Сет цокнул языком. Раньше на месте этих убожеств высились красивые особняки из мраморных блоков и гранитных колонн. Раньше здесь жили умные люди имеющие власть и золото. Арена, которой он управлял, находилась в центре элитного места, притягивая щедрых посетителей и престиж. Город развивался, в этом развитии он принимал участие, его арена привлекала странников со всего южного Мидвея и соседних стран: Пустынного Царства, Королевства Коллюч, Фейшарии. Сет иногда побеждал свою жадность, отдавая вырученные деньги на нужные городу вещи, отчасти из-за ещё большей потенциальной прибыли.

На его деньги была построена общественная баня рядом с оазисом. Баня не принесла ему денег, но наполнила в его душе что-то кроме жадности. Ему было странно осознавать, что на его деньги моется безродный бедняк ничем не заслуживший этого прекрасного элемента кифрезкой культуры. Сету скрутило живот, это возмущалось его естество, он был остраком. Кифрезы сильные, фьярры верные, твилады упорные, а остраки умны, прагматичны и хитры, они имеют деловой склад ума — значит лучше их всех. Он прогнал воспоминания об убыточной бане, ему следовало оставить мысли прошлом величии, и вспомнить о причине ухудшения его дел и дел всего города, всего Мидвея.

Началась война с Пустынным Царством. Кровавая война, ставшая неожиданной для Мидвея, Дизсал был чрезвычайно важным союзником Мидвея. Префекта убил сердечный приступ, когда он узнал о предательстве Пустынного Царства, славящегося честью и отвагой своих воинов. Все это была ложь, прятавшаяся как муравьиный лев в воронке из сплетенных же Мидвеем интриг.

Верхом на скорпионах и оживших пылевых тучах, враги опустошили большую часть южных земель Мидвея. От Великой Пустыни Дизсал, до Граничных Гор. Арена осталась немногим уцелевшим, что оставалось от когда-то прекрасного города, с музеями и театрами, храмами разных культур. Все обратилось в пыль и песок, женщин и детей увели в рабство пешком по обжигающей пустыне. Это был крах. Безоговорочное поражение. Мидвей отдал большую часть завоеванных врагами земель, Вайкрит вновь оказался крупнейшей Империей Имира. Золотая Империя поблекла.

Страусы быстро довезли Лорда Арены до его особняка с гладкими высушенными стенами цвета пустыни, стоящего у берега Жемчужного Моря, стража стояла, навытяжку держа в ножнах шамширы и ятаганы. Он не помнил, как его встречали слуги, как ноги донесли его до кровати, как он устало повалился на мягчайшую перину. Он помнил прекрасные сны полные золота и богатства. Его золота, и никого другого.

А где-то в темноте, посреди звериных вздохов и рыков в стенах из красной глины, звучала неловкая песнь, исполненная неумелым, неподготовленным голосом, на которого возложили давящую ответственность.

— Укрой страхи под листьями, сожги кошмары храбростью своей, и спи спокойно, как медведь зимой, как лось упокоенный со старыми костями.

Зверолюд повторял простую колыбельную раз за разом на родном грубом и гортанном языке, покачивая крохотное тельце на своих громадных руках. Эту песню он постоянно слышал от матери, будучи ягненком. Она успокаивающе напевала её после ночных кошмаров. Напевала, когда их табор вновь перемещался в ночи гонимый людским огнем. Его мать напевала эту песню, когда её схватили цинитские звероловы. Он прятался в кусте цветущего шиповника, всхлипывая и давясь слезами. Последняя песня матери помогла ему не заплакать, не выдать себя жестоким людям. Он никогда больше ее не видел, но её лицо часто являлось ему во снах вместе с колыбельной.

Новорожденная громко визжала и пищала, её когти и зубы не могли пробить толстый мех зверолюда. После нескольких часов, она утратила силы бороться. Неумелая, но навязчивая колыбельная утягивала в сон. Как и любой дракон, она знала каждый язык. Речь зверолюдов показалась ей шепчущей и шершавой, как звуки сдираемой с дерева коры, как волнуемая ветром трава. Она уснула, сомкнув зубы вокруг мизинца зверолюда.

— Я не оставлю тебя одну, среди кровожадных тварей, среди злобных людей, среди красной глины и холодного чугуна. — Шептал он, успокаивая больше себя, чем её.

Зверолюд забыл, когда последний раз он думал о своих чувствах, он забыл собственное имя, данное ему матерью, он забыл свое лицо. Маг уснул, держа холодную чешуйчатую новорожденную в теплых мохнатых лапах. Зверолюд испытывал новое чувство. Он хотел защитить это беспомощное создание, не из-за приказа хозяина, а по собственной воле. Он верил, что дитя поможет ему вспомнить себя, отринуть страх, похоронить страх под листьями.

15 лет спустя. Мидвей. Город в засушливой степи. Арена Онуврит.

Окропляемый кровью песок вздымался ввысь во время захватывающего боя. Трибуны ревели после каждого промаха или попадания, и становились еще громче, когда фаворит всё сильнее приближал свою победу.

Ловкий не отягощенный броней человек с кинжалом и мечом, проворно уклонялся от чудовищных ударов палицы желтокожего орка, у которого из брони были только левый наплечник и правый наколенник. Толпа облегчено вздыхала, когда тяжелая дубина орка приземлялась на песок в дюймах от его тела. Он танцевал вокруг неуклюжего соперника, кланялся перед толпой, жонглировал клинками, перебрасывая их через шею, ноги и руки. Все эти элементы захватывали толпу, гладиаторские бои — самое популярное развлечение Мидвея, и хотя на Арену Онуврит вход был бесплатен, мест на всех не хватало.

Онуврит — самая большая и уважаемая арена города Сейклара, выдавившая почти всех конкурентов. Гильдия Гларидус и сами Пятнадцать Домов часто выражают свою благосклонность этому заведению.

Ловкач метнул кинжал точно в колено орка, нелюдь завопил от боли, он не переставал пытаться приземлить палицу на хрупкого человечка, которому хватит и одного удара. Хромая, он бездумно наступал на человека, ловкач лишь смеялся скудоумию орка. Ещё один слишком близкий промах, ещё один облегченный единообразный вздох трибун, еще один поклон под обожающие взгляды.

Арена Онуврит имела абсолютно типичную архитектуру: вокруг боевого круга были выстроены трехъярусные трибуны, четыре прохода закрытые опускаемыми решетками ввели вглубь арены. Отличалась Онуврит от остальных лишь размерами боевого круга, вокруг которого и были устроены трибуны, наполненные желающими зрелищ. Всю популярность Онуврита обеспечивали его подземные клетки. Онуврит выпускает сражаться самых экзотичных и опасных тварей, ни у одной другой арены не хватает золота на содержание настолько ужасных чудовищ, ни у одной арены не хватает храбрости или безумия на такой риск. Многие из этих тварей способны на огромные прыжки и вовсе полеты, от побега чудищ останавливают толстая пятнадцатиметровая чугунная решетка над боевым кругом, ценой почти как вся остальная арена. Похожие, но установленные вертикально решетки защищают зрителей каждого яруса. Арена Онуврит разорилась, если бы хоть один богатый зритель погиб ища зрелищ. Решетки были выплавлены и установлены лучшими дворфами-мастерами из Золотого Молота — самой уважаемой гильдии строителей и архитекторов во всем Имире.

На трибунах больше всего было людей: местных и реже иноземцев, но имелись и хорлаки, находившиеся в особых стойбищах, они кричали громче всех зрителей и пили ещё больше. Были и орки, оценивающе взирающие на проигрывавшего родича. Один из людей, сидящий на высшем третьем ярусе — отведенном для простолюдинов, готов был поклясться, как увидел спрятанное в капюшоне острое ухо у сидящего впереди незнакомца. Он решил списать это на выпивку. Мидвей основан богатейшими торговцами и поэтому население его весьма разнообразно, но даже здесь никто не рад остроухим. Эльф не способен жить без оглядки в Имире.

Ловкач сильно пнул высокого орка по челюсти, быстро перекатился, вынимая кинжал из колена врага, и тут же вонзил клинок в обратную сторону колена. Орк болезненно зарычал, ударил его в живот кулаком, отбросив на большое расстояние. Зрители испуганно вдохнули. Ловкачу теперь хотелось закончить бой по быстрее, боль разливалась по его телу, дышать было сложно, но огромный кулак орка не задел ничего важного. Человек сделал шаг к орку, быстро отошел от яростного удара, и, отпрыгнув от палицы, длинным порезом лишил великана глаза. Желтокожий упал на колени, схватившись за обливающиеся кровью слепое место.