За эти дни она написала больше двенадцати стихов. Набуэль увидел эти стихи и, выбрав из новых творений четыре самых ему приглянувшихся, положил их на музыку и стал исполнять для супруги и для себя новые песни. Некоторые из этих песен по чистой случайности услышал дядя Красавчика, губернатор Дильмуна. Они ему очень понравились, и он попросил племянника для него, для его семьи, и для близких и друзей исполнить эти песни, и хоть как-то отвлечь дильмунцев от нехороших мыслей и от подавленного состояния.

И тогда Набуэль предложил Намтару устроить в губернаторской резиденции небольшую пирушку.

Намтар согласился с этим предложением.

И вот, когда солнце утонуло в водах Южного моря и спала дневная жара, во дворе губернаторской резиденции были накрыты столы, и при свете факелов в присутствии около двадцати человек, Набуэль стал исполнять песни, положенные на стихи его любимой.

Исполнял песни князь Набуэль прекрасно, и слушатели не раз его награждали аплодисментами. Ну а когда он исполнил всеми любимую песню «Соловей на ветке», то слушатели потребовали от князя её повторить ещё раз, а потом и в третий раз он эту песню исполнил.

Уже было далеко за полночь, когда пирушка закончилась и все постепенно разошлись. Остались только Набуэль и его дядя.

Намтар был полностью удовлетворён тем, как всё прошло, и пожал благодарно племяннику руку.

– Молодец! Спасибо тебе за этот вечер. Ты нам всем доставил большое удовольствие, и мы хотя бы ненадолго смогли отвлечься от всего, что над нами в последнее время тяготело. Ты действительно прекрасный певец и отменно поёшь. И стихи твоей супруги очень искренние и проникновенные, они попадают в самое сердце. Я видел, что некоторые из присутствующих даже заплакали. Было бы неплохо ещё раз повторить это всё. Люди тебе будут за это только благодарны. Твоё исполнение излечивает душевные раны и на некоторое время мы забываем обо всём.

– Можно что-то подобное и повторить, я согласен, Намтар. Но знаешь, что… хочу с тобой ещё кое о чём поговорить.

Намтар почувствовал в голосе Красавчика новые нотки.

Дядя внимательно посмотрел на племянника и переспросил:

– О чём ты хочешь сейчас переговорить?

– Во-от, прежде прочти это, – и князь протянул дяде послание, которое только что пришло к Набуэлю из Элама. Это было письмо от Хилины.

Намтар его прочитал.

– Ну, что ты на это скажешь? – спросил князь.

Губернатор Дильмуна вернул письмо племяннику.

– Мда-а-а, а ты что сам по этому поводу хотел бы мне сказать?

– И всё-таки, вначале я послушал бы тебя, дядя.

– Я совсем немного с этой Хилиной общался.

– Но у тебя же сложилось о ней какое-то впечатление?

– Ну, да.

– И что ты о ней думаешь?

– Ты хочешь, чтобы я сказал тебе откровенно?

– Говори прямо.

– Хорошо… Она, как видно, девица не только прославившаяся своим распутством, но ещё и не промах.

– О, да-а! – усмехнулся Красавчик.– Вот это уж точно подмечено! Она-то не промах…

Намтар продолжил:

– Она умеет кажется выпутываться из любой передряги. И вполне успешно устраивает свою жизнь. Шутка ли, вначале ей, бежавшей от наказания за мужеубийство из Ниневии, удалось укрыться в Приморье… А ведь это преступление считается самым страшным в империи и за него грозит суровая кара в виде четвертования или посадки на кол. Затем, разжалобив тебя, племянник, она перебралась вслед за тобой на Дильмун, потом отправилась в Элам в качестве твоего посредника на переговорах, и там этой пройдохе удалось охмурить Таммариту, эламского царя, и стать его женой, причём главной, оттеснив сразу же всех его остальных жёнушек, а теперь она уже получается стала женой и свергнувшего его виночерпия! Ну, такая проныра, кажется, нигде не пропадёт! Однако при всём при этом, она любит тебя, князь. И по содержанию этого послания видно, что она искренне переживает за тебя. И страстно желает тебе помочь… В этом можно тоже не сомневаться.

– Да, это так. Но если я приму её предложение, то покину Дильмун не один… В начале я хотел отправить в Элам только жену вместе с дочерью, однако Аматтея наотрез отказалась меня оставлять одного. И теперь я в раздумьях, как мне поступить.

– Каждый из нас должен думать о близких. И прежде всего о своей семье. А ассирийцы тебя не простят. Милости от Великого царя ты не ожидай.

– Я знаю.

– Вот-вот. С тобой они расправятся тут же, как только ты попадёшь им в руки.

– Разумеется я не получу прощения, – согласился с дядей Набуэль. – Э-э-эх, уж прости, но это я тебя, дядя, втянул во все эти игры… Слишком уж опасные. И именно из-за меня тебе пришлось примкнуть к восстанию, поднятому Шамашем и его тестем, хотя по началу ты и не хотел впутываться в него, а значит я перед тобой особенно виноват. И что же, после всего что случилось, я тебя брошу на произвол судьбы? Оставлю на верную смерть? Ну-у, уж нет! Если и покидать остров и перебираться в Элам, то только с тобой. И со всеми твоими близкими. Будем держаться друг за друга.

– Князь, ну это понятно… Но мы же всех с собой не сможем забрать…

– Ну, почему?

– А остальные дильмунцы? Их же не одна тысяча! Как с ними-то быть?

– Вся вина на нас лежит! Точнее – лежит она только на мне, на мне одном… – поправился Красавчик. – И я думаю, что можно сделать так, чтобы остальные жители острова не пострадали…

– Что ты хочешь предложить?

– У меня созрел уже план, который я обдумывал все последние дни.

– Ну-у, поделись им.

– Вот, послушай… Если все так называемые зачинщики смуты, и участвовавшие в восстании, покинут Дильмун вместе со мной, и если мы вместо себя оставим кого-то, кто с нами никак не был прежде связан… И вот если этот кто-то обратится к новому губернатору Приморья о сдаче острова, то он вполне может выторговать у Бел-ибни прощение. И я думаю, что великан не отвергнет его предложение. Ведь Бел-ибни гораздо проще не захватывать остров силой, а принять его сдачу. Так мы ещё избегнем и ненужных жертв, и никому не нужного кровопролития.

На лбу Намтара прочертилась складка:

– Я никогда не держался за губернаторскую должность, по правде сказать она мне была всегда в тягость, и я её с лёгким сердцем покину… Но я не уверен, что Бел-ибни по захвату острова никого не тронет.

– Ну, а если всё-таки тот, кто поведёт с ним переговоры, поставит такое условие? Я уверен, что Бел-ибни его должен принять! Дядя, – Красавчик взглянул на Намтара, – подумай хорошенько о моём предложении. По моему это самое лучшее, что мы можем сейчас сделать с тобой. Наверное, нам стоит перебраться в Элам. Подумай об этом пожалуйста… И долго не тяни с ответом.

Намтар кивнул головой.

***

Эвтерпа была, как и Аматтея, золотоволосой и белокожей, и вообще, чем больше она взрослела, тем больше походила на мать. Сейчас она играла в своей кроватке с куклой, когда к ней подошёл Набуэль.

– Ну, иди к папе, моя красавица! – умилился князь.

Эвтерпа протянула ручонки, и князь её поднял и, прижав к груди, расцеловал.

– Ты во что играешь?

– Во-от, непонятливый, папка! – состроила озабоченную и от этого ещё более забавную гримаску девчушка. – Это же мой сынок! – и она протянула князю тряпичную куклу.

– А как его зовут?

– Его зовут Игишой.

– А почему Игишой?

– Ну, не знаю.

Кукла была большая и мягкая, и сшита она была из разноцветных тряпиц. У неё почему-то была совсем маленькая голова и не пропорционально большое тело.

Подошла Аматтея.

– Ты давно проснулась? – спросила она дочь.

– Ну, наверное, недавно.

– Есть хочешь?

– Хочу!

– Ну, тогда беги на кухню. Там завтрак для тебя уже приготовили.

Набуэль поцеловал дочь и опустил её на пол, и она тут же побежала на кухню.

Аматтея и Набуэль проводили её взглядом, затем лидийка приблизилась к князю и жарко его обняла.

– Ты ко мне не приходил уже целую неделю… Я соскучилась по тебе! Почему ты так подолгу не вспоминаешь обо мне?