— Забирайтесь! — прокричали сверху.

Не помня себя, Фрэнк лез наверх, пока кто-то не подхватил его и не потащил за собой. В следующую секунду, почувствовав под собой твёрдую поверхность, Фрэнк в бессилии лёг, видя перед собой хмурые пепельные небеса. Где-то внизу шумело море.

— Эй! Откуда ты?

Над Фрэнком стоял грузный, широкоплечий человек в пуховой куртке. В руке он держал автомат. Сперва показалось — охранник. Будто Фрэнк кружным путём вернулся в «Нова Проспект». Но ведь они с Освальдом шли по прямой.

Фрэнк приподнялся на локтях и посмотрел вниз.

Берег был пуст.

Фрэнк что-то прошептал, и ветер смешал сорвавшиеся с бескровных губ звуки.

— Друг, откуда ты? — повторил грузный человек вопрос.

— «Нова Проспект», — произнёс Фрэнк.

В ответ — тишина. Потом — возглас сомнения:

— Быть не может! Ты правда сбежал из тюрьмы?

Фрэнк кивнул.

— Как тебя зовут?

— Я Фрэнк. Мы ищем Рэйвенхолм.

— Вы его почти нашли, друг. Меня зовут Бен.

Человек, представившийся Беном, отвёл Фрэнка вдоль причала к белому зданию. Рядом с входной дверью был оборудован своеобразный наблюдательный пункт: раскладная табуретка, лежащий рядом бинокль, переносная радиостанция и ящик патронов.

— С тобой был ещё кто-то? — спросил Бен.

— Со мной был Освальд. Его убили.

Фрэнк произнёс это, не почувствовав ни горя, ни печали. Душа словно бы опустела, и пережитая только что потеря не оставила ни единого следа в этой пустоте.

Бен усадил Фрэнка на табуретку и, открыв походный котелок, плеснул в жестяную миску пару ложек похлёбки. Запах нормальной, домашней еды привёл Фрэнка в чувство.

Не успел Бен выставить миску с похлёбкой, как Фрэнк набросился на неё, как в приступе бешенства, даже не разжёвывая, проглатывая куски еды. Клацая зубами, Фрэнк рвал мясо на части, не чувствуя вкуса и не думая ни о чём, кроме как насытить изголодавшийся желудок. Самозабвенно поглощая пищу, Фрэнк даже забылся на несколько минут, пока Бен не остановил его; подняв взгляд, Фрэнк увидел протянутую к нему руку, которая удерживала его от миски, где плавало в бульоне несколько недоеденных кусочков вяленого мяса.

— После долгого голодания нельзя так сильно наедаться — желудок просто разорвёт.

Фрэнк вытер рот.

Его одолевала слабость, руки тряслись, знобило. Казалось, ещё мгновение, и силы полностью иссякнут — Фрэнк просто умрёт, потому что существование как таковое стало неподъёмной ношей.

— Ты правда сбежал из «Нова Проспект»?

Голос Бена прозвучал гулко, издалека. Как из длинной трубы.

Фрэнк снова кивнул, как болванчик. К горлу поднялся ком — съеденное готово было выйти наружу, с такой же лёгкостью, с какой Фрэнк поглотил пищу.

— Лучше не говори никому здесь, что ты из тюрьмы. Люди тут немного пугливые.

Фрэнк сгорбился, закрыв живот руками. В желудке бурлило, изнурённый организм с трудом принимал пищу. Видно, синтетическая дрянь из «Нова Проспект» произвела в теле какие-то необратимые изменения. Или это правда последствия голода? Не стоило, чёрт возьми, не стоило есть мясо этих тварей… Эта мысль, запоздалое откровение, маленькой точкой сверкнула в помрачённом рассудке, но Фрэнк начал тут же оправдываться, убеждая себя, что в противном случае они бы не дошли сюда. Он бы не дошёл. Они бы свалились замертво от голодного обморока. А ведь голод преследовал их намного проворнее Альянса. Охрана тюрьмы забыть забыла про сбежавших заключённых. Но смерть следовала по пятам, ставя жёсткий, непререкаемый ультиматум. Куски гнилой, смердящей плоти, продукт скрещивания человеческого организма с инопланетной заразой… Фрэнк вновь ощутил во рту вкус этой субстанции. Так, наверное, не пахнут даже трупы. Вонь разлагающейся материи заволокла рецепторы плотным слоем, как если бы Фрэнку прямо сейчас дали на съедение эту отвратительную массу из мёртвой плоти. И не было никакого вяленого мяса и бульона. Никакого другого вкуса, кроме вкуса смерти, Фрэнк сейчас не чувствовал, и гибель приобрела конкретные, столь ощутимые очертания, что желудок отозвался мышечным спазмом. У смерти есть облик, но его не увидеть обычным зрением; этот облик состоит из запаха и вкуса. Сознание, точно слабое пламя свечи, едва держалось, подрагивая на границе с обмороком.

Радиостанция зашумела. Бен включил приём:

— На связи.

— Как там дела? — раздался искажённый помехами в эфире голос, который напомнил Фрэнку голос в «Нова Проспект».

— Как и ожидалось, полезли муравьиные львы.

— Возвращайся, Бен. «Чёрная Меза» закончила испытания.

— Понял, Рональд. Конец связи.

Бен выключил приём, и шипение прекратилось.

— Я отведу тебя к лекарю, — сказал Бен. — Я придумаю что-нибудь. Не говори никому, что ты беглец.

Фрэнк кивнул. Это последнее, что он расслышал и на что мог адекватно среагировать; секундой после глаза заволокла чёрная, как дым, пелена, и разум рухнул в пропасть. Чьи-то руки подхватили его. Падение длилось вечность.

========== 11. “Мы не ходим в Рэйвенхолм” ==========

Город наполняли крики и вопли.

Под курткой скользнули струйки холодного пота. Фрэнк оцепенел. Он оказался здесь словно бы прямиком из заваленных шахт - интерьер церкви остался в памяти как нечто несуществующее, эфемерное, сновидческое, пусть Фрэнк покинул здание только что. Мгновение - и чудесные своды, сами собой источающие божественное свечение, растаяли во мгле, как если их не было вовсе. Теперь - только ледяной, сковывающий ужас. Земля без бога, без человека, без жизни. Декорации восставшего из обломков войны общества - фальшивка и ложь.

Фрэнк вышел на дорогу.

Горело несколько фонарей. По брусчатке вели кровавые разводы, пятна.

Каждая тень, каждый угол представляли собой опасность - там могли находиться хэдкрабы. Твари очень любят нападать из засады, напрыгивая со спины.

И сейчас паразиты - везде.

Фрэнк шёл вдоль дома, двигаясь боком, спиной к зданию. От страха тряслись ноги, дыхание то и дело сбивалось - Фрэнк останавливался, чтобы привести чувства и мысли в порядок, насколько это возможно. Сложно сохранить трезвый рассудок, когда непрерывно и отовсюду раздаются панические крики, кто-то ревёт, рычит, и не ясно, человек это или какая-то обращённая тварь…

Зомби вроде так не орут.

Ульрих о чём-то догадывался: в городе появились другие создания, кроме зомби. Или - это другие зомби - другой формы, другого строения? Фрэнка пробила дрожь. Ясность сознания сильно уступала бессознательной, первобытной тревоге перед неизведанным. Люди прекрасно знали, как выглядят обычные зомби, знали, какую опасность представляют собой представляют эти монстры. Фрэнк хорошо помнил, как беженцы, уверенные в возможности излечения, пытались отделить хэдкрабов от тел своих родственников или друзей, которым не посчастливилось стать жертвой паразита. Чаще всего это заканчивалось либо смертью того, от кого пытались открепить пришельца, либо смертью того, кто пытался открепить, либо гибелью обоих. Хэдкрабы значительно поубавили численность населения, которое смогло в своё время выжить после портальных штормов и войны с Альянсом.

И всё-таки - в Рэйвенхолме другие зомби? Рассуждать об этом становится тяжелее от осознания того, что речь идёт о некогда живых людях, о тех, с кем ты недавно общался, кого ты любил, о ком заботился. Проблема заключалась не в выживании как таковом, а в психологии. Ведь, например, у отца вряд ли поднимется рука убить собственного ребёнка, пусть тот безвозвратно обращён в одно из чудищ. Фрэнка мало что связывало с людьми в Рэйвенхолме, однако он не был уверен, что у него поднимется рука покончить с попавшимся на пути тварями. Можно сколько угодно отгораживать себя от общества, делать вид, что ты сам по себе - придёт момент, когда окажется, что за выставляемым напоказ отшельничеством скрывалось искреннее желание стать ближе к людям… Впрочем, после “Нова Проспект” Фрэнк сознательно шёл на то, чтобы как можно меньше общаться с людьми. Какой-то невидимый изъян скрывался в каждом человеке. Что-то, что сводило на нет всё благополучие человеческого сосуществования. Это - лишь декорации, фальшивый интерьер, на самом деле людей разделяет пропасть; каждый одинок, изолирован; каждый ведом глубоко эгоистическими желаниями. Тюрьма усилила эффект, и весь мир отныне казался Фрэнку погибшим, выхолощенным, пустотным. Только один человек вызывал в сердце отклик. Лишь он ещё давал Фрэнку надежду, он призывал его идти дальше, несмотря на страх, безысходность, одиночество…