Не послушавшись, Анна ступила одной ногой в воду и покачнулась.

- Ой! - она вытянула руку для равновесия и схватилась за поданную широкую ладонь.

- Я нечаянно…

- Держу тебя.

Опираясь о руку мужа, постанывая от удовольствия, Анна медленно опускалась в ванну, и бедра ее, белый живот и плечи постепенно скрывались под ковром из цветочных головок.

Штольман зачем-то обтер ладонь о брюки.

- Не горячо?

Анна с наслаждением растянулась в горячей воде. Приподняла стопы, пошевелила пальчиками. Выгнулась так, что намокшие венчики астр обласкали груди и соскользнули, заключив их в бело-розовые ожерелья.

Покачав головой, Анна тихо прошептала: - Нет…

Укрытая цветочной пеной, она огладила себя ладонями везде, где только смогла, смывая запах противных духов и Нежинской. Запрокидывая голову, прополоскала волосы, распутывая их пальцами.

Яков смотрел, не отрываясь. Лицо Анны раскраснелось, расслабилось, горькая складка ушла. Внезапно Штольману стало душно, и он расстегнул верхние пуговицы на рубашке.

В ладонь Анны попал вихрастый темно-красный цветочек. Она поднесла его к лицу, вдохнула пряный аромат.

- Бархатец…

Она провела мягкой щеточкой по шее.

Сглотнув, Яков протянул руку.

- Позволь мне.

Бережно, почти не касаясь, он обвел лепестками тонкие косточки ключиц, прошелся по плечам. Обмакнул ладонь в кипенные венчики у грудей. Анна вновь выгнулась, подставляя белые полушария под ласковые пальцы.

- Подними бедра, - потребовал он хрипло.

Горячая вода и горящий взгляд мужа сделали свое дело. Анна почувствовала себя чистой. Взметнув волны цветов, она одним неуловимым движением перевернулась в ванной, встала на фарфоровое дно коленями, оперлась костяшками пальцев.

У Штольмана вновь пресеклось дыхание.

Мокрые лепестки на полных розовых ягодицах, тонкая талия. Касающиеся цветов груди. Длинные волосы, плавающие в воде, будто водоросли вокруг русалки.

Он молниеносно избавился от рубашки, рванул пуговицы на поясе брюк, но Анна нетерпеливо плеснула бедрами, и он замер.

- Ясь, потри спину, пожалуйста…

«Спину. Потереть. Это надо руку поднести и… Руку, Штольман…» - он уже взмок так, будто сам купался в этой горячей воде, а конца его пытке видно не было.

Зачерпнув в ладонь красно-желтые лепестки, он провел ими по розовой коже. Анна изогнулась под его движением, расставила колени шире, раскрыла бедра. Яков сжал кулак, из которого закапала вода.

- Вот здесь еще, - хихикая про себя, Анна выпятила попку.

«Здесь», - мысли длиннее Штольману уже не удавались.

Поймав пушистый венчик, Яков провел им меж бедер Анны, и она тихонько вскрикнула. Он огладил длинными пальцами нежную кожу там, где расходились ее бедра. Пощекотал цветком по темным волосам. Нажал сильнее. Бедра ее внезапно сжались вокруг его руки, вода выплеснулась на пол. Анна ахнула и закачалась на его пальцах.

- Я-а-сь, - постанывала она, пока Яков смотрел на влажные бедра своей любимой, и пот его смешивался с цветочной водой.

…

- Ясь… - она встала на коленях.

- Да, - он распрямился, подал ей руку.

Анна встала во весь рост. Взглянула в глаза мужа, ставшие угольно-серыми, и его тяжелый взор вновь зажег огонь в ее чреве, будто она и не побывала на небесах минуту назад.

- Сс… спа…

Штольман нашел в себе силы улыбнуться.

- Всегда пожалуйста. Подать тебе полотенце?

Анна кивнула. Он помог ей перешагнуть высокий бортик, накинул полотенце, промокнул стекающие капли осторожными движениями. Прижал её к груди - влажную, распаренную. Сладкую. Лизнул чистейшую кожу на скуле.

- Не пахнет ничем? - Анна все еще сомневалась.

- Дай-ка проверю…

Губы ее он осязал так долго, что Анна забыла, о чем спрашивала. От губ он перешел к ушку. Шее. Ключицам. Взяв в ладони полные груди, он обвел языком торчащие соски, отфыркиваясь от попадавших в рот лепестков.

Анна держалась за широкие, скользкие его плечи, и бедра ее подергивались. Он крепко ухватил ее за талию, опустился на колени. Ощутил чистый, незамутненный запах ее желания. Поднял голову, и Анна задохнулась - такое обожание было в его взгляде. Такая жажда.

Он еле заметно улыбнулся.

- Пахнет.

- Ч-чем? - прошептала она.

- Тобой, моя любовь.

До спальни они не дошли.

========== Глава 21. На каждого хитреца ==========

Приняв арестованную, сонный охранник камер предварительного заключения расписался в бумагах и пробурчал:

- Поезжайте домой, Зюкин, утром вашу красотку будут допрашивать. Сейчас нет никого. Один я тут… Кьеркегора почитываю.

- А… Кого? Эта женщина – особо опасная террористка! Околоток наш подожгла! Кондрат Лексеич сказал – требуются повышенные меры безопасности! – Зюкин хотел как следует исполнить поручение околоточного Ляпкина.

Охранник бросил взгляд на худенькую дамочку. Дрожащая Нежинская, у которой от холода и перспективы заточения зуб на зуб не попадал, в грязном платьем и торчащими во все стороны патлами походила не на врага империи, а на избитую сутенером дешевую проститутку.

- Лексеичу - привет и поздравления с заслуженным юбилеем. Но заработался он у вас, как есть заработался, - вежливо охлопав новоприбывшую в поисках спрятанного оружия, дежурный усадил ее на стул у конторки и ушел в темноту тюремного коридора.

- Кого тут бояться, Зюкин? Вы еще скажите - в кандалы её…

Призрак императора, не пожелавший оставить возмездие на волю случая, возмутился.

- Не верит! Не верит, муравьев ему в штаны!

Деревянная метла несильно пнула под коленку юного городового, стоящего рядом с арестованной. Охнув, Зюкин схватился за ногу и не увидел, как чернильница у ладони Нежинской взмыла в воздух и полетела вслед охраннику.

Начитанный служивый громко выругался и, топоча, вернулся на пост.

- Это она? – потирая ухо, охранник с недоверием уставился на дамочку, рука которой была замазана в чернилах.

- Не я… Не я это… - неслышно бормотала павшая духом Нина Аркадьевна, пока двое мужчин под руки несли ее в камеру.

…

«Почему на меня все это, за что? Околоток этот странный, дог в слюнях… Чернильница… Может, я действительно схожу с ума?» - усевшись на холодный и твердый топчан, Нина горестно держалась за челюсть.

«Обратиться не к кому, кто ж мне поверит, что я у Штольмана дома сидела безвылазно… И кто Смолякова убил? Третье отделение – это не шутки. Тут мне нападение на корону могут приписать, а это уже серьезно. Начнут спрашивать, кто сообщники, где тайная квартира, пароли-явки. А что я скажу? Оно как-то все само? Кошмар какой-то. Они же и пытать меня будут!»