Сейчас за неплотно прикрытой дверью шел разговор как раз об одном из мутантов, и Мэгги готова была волком выть от того, что не могла подслушать всего. Обычно людей заболевших забирали из семей сразу, едва начинали проявляться первые признаки болезни. Редко, кого удавалось спрятать — многие рабочие жили в таких условиях, где ничего нельзя скрыть от соседей. Стоило кому-то заметить, что с человеком «что-то не так», как приезжала бригада чистильщиков — и заболевшего больше никто никогда не видел. Порой вместе с заболевшим увозили и членов его семьи — если подозревали, что мутант мог заразить и их. Во всяком случае, так утверждалось. Всех их отвозили «на передержку», откуда переправляли дальше. И если адрес этой передержки еще можно было узнать, то дальше все следы обрывались. Мэгги знала это по себе. Она сама — одна или вместе с матерью — несколько раз приходила к воротам того здания, единственного «обычного» здания среди складских помещений в Новых Доках, чтобы справиться о судьбе Джона, но так ничего и не узнала. Женщинам отвечали, что сына отправят на лечение. Но куда и как долго его будут лечить — неизвестно. Как неизвестно и то, когда его увезут.
Девушка была уверена, что мутантов можно вылечить — если всерьез заняться лечением. Именно эта мысль посетила ее, когда она узнала, чем занимаются в этой, второй, лаборатории, а также что «комнату отдыха» сэр Макбет использует явно не для медитаций и чаепитий между опытами. Но вот чем он там занимается — пока было тайной. Однако Мэгги уже подобралась к ней достаточно близко, чтобы понять, что работы профессора напрямую связаны с мутантами и тем, как их можно использовать.
И вот разговор об одном таком мутанте. И о лекарстве. Как раз то, над чем билась сама Мэгги, когда решила вылечить брата. Сердце девушки стучало где-то в горле так громко, что она стискивала зубы, словно боялась, что его грохот услышат через открытый рот. Что ей делать? Вмешаться или нет? Ведь никто не знает — и сэр Макбет в том числе. — что она уже сама потихоньку начала исследования. И понимала, что на ее пути есть одно важное препятствие. Эх, если бы только…
Забыв про работу, Мэгги подобралась к самой двери, чуть не приложив к ней ухо, чтобы лучше слышать голоса.
— Вы понимаете, сэр, чего у меня просите? — голос профессора.
— Да, сэр Макбет. Понимаю, — посетитель.
— Эта тема…
— Запретна?
— Ну, скажем так… не слишком популярна. Обыватели боятся мутантов. Они агрессивны, представляют опасность… причем не только в плане физического вреда. Есть вероятность, что каждый такой мутант — сам источник заразы. То есть, те, кто находится с ним рядом, сами рискуют заболеть и…
— Я не заболел. И могу подтвердить…
— Не можете, граф. Увы, истина такова. Понимаю, вам трудно ее принять, но есть факты… И, положа руку на сердце, вы же не проводите со своей дочерью дни и ночи. Вы живете в отдельной комнате и даже выделили для этого отдельное крыло. То есть, уменьшили вероятность получения правдивых результатов…
— За нею присматривает сиделка. Она…
— Она подвергалась осмотру и медицинскому освидетельствованию на предмет заражения? Может быть, она уже начала…м-м… заболевать? Может быть, сейчас, пока мы с вами тут разговариваем, она… как бы это сказать… заболевает?
«Господи, что такое он несет?» — Мэгги стискивала зубы, сжимала кулаки так, что ногти впивались в ладони. Неужели, сэр Макбет не скажет… Ведь он же знает… почему он молчит?
— Я вас не понимаю, сэр Макбет. Или, наоборот, меня не понимаете вы. Я говорю, что готов заплатить деньги за лекарство для моей дочери. А вы отговариваетесь тем, что о мутантах нельзя говорить. Я предлагаю вам деньги. Значат ли ваши слова, что вы от них отказываетесь и лекарства не существует?
— Этого я не говорил, лорд Фрамберг.
— Так лекарство существует или нет?
— Скажем так — мы над этим работаем. Но результаты… пока их нет. И, откровенно говоря, я бы не настаивал…
— Я вас не понимаю, профессор. Что вы хотите этим сказать?
— Я просто хотел вас предостеречь… Общество настроено к мутантам негативно. Даже враждебно. Кроме того, не стоит забывать о прогрессе. Люди всегда попадали под колесо истории. И всегда находились невинные жертвы, которых это колесо перемалывало, и те, кто… так сказать, ставил в это самое колесо палки, мечтая застопорить его ход. Мутанты — это необходимая жертва на алтарь прогресса. И попытка вылечить одного из них… она может быть превратно понята. А сама мысль о том, что вы содержите одного из них… в домашних условиях… Это может вам стоить не только кресла в парламенте, но и членства в обществе. Вы готовы стать изгоем ради…
— Ради моей дочери? У вас есть дети, сэр Макбет?
— Э-м…я женат… был женат, хочу сказать, но моя супруга…она не смогла и…
— Тогда, — затаившей дыхание Мэгги показалось, что посетитель грустно улыбается, — вы вряд ли меня поймете.
Развернулся и, судя по шагам, направился прочь.
Мэгги запаниковала. То, что она услышала, было крайне важным. Это была ниточка, тот самый счастливый случай, на который девушка не надеялась и о котором даже не думала, как о чем-то невероятном. Но чудеса все-таки случаются именно когда их никто не ждет.
Взволнованная, она подалась чуть-чуть вперед — и дверь выдала ее предательским скрипом.
— Ох…
Вопреки ожиданиям, сэр Макбет не бросился следом за уходящим посетителем. Он остался на месте и стремительно обернулся:
— Кто здесь?
— Я… — бежать было некуда, — все закончила… помыла и…
— Подслушивала?
— А? — Мэгги изо всех сил попыталась разыграть невинность. — А что-то говорили? Вы были не одни? Я так увлеклась работой, что ничего не замечала. Простите, сэр, если бы я знала, что в комнате, кроме вас, кто-то есть, я бы постучалась прежде, чем выходить… А кто тут был?
— Не твое дело. Пошла вон.
Профессор обращался с нею, как с горничной, которая слишком глупа, чтобы что-то замечать. Любая другая возмутилась бы подобным обращением, но Мэгги и так понимала, что ступает по тонкому льду и была рада убежать, бросившись по пятам за посетителем.
Сэр Генри в передней принял плащ и цилиндр с тростью от какого-то клерка, даже не обращая внимания на то, как и что ему подают. Разговор завершился совсем не так, как он планировал, и что теперь делать, граф не представлял. Одно было ясно — этого дела он так не оставит. На первом же заседании парламента он поднимет вопрос о мутантах, лечении и экспериментах доктора Макбета. Если надо, наймет частных детективов, начнет активную кампанию, устроит шумиху… все, что угодно, если это как-то поможет Розе.
За спиной послышались торопливые легкие шажки. Сэр Генри уже спускался с крыльца, когда его окликнул задыхающийся девичий голосок:
— Сэр… кхм… сэр, прошу вас…
Он остановился. Девушка в мужских штанах, мужской блузе и косынке на русых волосах выглядела… непривычно. Круглое лицо, вздернутый нос, веснушки, полное отсутствие косметики, очки с толстыми стеклами и массивной оправой подняты на лоб весьма экстравагантным украшением.
— Не имею чести…
— Мэгги Смитсон, сэр, — она коротко поклонилась и слегка дернула коленками, словно намекая: «Я знаю, что девушки должны вот так приседать, но не сейчас.» — Я работаю в лаборатории профессора Макбета… старшей лаборанткой первого отделения. Занимаюсь сбором исходного материала и помогая при опытах.
Он кивнул, показывая, что принял ее слова к сведению.
— Простите меня, сэр, но я случайно слышала ваш разговор… Я не подслушивала, клянусь богом, за такое у нас легко можно лишиться места, а у меня мама и трое младших братьев и сестер на руках, их надо кормить… пособие отца слишком маленькое, а брат Джон… он работал на заводе, потом заболел и…
— Понимаю. Но что вы хотите от меня? Вспомоществования? Обратитесь в этот ваш комитет… как там он называется… союз профессионалов?
— Профсоюз… они есть у докеров, каменщиков, моряков, ткачей, но здесь его нет. Нет, сэр, я хочу вам сказать, что я вас понимаю… Я бы сама хотела найти для Джона лекарство, но… понимаете, для того, чтобы вылечить одного мутанта, нужен другой мутант.
