Дюк обнял его за шею, совсем как в два годика, и серьезно шепнул на ухо: - Пап, я за маму боюсь. Она в другой тете…

Верочка, уткнувшись Якову в грудь, засопела.

«К маме», - произнесла она уже жалобно.

Скорый поезд Петербург-Москва больше остановок не делал.

…

Не было отражения Нины в зеркале. Не было чужого ребенка.

Был Яков, обнимающий ее крепко-крепко сильными руками, шепчущий на ухо: “Милая моя. Анечка моя. Я люблю тебя любую, только вернись. Куда ты исчезла, радость моя?”

Яков гладил ее горячими ладонями по волосам, отводил от висков локоны, сухими губами сцеловывал страх с бьющейся жилки.

Шептал вновь и вновь: “Я с тобой, милая. Я с тобой навсегда”.

Держал ее за руку, улыбался так нежно, как умел только он - сокол ее ясный.

Но страх возвращался. Серый, тусклый страх черными длинными лапами хватал ее за плечи, отворачивал от любимого, показывал будущее без Якова и малышей. Анна всхлипывала, и Штольман прижимал ее к себе еще крепче.

“Не бойся, это лишь сон”, - нежно шептал ее возлюбленный, целуя так, будто это был их последний поцелуй.

Тусклый туман спустился меж ней и мужем, разделив их.

Черная лапа грубо схватила ее за плечо, заунывный голос заглушил любимого.

“Вы убийца. Вы поплатитесь за это”.

…

Кто-то настойчиво тряс ее за плечо.

- Нина, да хватит уже притворяться! Вставай, я вижу, что ты не спишь. Что за маскарад?

Анна открыла глаза и повернулась. Поезд стоял на станции, в небе желтела четвертинка стареющей луны. Из приоткрытого окна тянуло запахом мазута, вареной кукурузы и осени.

Нависнув над ней и кривя лицо, Макс выплевывал гневные слова. Толстые губы его напоминали вылезших после дождя червяков.

- Я не позволю насмехаться надо мной, Нина! Немедленно вставай! Как бы я не стал тебе противен, я не могу допустить, чтобы моя жена ехала в этом клоповнике!

Рядом с Максом стоял второй охранник, темноволосый Геннадий. Копейкина в купе не было.

Над головой Геннадия Павел Петрович, громко бормоча, примеривал откуда-то взявшийся булыжник:

- Вот же настырные ребята, камень вам в могилку. Щас вас рядком уложим, в лючок провалим, по шпалам раскатаем. Будут потом вас бутербродиком на гробик намазывать. Лепота…

Марья Антоновна, встопорщившая кружева на пышной груди, тоже была готова кинуться в бой.

- Не надо, - выдавила Анна. - Не убивайте…

Самодержец недоуменно почесал нос. Камень тихо лег на багажную полку.

- Да кто, Нина, тебя убивать собирается? - возопил муж.

- Это ты бьешь моих людей по затылку! Совсем страх потеряла? Запру в Москве в подвале - буду приходить по ночам, и жалоб твоих никто не услышит. Ты - моя жена! Ты должна подчиняться!

Пытаясь успокоиться, он помотал головой и протер платком влажную шею.

- Так, дорогуша. Сейчас без крика и визга мы пересаживаемся в мой личный поезд и едем в Москву. Там я решу, что с тобой делать. Поняла?

Анна закрыла глаза. Липкий сон лежал на коже холодным потом, боль в голове мешала ясно мыслить, желудок переворачивался наизнанку.

“Я просто не буду об этом думать. Это все не со мной”.

На ногу Смолякова упал булыжник.

- Что за черт! - заорал Макс, озлобляясь.

- Ты поняла меня, су.. драная? - он сильно дернул Анну за руку, понуждая встать.

Геннадий сделал было шаг к хозяину, но, вспомнив его нрав, поостерегся. Вежливо открыв дверь перед Анной, охранник взял ее под локоть, вывел из купе.

- Подданная, только кивни, - возбужденный император скользил под потолком.

- Я ему такое крушение устрою, мокрого места не останется! Синий семафор ему в пропасть!

- Не надо насилия, - Анна едва шевелила губами.

- Найдите Якова, скажите… Скажите, что я его люблю.

…

Наутро, по прибытии в Москву, Яков сдал Коляна городовому и отправился с семьей на ближайшее Спасское подворье, где снял номер. Умыв и покормив детей, Штольман сноровисто переодел малышку в купленную через горничную одежду, переоделся сам, крепко поцеловал четырехлетнего Дюка.

- Штольманы, - Яков строго взглянул на отпрысков.

- Ни шагу от дедушки! Тебя, Верочка, это тоже касается, - он поймал малышку, уже готовую на четвереньках отправиться в коридор.

“К маме?” - Вера, встав на крепкие ножки, тянула отца на выход.

Штольман рассердился.

- Милые мои, пока я не найду вашу маму, вы или гуляете с дедушкой, или сидите в номере. Дюк, ты что выбираешь? Блюдце не урони…

- Гулять, - вздохнул именинник, капая вареньем на новую белую рубашечку.

- Верочка?

Пофырчав через сложенные уточкой губки, малышка согласилась.

“Деда. К маме!” - Яков уже понимал, что это у дочурки означало очередность действий.

- Петр Иванович, побалуете их сегодня? - еле слышно спросил Штольман у новоявленной няни.

- Я на телеграф, затем в управление полиции. Постараюсь быстро вернуться. Мне кажется, Анна уже близко к Москве.

Миронов вздохнул.

- Хорошо, Яков Платоныч. Пожалуйста, найдите нашу Аннет.

Он ухватил Дюка за талию, перевернул в воздухе, потряс над диваном. Из карманов ничего не выпало.

- Кончились конфетки? Идемте, Штольманята, будем запасы пополнять.

- А торт? - хохоча, Дюк встал на руки и приземлился лягушонком.

- И торт, - согласился Штольман.

…

На телеграфе он известил начальство о своей неожиданной поездке. Более пространную телеграмму с извинениями родителям Анны пришлось послать в Лахту - мол, дети упросили показать Москву. Про Анну Штольман не упомянул ни слова.

“Нежинская сама что угодно придумает, не маленькая”, - Яков не сомневался, что Нина уже не сидит под замком, разве что Мироновы каким-то чудом не приехали в Лахту.

При любом удобном случае Штольман смотрел в витрины и окна, потирая свое волшебное зеркальце. И происходящее нравилось ему все меньше. Взгляд Анны, пусть и в теле Нежинской, погас, передвигалась она медленно и будто нехотя.

“Милая, не опускай руки”, - заклинал Яков любимую.

“Мы найдем способ вернуть тебя. Только не падай духом”.

Время шло к трем пополудни, когда Штольман получил наконец согласие местных полицейских встречать на Курском вокзале поезда с юга. Яков обосновал это необходимостью не упустить важную свидетельницу по столичному делу. Описав приметы Нежинской, он расставлял полицейских по перронам и нервничал в ожидании желанной встречи.

- Ваше высокородие, - подбежал к нему один из московских агентов в штатском.

- Разрешите доложить!

Яков кивнул.

- Даму, что вы встречаете… - полицейский поправил котелок.