- Яша, пожалуйста, вернись сейчас в себя, это самое главное!

- Только если будешь меня встречать. Я там же, у Ярцева. Но сперва съезди домой переодеться.

- Бегу.

…

С замирающим сердцем Анна вбежала в медицинский флигель управления. Домой она не заезжала, уговорив Семена, что к мужу надо срочно.

- Здравствуйте, Владимир Семенович. Яков у вас? Вы на сколько ему дозу рассчитали?

- Анна Викторовна, рад вас видеть, – взглянул на брегет Ярцев.

- Господин Штольман в порядке, я только что проверял. Ему спать еще примерно четверть часа. Сегодня я дал ему меньшую дозу, хотя ваш благоверный настаивал на большей.

Получив горячий поцелуй в щеку, полицейский врач довольно пробурчал: – Я рад, что в вашей семье есть хоть один человек, обладающий здравым смыслом. Вы когда-нибудь расскажете мне, Анна Викторовна, зачем это все? Я очень любопытен.

- Когда-нибудь – обязательно!

Анна направилась было к двери комнатки, но остановилась.

- Разрешите воспользоваться халатом? Я вам позже верну!

Штольман мирно спал в подсобке, и Анна, заперев дверь, пошептала ему на ухо ласковые слова. Ничего не произошло, и девушка решила немного подождать с нашатырем.

Ерзая, она попыталась стащить с себя промокшее платье. Влажная ткань липла к нижней рубашке, та – к телу, и Анне пришлось изворачиваться, чтобы вылезти из пришедшего в негодность наряда.

«Поеду в халате. А что, сестра милосердия, еду по вызову. Да вообще никто не увидит, попрошу Семена закрытый экипаж найти. Ой, теперь ведь можно Митю от себя не отпускать! Наконец-то! А кстати, где мой любимый баловник? Полетел к бабушке рассказывать героическую историю?»

Она огляделась в поисках сына, стащила с себя белье, нашла в углу комнатки старую сумку и запихала мокрое туда, чтобы позже вернуть Ярцеву его собственность. Заодно нашла тут же на вешалке какое-то полотенце и обтерлась досуха.

«Опять у меня водные процедуры. Ох, Яков, какой ты был нежный в том отеле… Попробую тебе что-нибудь такое же сделать», – она представила, как выглядят смазанные чем-нибудь вкусным плечи Штольмана, которые ей всегда нравилось не просто гладить, а целовать и даже облизывать, такая у Якова была волшебная кожа.

Накинув халат, Анна улыбнулась.

«Это мне придется наручниками воспользоваться, а то Яша не даст мне насладиться и быстро куда-нибудь уложит».

- Аня… – простонал Штольман, и Анна кинулась к нему.

- Яков, ты проснулся? Как себя чувствуешь?

Сбивчивые, приглушенные слова Якова звучали, как бред. Анна поняла, что дух мужа будто не может удержаться в теле.

«Запутался в мирах? Ох, Яша, допрыгался! Дух Штольмана, ну-ка сиди на месте!»

Решительно подтянув полы халата, Анна забралась на диван, стиснула талию Якова коленками, склонилась над его грудью.

- Яшенька, я держу тебя! Открой глаза, посмотри на меня, пожалуйста. Ты нужен мне, Мите, друзьям! Полиции, наконец! Будь со мной! Ты мне еще девочек обещал, сестренок нашему малышу, помнишь? Я так тебя люблю, Яков…

Сознание к Штольману возвращалось медленно и с перерывами. Еще на набережной он сказал сыну помочь ему вернуться в тело, а потом сразу лететь домой и устроить с помощью Петра Ивановича скромный праздник. И, похоже, свои силы Штольман переоценил.

Но сейчас открыл глаза.

От радости едва ли понимая, что говорит, Анна уткнула палец в его грудь.

- Яков Штольман! Вот только попробуй еще раз от меня уйти, дух зловредный! Яшенька! Ты со мной?

- Халат… – непонятно сказал Яков.

- Что халат, Яша? Все хорошо? Ты встать можешь?

Неверной рукой Яков откинул полы халата Анны с её груди и расплылся в улыбке, уставившись на открывшуюся красоту.

...

Вернувшийся с вопросом от Петра Ивановича Митрофан от удивления открыл рот. Его добрая и нежная мама лежала на отце сверху и то смеялась, то ругалась, при этом почему-то не пыталась выскользнуть из объятий. Называла Штольмана то негодяем, то отъявленным развратником, который и близко к смерти будет искать себе удовольствий, а еще без устали целовала его счастливое лицо.

Когда Митя разобрал, где именно находятся руки Якова, он хихикнул.

- Родители, праздник откладывается?

Штольман шевельнул ладонью под халатом.

- Понял. Пойду дяде Семену напишу, что у вас… перерыв, во!

====== Глава 18. Цепочка ======

- Милейший Яков Платонович!

Из обращения губернатора Штольман сразу понял, что дело у того личное. В иных случаях Клейгельс обращался к нему без этакого надрыва.

- К сожалению, мое внутреннее сопротивление собственным недостаткам внезапно дало сбой, – прохаживаясь вокруг стола, Николай Васильевич подергивал себя за бакенбарды, – и печальным итогом сего происшествия послужило то, что крайне дорогое сердцу моей возлюбленной супруги Евстафии Сергеевны владение в Ревельской губернии…

Яков почувствовал, что сейчас зевнет. Он удержал ладонью челюсть и потер переносицу. Анне ночью не спалось, и она то бродила по дому, то уходила в ванную, а ближе к утру даже порывалась пойти гулять по городу. Когда Штольман молча начал одеваться, Анна взглянула на его закрытое лицо и поняла, что перебрала с капризом. В итоге она улеглась на кровать, попросила Якова просто быть рядом и положила его ладонь себе на живот. Тут же внутри Анны что-то будто мурлыкнуло и успокоилось – кроха Штольманов решил, что так засыпать ему нравится.

- … следующий срок. Теперь мне грозит не только гнев тестя, но и…

Митрофан, который после визита отца в мир духов не отрывался от родителей, выудил из своего неисчерпаемого запаса виршей колыбельную, и Яков уснул под тонкий дискант. Утром сонная Анна, провожая Штольмана на службу, с улыбкой шепнула ему, что уже выучила слова и будет баюкать его вместе с крохой.

- Яков Платонович, это еще не все. Мне придется… Вы не слушаете? – Клейгельс дернул за шнурок настольной лампы, которая вдруг включилась сама по себе.

Моргнув, Штольман собрался.

- Разумеется, слушаю. Мыза в Ревельской губернии досталась вам с приданым жены. Проиграв мызу Калязину, вы лишаетесь благосклонности тестя, а это грозит вам отставкой с поста губернатора. Предприниматель Патрикеев, друг Калязина, шантажирует вас этим событием, но обещает вернуть мызу, если его компания будет выбрана городом для постройки электростанции на Петербургской стороне.

Николай Васильевич открыл рот.

- А… А как вы…?

Губернатор тяжело опустился в кресло.

- Ах, да, вы же следователь. Про электростанцию я на совещании говорил. Но откуда вы знаете про связь между Калязиным и Патрикеевым?

- Служба.

С надеждой, что ниспосланный ему небесами сыщик как-то все разрулит, глава города умоляюще попросил:

- Ради бога, Яков Платонович, займитесь этими проходимцами. Я и мызу не могу выкупить, и концессию отдать. Общество электрического освещения с технической поддержкой Сименса – очевидный и достойный исполнитель, меня просто разорвут, если я подпишусь под иным выбором.

Лампа на столе вновь загорелась. Штольман погрозил ей пальцем. Та послушно выключилась. Ошеломленно переведя взгляд со следователя на лампу, Клейгельс тоже наставил на нее палец. Шнурок дернулся, раздался треск, и по кабинету разнесся запах перегоревшего контакта.

…

Напомнив пожилой матроне, что перед смертью она спрятала фамильную цепочку с серебряными фигурками, Анна попросила:

- Аграфена Андреевна, вы не покажете, где именно? Мой коллега виделся с вашим внучатым племянником Алексеем и сказал, что это очень милый молодой человек. Он благодарен вам за дом и будет рад, если семейное украшение найдется. Он собирается жениться.

Дух женщины оживился: – Так дом достался не этому противному Кириллу? Я такая рассеянная стала из-за болезни, взбалмошная – сама забыла, какое завещание последнее. Леше можно. Цепочка вовсе не дорогая, но я рада, что Лешенька ценит историю нашей семьи. Показать не покажу, память, знаете ли… Но поищу вместе с вами. Может, в доме? Или у подруги оставила, кошелка старая...