Хината задумчиво посмотрела в сторону вышки, откуда ей пришлось уйти. Прямо сейчас она должна быть на посту и продолжать исполнение долга, даже если ей этого уже не хочется. Ей оставалось лишь поджать губы и с грустью взглянуть на парня, с которым так хотелось остаться.
— Извини, что отрываю тебя от работы, — Наруто с усилием приподнялся и привычно почесал светлый затылок с характерным шуршанием, отчего уголок её бледных губ приподнялся. — И за тот разговор извини, я не должен был… — он поднял на неё виноватый взгляд. Но уже тогда в глубине души Хината знала, что тот был прав.
А что, если где-то в деревне кто-то из её знакомых вдруг нуждается в помощи, как Наруто? Будет ли она хорошей подругой, дочерью и просто шиноби, если так просто оставит близких без поддержки? И стоит ли работа в АНБУ того? Она уже точно знала: нет.
— Всё хорошо, я не обижаюсь, — она просто не могла держать на него обиду. Элементарно не умела. Пожалуй, извиниться здесь стоило только ей: перед самим Наруто, которого она могла заставить волноваться, перед Кибой, что отговаривал её с самого начала, перед Ханаби, что не могла дождаться, когда она вернётся домой. В её глазах невольно блеснули слёзы, и Хината не придумала ничего лучше, чем тут же спрятать лицо под маской. Узумаки озабоченно на неё взглянул, тут же поднимаясь с земли и чувствуя, как голова всё ещё побаливает после падения.
— Хината? Ты чего? — в его голосе проскользнуло волнение, но Хьюга тут же отвернулась, лишь бы тот не заметил её слабости, не увидел, насколько легко она может растрогаться и поддаться нахлынувшим эмоциям.
— Это ты меня прости, Наруто, — сдавленно, почти шёпотом проговорил её ласковый голос, пока тот с недоумением её оглядывал. — Спасибо, — выпалила напоследок, и быстро устремилась прочь.
Снова убежала.
***
В голове эхом пульсировала лишь одна мысль: должен успеть. Шикамару не останавливался, чтобы передохнуть, хотя дышать с каждым преодолённым километром становилось всё тяжелее. Пытался внушить себе, что ему не хочется утолить голод или жажду, потому что не хотел останавливаться ради таких пустяков. Знал, что путь будет до невозможного длинный и трудный, но всё равно продолжал устремляться вперёд. Ощущал пот, что ручьями стекал по его коже, впитываясь в форму АНБУ, которую ужасно хотелось снять. А сердце ударялось о рёбра неумолимо часто, отчего в висках стучала кровь. Но он был обязан успеть.
Старался успокоить себя: они сильные, им хватит способностей, чтобы справиться с отступниками. В любом случае, смогут отступить и позвать подмогу, но точно не проиграют. А в голове вновь всплывали их угрожающие образы, уверенные взгляды, изощрённые способности, о которых он не знал достаточно, и страх закрадывался в его сознание, словно навязчивый червячок, заставляя ускорять темп. Хотя, казалось бы, куда уж больше.
Одновременно Нара чувствовал себя виноватым перед ними. Они поддержали его, сказав, что служба в АНБУ — это отличная возможность улучшить свои способности и проявить себя среди лучших шиноби. Но за это время он успел окончательно убедиться, что просто не сможет продолжать сражаться в этой фарфоровой маске, скрывая под ней все эмоции, что сейчас рвались наружу. Шикамару априори не был особенно эмоциональным, всегда оставался сдержанным и старался спокойно анализировать ситуацию, несмотря на обстоятельства. Но оставаться спокойным в тот момент, когда кто-то из близких нуждается в помощи, а ты не можешь ему помочь, он просто не мог. Даже его ленивой душе это не позволила бы совесть.
И пусть он старался оставаться уверенным, что им хватит сокрушительной силы Чоджи, удивительных способностей Яманака и мудрости Асумы, всё равно ощущал неприятное предчувствие. Словно что-то плохое обязательно ждёт его там, уже в считанных километрах, за соснами, над которыми уже поднялось оранжевое зарево.
Нет, Асума был обязан справиться, иначе просто не может быть. А если справится Асума, то справятся и остальные, ведь так?
Нара слышал шум. Испуганные голоса, громкий, заливистый и ничуть не добрый смех, высокие вскрики с детства знакомого девичьего тона. Лицо сменилось на сосредоточенное в ту же секунду, когда он увидел поле боя. Чоджи обессиленно привалился к стенам разрушенного белокаменного здания, Ино, бледное лицо которой было искажено гримасой ужаса и страха, использовала на нём целительные техники, а сенсей, беспомощно отклонив голову и устремив безнадёжный взгляд к небу, стоял на коленях в луже багровой крови. На его смуглом лице отпечатались тёмные пятна, по губам к бороде плавно стекали алые струи, а неизменное оружие в виде заострённых кастетов валялось у ног.
Шикамару, успев лишь ошарашенно округлить глаза и приоткрыть рот, ускорил шаг, пытаясь бежать быстрее, но усталость и потрясение заставили его ноги путаться и спотыкаться в попытке дойти до соперника, что гордо возвышался над Сарутоби.
— Наконец я смогу познать боль! — меж дьявольским смехом довольно прокричал Хидан, чей плащ был безжалостно разорван, а тело окрашено в чёрно-белые тона под влиянием техник. И металлический штырь в его руках в то же мгновение воткнулся в собственное сердце, заставляя Асуму в последний раз откашляться сгустками крови и обессиленно рухнуть на землю с грохотом, что ещё несколько мгновений эхом отражался в сознании.
В его памяти навсегда останется этот фрагмент. Те чувства, что бушевали в его груди, а сейчас слились в одно — вина. Та пустота в голове, что внезапно начала заполнять всё тело мерзким холодом. Та слабость, что он ощутил в конечностях, не в силах продолжить идти. И единственная мысль, что заставила сердце болезненно сжаться: не успел.
В прорезях фарфоровой маски навсегда застыл крик имени сенсея.
Комментарий к Часть 7.
спасибо, если всё ещё читаете!
следить за выходом глав тут:
https://t.me/yunimur
========== Часть 8. ==========
Едкий дым наполнял лёгкие, сменяя жгучую душевную боль в груди на физическую. Он мог бы сказать, что глаза слезятся из-за него, но знал, что соврёт.
Сердце всё ещё болезненно сжималось, заставляя жадно глотать ртом воздух в попытке успокоить его ритм. Он не замечал, как слёзы на его щеках высыхали, а после бежали по бледной коже снова, каплями падая с подбородка и заставляя шмыгать носом. Чувствовал, как пальцы, пытающиеся сжать фильтр, дрожали от слабости, но продолжал подносить злосчастную сигарету, украденную из последней пачки сенсея, к обветренным губам и задыхаться от никотина. Разум пьянел, голова кружилась, но было всё равно. Уже всё равно.
После разговора с отцом стало легче. Но не настолько, чтобы подавить чувство вины в своей груди окончательно. Он навзрыд плакал, кричал в отчаянии до боли в горле, швырялся фигурками от излюбленной игры шоги в стену, а после падал, падал и хватался пальцами за форму, снять которую не было сил, и, глядя в потолок покрасневшими глазами, задавал один и тот же неизменный вопрос: «почему, Асума?».
Почему принёс себя в жертву? Почему оставил нас? Почему погиб именно ты?
На эти вопросы не существовало ответов, и это разбивало вдребезги его сознание, выстроенные в голове идеалы, тот смысл, что он заложил в своё существование. В один короткий миг всё вокруг потеряло суть. Как по щелчку сверкающей от лунного света зажигалки, что он продолжал вертеть в руках, сжимая губы, лишь бы не закричать снова. Закричать от боли, что в клочья рвёт душу, оставляя внутри лишь холодную пустоту.
Он сидел на холме недалеко от дома, рассматривая вид, что открывался снизу. Вся деревня была, словно на ладони, и Шикамару всё ещё не верилось, что, повернувшись, он не увидит рядом сосредоточенного лица сенсея, который размышлял бы над своим ходом в шоги, что не встретит его с букетом маков в руках, когда тот спешит к Куренай, что Асума не увидит, как они вырастут, как изменится их деревня, каким будет его ребёнок.
Тот хриплый шёпот, что Сарутоби проговорил ему на ухо перед тем, как на такую невыносимо долгую вечность закрыть глаза, навсегда закрепился на подкорке его сознания. Всё ради короля, так ведь?
