Губы ее были заняты, и она что-то вопросительно мурлыкнула.

- Сядь рядом. Ненадолго.

Увлеченная своими изысканиями, Анна дотянулась до его уха и обвела мочку языком. Штольман зарычал.

- Аня.

- Еще немножко, Яша. Ты такой сладкий, – прошептала его мучительница.

Еще немного Штольман не выдержал бы. Он незаметно отомкнул наручники ключами, которые спрятал в изголовье, и резко перекатил жену, нависнув над ее распластанным телом.

Встретившись взглядом с его, таким тяжелым и таким темным, Анна охнула от пробежавшего между ними пламени. Подала бедра к Якову. Провела ладонью по нему, дрожавшему от сдерживаемой силы. Потянула завязки на хлопковых штанах.

- Не надо, – выдавил он. – Тебе же нельзя.

Анна приложила палец к его губам, легко толкнула обратно на спину. Спихнула надоевшее одеяло. Оседлав крепкие бедра, стянула через голову ночную рубашку и бросила её в сторону.

- Тихонько можно. Помоги…

Он подчинился. Сжал ладонями упругие полушария, поддержал Анну на весу и вздрогнул, коснувшись сочившегося влагой лона. Вновь приказал себе застыть, пока Анна осторожно принимала его в себя. Стиснул зубы, когда она скользнула вверх. И вниз. И вверх. Увидел закушенную губу, услышал прерывистый шепот:

- Яша… Яшенька…

Вцепившись в его руку до боли, Анна задвигалась быстрее.

Большим пальцем он нашел скользкий холмик, поймал ритм, и вскоре ощутил пульсирующую ласковую волну, даровавшую освобождение. Не такое яркое, как если бы он все сделал сам, но счастливое лицо Анны было ему дороже собственного удовольствия.

- Яша, у меня получилось, чтобы вместе! – она съехала по его влажному телу и звонко поцеловала.

- Ведь получилось же?

- Да, счастье мое.

Штольман укрыл жену одеялом. Держа её в объятиях, он шептал, какая она красивая, страстная, щедрая, и что он постарается быть терпеливым.

- Спи, где пожелаешь, Аня. Но прости, если я приду к тебе и просто обниму. Я не смогу без тебя долго.

Он улыбнулся, поняв, что Анна заснула. Но все-таки шепнул:

- Я так тебя люблю.

====== Глава 21. Карты ======

В рабочем кабинете Анна усадила мужа на кресло, встала за спиной и ласково прошлась пальцами по коротким кудрям.

- Яша, а как ты собираешься выиграть? Думаешь, тебе повезет?

Он едва ли не замурчал от удовольствия.

- Я не собираюсь. По меньшей мере сразу, и вовсе не надеюсь на удачу. Еще, Анечка.

- Митя?

- Нет, разумеется.

Яков поймал ее ладонь и прижал к губам.

- Я буду играть честно. Но это не значит, что я не буду вводить противников в заблуждение, и кстати, уверен, что они точно будут мухлевать. Клейгельс сказал, что он что-то чувствовал, но сформулировать и высказать так и не смог. А потом поддался азарту.

- А ты?

Усадив Анну на колени, Штольман зарылся лицом в её грудь.

- Не волнуйся, милая, это для меня лишь работа. Ты знаешь, где моя страсть.

Сердце Анны от этих слов пропустило удар. Смущенная, она прошептала: – Яша, если я пойму, что эта… Нина Аркадьевна опять хочет прибрать тебя к рукам, я за себя не отвечаю.

- Я отвечаю! – потер ладошки Митрофан.

…

Штольман взглянул на карты. Расклад был средний, но можно было поторговаться, что Яков и сделал. Во время розыгрыша на лице его была обычная сосредоточенность, хотя думал Яков Платонович вовсе не о трефах с червями, а о нежном вихре, влетевшем в его кабинет как раз перед уходом со службы. За мыслями о ласковых руках одна взятка была потеряна. Штольман записал грустный итог в таблицу и откинулся на стуле с высокой спинкой.

«Иван Калязин. Старается не показывать эмоции, но сейчас, очевидно, рад, вон как губы дернулись. В маяках филонит. Слишком уверен в себе, это им может выйти боком».

Яков с третьего розыгрыша увидел то, что не мог сформулировать поддавшийся пагубной страсти градоначальник. Партнеры Штольмана по преферансу пользовались старым и очень опасным трюком, требовавшим от участников максимальной внимательности. Они использовали маяки. Оказываясь после розыгрыша в паре против Штольмана, игроки подсказывали друг другу масть и количество определенным положением карт в руке. Параллельное столу положение стопки говорило о пиках, перпендикулярное – о трефах, наклонное – о червах.

«Генрих Фальке. Лицо, закрытое донельзя, просто Каменный гость. Почти не разговаривает, эмоции не читаются, маячит качественнее, поэтому и Калязин лидирует. Губернатор играл с Калязиным и Грековым, а Фальке позвали специально для меня. Неужели владелец клуба Петровский ничего не замечает? Его ведь вряд ли могли купить».

Разной выкладкой карт на стол хитрецы также подавали друг другу сигналы, но об этом догадался даже Митрофан.

- Папа! Этот Калошин – шулер! Я ему сейчас чаю за шиворот налью! – кипятился мальчишка.

- Смотри, он карты разными способами бросает – то закрывает чужую фигурку, то касается, а то и подальше кладет. Это что значит?

Яков запретил подсказывать, какие карты на руках у противников, и сейчас юный призрак рассерженно шипел, видя, как те выигрывают.

«Глазастый Митя. С таким помощником можно казино держать, никто не забалует», – улыбнулся новому раскладу Штольман.

Он предполагал, что и его лицо изучается, и легчайшими гримасами сопровождал свои оценки текущей ситуации. Так как они совпадали с итогом розыгрышей, мошенники постепенно уверялись, что следователь всегда играет именно так. К тому же с начала игры Яков быстро раскидывал пришедшие карты по мастям – в этом случае хороший наблюдатель мог вычислить оставшиеся. Фальке оказался хорошим, и уже воспользовался предоставленной возможностью, увеличив разрыв в пуле.

…

Анна не находила себе места. Штольман предупредил ее, что будет очень поздно, что игра может затянуться, и «поздно» превратится в «рано», но волновалась Анна по другому поводу.

«А если не получится? Бог с ними, с деньгами, а задание у губернатора? Понятно, что если выиграет, Клейгельс будет рад, но вдруг Яков в итоге проиграет? Но там ведь Митя», – попробовала она успокоить себя.

«Митя может… Он все может, но Яков не будет пользоваться чем-то, похожим на обман. И сказал, что сперва ему надо проиграть».

- Дядя! – вскрикнула она, столкнувшись на лестнице с Петром Ивановичем.

- Ты мне очень нужен!

Завидев умоляющее и вместе с тем решительное выражение лица племянницы, Миронов попятился, но тут же был приперт к стенке.

- Дядюшка, мне понадобится от тебя одна ма-а-ленькая услуга, – умильно попросила Анна, удерживая того за галстук.

Петру Ивановичу не осталось ничего, кроме как тяжело вздохнуть.

…

Штольман играл свою игру. Испортить её было сложно, поэтому он просто кидал карты на стол, внимательно следя за противниками. Положения стопок в их руках постоянно менялось, внося хаос в подмеченную Яковом систему.

«Ловкие, шельмецы. Карты держат так же, как в маяках, но уже не сигналят, висты зарабатывают честно. Нет! Вот – перед маяком меняют положение тела. Наверняка Фальке придумал, он и час сможет без движения высидеть».

Услышав знакомый смех у входа в игровую залу, Яков взглянул в том направлении. Сузил глаза. И бросил на стол младший козырь вместо старшего.

«Ах ты ж… японский городовой!» – выругался про себя Штольман. Недавно Митя, желая порадовать маму салютом, взорвал в спальне петарду, и Яков очень образно высказал свою радость при виде испуганной Анны и прилетевших на постель осколков. После чего пришлось запомнить на будущее – его хулиган впитывает все, что говорит отец, с удовольствием повторяя при случае новые слова.

Но сейчас дело было не в Митрофане. За столик в противоположном углу залы уселись двое – господин Миронов и полный юноша в сером сюртуке, поверх воротника которого волнами спадали каштановые локоны.

Скрипнув зубами, Штольман заставил себя сидеть смирно и доиграть заказ, а затем извинился и предложил сделать перерыв. Калязин предложение принял, Фальке лишь кивнул, но Яков на них уже не смотрел.