, живший, по данным «Паросской хроники», в конце X в. до н. э., знал о скифах уже в своё время, и не верить ему, как это делает Тереножкин, нет никаких оснований³⁰.

По представлению Тереножкина, скифы пришли в Европу раньше, чем в Переднюю Азию, и пришли из – за Волги [54]. Но Геродот и Диодор Сицилийский говорят прямо противоположное. Согласно Геродоту, скифы вторглись в Северное Причерноморье из – за Аракса, а не из – за Волги (История, IV, 11). Аракс у Геродота – это река кавказская, поскольку начинается она в горах, лежащих к северо – западу от Мидии, и впадает в Каспийское море (История, I, 202; V, 52). Об Араксе как исходном месте жительства скифов пишет также Диодор Сицилийский. Из сообщения Диодора следует, что скифы побывали в Передней Азии дважды: сначала как малочисленные и слабые жители Закавказья, а потом как могучие завоеватели, успевшие покорить Кавказ и всё Северное Причерноморье³¹. Диодор ясно пишет, что время экспансии скифов в Северное Причерноморье было древнее времени их возвращения в Переднюю Азию и потому искать скифские следы нужно, по крайней мере, в начале I тыс. до н. э³². Неспроста Б. Н. Граков отмечает в материальной культуре скифов присутствие элементов быта населения, жившего в Северном Причерноморье с эпохи бронзы, причём это касается как орудий труда, керамики и погребального обряда, так и костных останков [34]. Однако предложение исследователей решать вопрос происхождения скифов на основе местных культур Тереножкин объявляет глубоко ошибочным. Для него единственным критерием скифской культуры является звериный стиль, который, как он утверждает, ранее VII в. до н. э. ни в Причерноморье, ни в Передней Азии не известен и был привнесён сюда уже в готовом виде. Но тогда, спрашивается, что показывают многочисленные подвески, бронзовые сосуды и предметы вооружения, украшенные стилизованными изображениями птиц в памятниках культуры погребальных урн (XIII–VIII вв. до н. э.), или найденный в Киеве чернолесский бронзовый кинжал, у которого навершие выполнено в виде медведя, а перекрестие образовано двумя обращёнными в разные стороны головками грифонов (VIII в. до н. э.) [122]? И почему должен игнорироваться найденный в древнем палестинском городе Мегиддо гребень из слоновой кости со стилизованным изображением волка, напавшего на козла (XII в. до н. э.) [137]? Но больше всего удивляет то, что, ратуя за оригинальность скифской культуры, Тереножкин объективно подтверждает не её, а прочнейшую связь скифов с чернолесскими племенами.