Ужасы общества потребления вдруг воплотились — не в кинокартине или на страницах постмодернистского романа. Без иронии и «двойного дна». Люди старались избежать участи стать в буквальном смысле сожранными. Обвал биологической биржи. Бывший хозяин природы стал пресмыкающимся.

Сейчас весь Рэйвенхолм кишел хэдкрабами.

С виду сложно было сказать, что город пережил серьёзную атаку: здания по большей части остались целыми; над крышами парили обрывки матовой дымки, серебрящейся в лунном свете, но стоило лишь опустить взгляд на улицы, углубиться в пейзаж, как безмятежная красота фасада сменялась лихорадочным волнением и отчаянием того, что за фасадом скрывалось.

— В церковь! — кричали люди. — В церковь!

Фрэнк невольно внял кличу. Двинувшись вдоль забора, он продолжал наблюдать за творящимся внизу безумием, одновременно испытывая страх и спокойствие. Декорации прекрасного города разрушились, хотя в каком-то смысле Рэйвенхолм с виду всё также напоминал край всех призренных: целые дома, свет в окнах, отремонтированные фабрики — образ точно с памятной открытки. Однако суть декораций в том и заключается, что они только восполняют отсутствующую реальность, а не заменяют её. Чтобы развеять иллюзию, не обязательно эти декорации крушить — достаточно узреть, что рай на самом деле вырезан из картона. И в данную секунду Рэйвенхолм выглядел как картонный, аляповатый городок, поплатившийся наконец за самообман.

Снаружи свет у церкви не горел.

Светились витражи. Значит, внутри есть люди.

Фрэнк подошёл к зданию с заднего фасада; в парадный вход, судя по громким стукам и крикам, ломились люди. Переждав, когда выживших впустят внутрь, Фрэнк постучал в заднюю дверь.

Внутри воцарилось молчание.

— Откройте дверь, — послышался голос Григория.

— Вы сумасшедший!

— Зомби не умеют стучаться!

— Ещё как они по дверям барабанят, я сам слышал!

Фрэнк прижался к двери, ожидая разрешения спора.

Здание церкви, точно скала, стерегло его покой перед лицом погружённого в хаос города. Фрэнк ещё раз задумался о том, почему нет пожаров и разрушений… ведь была бомбардировка… Память прокрутилась, как магнитофонная плёнка: после ударов, что сотрясали подземные своды, не было взрывов. Взрыв ни с чем не спутаешь. Если бы ещё и взрывы произошли, то шахты бы точно завалило так, что все до единого работяги остались бы там навеки.

Почему тогда не было взрывов?

За дверью послышался суетливый гомон. Начали что-то двигать. Через минуту дверь слегка приоткрылась. В проём выскользнул луч света. Яркий, насыщенный. Луч перекрыло лицо.

— Фрэнк?

Привыкнув к свету, Фрэнк узнал Ульриха.

— Давай сюда! — Ульрих открыл тяжёлую дверь, и Фрэнк проскочил внутрь.

— Заприте! Заприте эту долбанную дверь! — раздался крик.

Ульрих запер и вновь забаррикадировал выход.

На какое-то время Фрэнк лишился речи: яркое освещение, такое, которое он не видел будто бы очень давно, вкупе с запахом ладана, ликами святых и орнаментом, пусть поблекшим и обветшалым, подействовали на него столь сильно, что погрузили в отрешённое состояние блаженства. Он словно бы умер и возродился. Не обращая внимания на находящихся рядом людей, Фрэнк, слабо осознавая свои действия, осматривал интерьер церкви заворожённым взглядом, глупо улыбался и не верил своему счастью. И почему раньше он не посещал церковь в Рэйвенхолме? Само убранство, планировка, структура помещения, да и вообще помещение как таковое выглядели своего рода вырезанным из потустороннего мира куском бытия, в котором ещё остались крохи божественного дыхания. Во всяком случае, так определил для себя Фрэнк возникшие ощущения. Любые приметы реальности куда-то исчезли: крики снаружи и стоны и рыдания внутри, — ничто не могло отвлечь Фрэнка от созерцания этой неестественной, космической красоты.

— Фрэнк, как ты здесь оказался? Фрэнк!

Голос звучал откуда-то издалека. Но секунду спустя чувство реальности вернулось к Фрэнку.

— Как ты тут очутился? — повторил вопрос Григорий.

Взгляд у него был удивлённый и напуганный.

— Я вылез со стороны кладбища, — ответил Фрэнк.

— Что? — вмешался в разговор Ульрих. — Тот же выход завален.

Фрэнк пожал плечами.

— Вот видишь, не зря же ты свет врубил! — сказал Ульрих Григорию.

— О чём ты? — спросил Фрэнк.

— Рональд приказал подать питание на дополнительные выходы из шахт… Ну, знаешь, вдруг бы вам удалось выбраться. А где остальные?

Фрэнк промолчал.

— Где Бен? — спросил Ульрих.

Фрэнк опустил голову, не в силах вымолвить ни слова.

Ульрих, пряча слёзы, застонал и отошёл в сторону.

Своды церкви словно бы заныли.

— Что произошло? — спросил Фрэнк у Григория.

— Я не знаю. Вечером начался артобстрел. Все думали, это разрывные снаряды… Я раньше такого не видел. Эти снаряды не взрывались. Да и не снаряды это, а капсулы.

После этих слов дальнейших объяснений не требовалось. Логическая цепочка, отыскав последний сегмент, выстроилась в завершённый ряд: Альянс забросал Рэйвенхолм биологическим оружием. В капсулах — хэдкрабы. Без шума, без разрушений — город медленно умирал в муках.

Фрэнк оглянулся.

Выжившие ютились вдоль стен, в тени, словно врастая в интерьер. Фрэнк мало кого знал из присутствующих. Фигуры людей сливались в единый узор, напоминая узников «Нова Проспект» — масса сгорбленных, неотличимых друг от друга заключённых, с потускневшими глазами и исхудавшими лицами; человек как бы становится тоньше, стирается из физического мира, достигая крайнего состояния, отделяющего полное небытие от какого-никакого проблеска существования.

Григорий что-то произнёс на своём языке.

— Пути Господни неисповедимы, — сказал Фрэнк. — Ведь так?

Григорий кивнул и посмотрел на лики святых.

Потемневшие от времени образы пронизывали окружающий мир тихим, вкрадчивым взглядом.

С улицы донёсся протяжный, нечеловеческий вопль.

— Зомби вроде так не орут? — сказал Ульрих.

Спасённые начали обсуждать план действий, который свёлся к тому, чтобы отправиться к «Восточной Чёрной Мезе». Но покидать церковь сейчас опасно. Необходимо подождать, когда всё затихнет.

— Боюсь, мы погибнем прежде, чем достигнем базы, — сказал Григорий.

— Но пытаться стоит, — запротестовал один из жителей. — Я слышал, что кому-то, кто был поблизости от «Чёрной Мезы», удалось попасть внутрь.

— А я слышала, что жителей, живущих у администрации, почти сразу эвакуировали в «Чёрную Мезу», — добавила женщина.

Фрэнк не вслушивался в спор.

Ещё вчера эти люди веселились, махали ему, делясь своей радостью, на которую Фрэнк отвечал сдержанной улыбкой. Они искренне верили в собственное счастье. А теперь — их мирок разрушен, более того — они переживали его разрушение. Альянс поступил весьма изощрённо, словно заигрывая, потешаясь над жителями города: ему не так важно было уничтожить поселение, как позволить ему ощутить всю гамму эмоций, что сопровождает умирающего на пути к последнему вздоху. Люди видели, как погибает их счастье, как мечта о нормальной жизни катится в пропасть, и это движение никак не остановить.

— И разве Бог этого хотел? — спросил кто-то у Григория. — Он хотел, чтобы всё так произошло?

— Вера закаляется в бедах, — ответил Григорий. — Не мне говорить, чего хочет Бог. Единственное, что он желает, — чтобы человек сохранял веру.

— Вера не поможет выжить.

Григорий промолчал в ответ.

— Эй, куда ты? — спросил Ульрих, увидев, как Фрэнк разбирает баррикаду у парадного входа.

— Я должен идти, — сказал Фрэнк.

— Что? Нет! Стой! Куда идти? Разве не слышишь? Да там везде эти твари, ты не выживешь!

Перепуганные жители начали умолять Фрэнка не открывать двери.

— Я выйду, и ты тут же запри двери, — сказал Фрэнк Ульриху.

— Ты идиот, Фрэнк! Надо дождаться, пока всё уляжется.

Фрэнк не очень понимал, что имелось в виду под словом «уляжется». Город и так заполонили зомби. К тому же, Фрэнк не решался сказать, что истинная цель его пути — Марийка.