Слухи, сплетни и факты, раздобытые ей через столичных знакомых, подтверждали желание кашляющего старика. Нина согласилась. И поначалу казалось, что не зря. Вначале все шло так, как задумано.

Смоляков часто брал ее в поездки по железке. Нина регулярно отчитывалась нанимателю об интересовавших того вещах. И хотя нелюбимый ею Макс, подогреваемый редкими и искусными интимными ласками, требовал больше, это не было проблемой.

Проблемой была тень. Темная тень, скользившая за Ниной по пятам - и в дороге, и в пакгаузах, куда Нина заходила под предлогом поиска мужа, и даже в собственном доме. Доказательств слежки за собой у Нины не было. А страх нарастал. Наняв шпика, она попыталась было с его помощью проследить за этой тенью, но шпик за оплатой не вернулся и вообще пропал без вести.

Последний месяц оказался для Нежинской сущим адом. Она похудела. От страха ее даже начало тошнить - почти бесплотная тень преследовала ее постоянно. Нина стала подозревать, что это - человек ее нанимателя. Когда в Петербурге она узнала о неожиданной смерти Немчинова, коллеги мужа по железнодорожному обществу, Нину внезапно озарило. Ее тоже убьют.

“Никакое хранящееся в банке письмо мне не поможет. Очередной несчастный случай, исчезновение лишней бумажки - и все, прощай, Нина Аркадьевна. Раньше надо было думать…”

Постройка новых дорог и перевозки по ним сулили такие взятки и откаты, что Нина поняла - она в этом море акул лишь озерный карасик. Пытаясь сбежать от страха, она даже уговорила мужа съездить на неделю в Италию. Но и там тень следовала за ней неотлучно. Выхода не было.

“Штольман! Штольман может помочь. Якоб всегда помогал, пусть и сторонясь меня в последние годы. Он не откажет! Он все еще помнит нашу любовь!”

Мысли о бывшем любовнике вновь стали преследовать Нину во сне и наяву. В постели, представляя на себе сильные руки Якоба, Нина настолько удивляла супруга страстностью, что тот разгорался и хотел еще. Опомнившись в очередной раз в потных объятиях, Нина сослалась на недомогание и получила передышку. Хотя и знала, что это ненадолго - пухленький Макс оказался стальным в том, что касалось его желаний.

Однажды днем, проходя мимо храма Святого Николая, Нина оглянулась в поисках тени и поежилась. Набожность её была необходимым атрибутом службы при дворе, но те времена давно прошли.

“Святый боже, святый крепкий, святый… помилуй мя… Тьфу! Как у тебя, бедняга, времени-то хватает на исполнение треб всех этих страждущих?” - Нина брезгливо выдрала подол из рук грязной нищенки.

“Вот святому Штольману я бы молитву вознесла. Но он станет меня слушать лишь в одном случае - если я обернусь его возлюбленной женушкой…”

Нина вгляделась в выцветшее южное небо, и жестокая складка появилась у ее рта.

“А может, и есть там кто, наверху? Помогите мне, прошу, избавьте от последствий неверного шага. Меня ведь обманули! Я не хочу умирать так рано! Я заслуживаю жизни! Я заплачу любую цену! Эй, там!”

Тень, следующая за Ниной по пятам, удовлетворенно вздохнула. Эта женщина была готова продать душу. Тень это устраивало.

…

Нина сидела в спальне и с тревогой рассматривала себя в зеркале.

“Похудела. Волосы стали тусклыми. А это что?” - она с ужасом потрогала гусиные лапки у внешних уголков глаз.

- Кто здесь? - дернувшись, Нина ткнула себе пальцем в глаз и взвизгнула.

За ее спиной стоял стройный мужчина. Это был Штольман.

- Якоб! Как ты сюда попал? - бросилась к нему Нежинская.

Штольман знакомо сощурился, но взгляд его Нина поймать не смогла.

- Сядь, Нина, а то упадешь. А я бы этого не хотел.

Ноги ее подкосились. Только что она была рядом с Якобом и вдруг очутилась в кресле.

- Не будем терять времени, - сев на постель, он откинулся на подушки, поерзал плечами.

- Неплохо… Я правильно понимаю, что ты хочешь без следа исчезнуть из жизни супруга?

Дрожь прошла по телу Нежинской. Язык прилип к нёбу. Изумленная появлением Штольмана из ниоткуда, она с трудом сглотнула и прошептала: - Да… Якоб, откуда ты знаешь?

- Оттуда, - загадочно произнес Штольман.

Он прошелся по комнате, легко трогая безделушки.

- Ты избрана, - хохотнул он, и дрожь в ней пробралась глубже.

Бывший ее любовник никогда так не хихикал. Нина изо всех сил всматривалась в такого желанного мужчину и не узнавала его.

- Если пожелаешь, я сделаю так, что ты окажешься в любом теле по твоему выбору. Хоть невестой цесаревича стань. Мне Россию не жалко, - незнакомец пальцем подрисовал бюсту Петра Первого черные усы.

Все тело Нины дрожало, будто желая раствориться в прозрачном осеннем воздухе за окном.

- Что за чушь, - наконец смогла выдавить она.

- Кто ты? Ты не Якоб. Немедленно убирайся из моего дома.

Мужчина хмыкнул.

- Дошло наконец. Конечно, я не он. Просто его образ так сильно запечатлен в твоем сознании, что грех было не пошутить.

Он повернул голову к окну, моргнул. Шторы загорелись. Он облизнулся. Огонь погас, а мужчина превратился в предыдущего мужа Нежинской, умершего от апоплексического удара.

- Ну хочешь, Нинон, нарисую на полу пентаграмму. Позажигаю черных свечей на концах звезды, задымлю благовониями, налью куриной крови. А потом вознесу мессу.

- Н-не надо…

Незнакомец выглядел теперь, как заурядный клерк из банка - костюм, начищенные туфли, стрижка. Вот только в глаза ему Нина никак взглянуть не могла, не было у него глаз. И дрожь её не унималась.

“Господи, кто же это?” - мысли ее беспорядочно метались, не останавливаясь ни на чем.

Сосредоточиться было почти невозможно, но Нина попробовала.

“Так. Я скажу… Что сказать? Да? Он же не сделает. Или сделает? Чушь. Тогда можно сказать?”

- Короче, дамочка, будете тело выбирать, или я ухожу? У меня вас таких много.

- Л-любое? А можно моложе?

Он сплюнул, и на полу зашипело.

Зубы ее начали стучать. Она чуть отклонилась в кресле и взглянула на пол. Дырка в ковре расширялась, будто разъедаемая кислотой.

Отдернув немеющие ноги, Нина пробормотала:

- Тогда… Миронова. То есть Штольман, Анна Викторовна.

Мужчина, ухмыльнувшись, взглянул через потолок куда-то в небеса.

- Заметано. Про душу, надеюсь, помните?

- Не совсем… - теперь начало сводить судорогой руки, на лбу выступил холодный пот.

- Вы хотите сказать, что ее надо отдать? Сейчас?

Он захохотал так громко, что трюмо пошло трещинами.

- Можете и сейчас. Правда, до вас окружающие жаловались - с такими трудно общаться. Но воля ваша.

- О, нет, тогда как у вас обычно? Почему вы не подсказываете? - Нина даже рассердилась.

- Инструкции-с. Все должно быть по воле субъекта, без насилия. Но если спрашиваете - обычно после смерти.

- А смерть… когда?