Я видела, как постепенно потухали глаза друга. Глаза дефектных это вообще удивительная вещь — в них мерцает магия эйтов, они могут светиться в темноте или менять цвета. Я такого, правда, никогда не видела, но люди говорят, что подобное нередко бывает.

А как выглядят глаза самих эйтов?

Хэл отвел от меня взгляд и покосился на карту, лежащую на столе. Уголки рта опустились вниз, плечи расслабились. Даже взлохмаченные мной волосы как-то поникли. Он многое не продумал, но смелости у него было не занимать. Или отчаяния.

— Я же говорил, что все будет не так просто, — прочавкал Кайл, выбирая в тарелке оставшееся мясо. — Мы вдвоем не пройдем.

— Это точно, — подтвердила я, прежде чем Хэл успел сказать хоть слово. — Вы вдвоем попадетесь, едва выйдете за пороги своих комнат. Да вы будете заметнее, чем Йо-Йо на равнине!

Хэл резко ударил кулаком по столу, звякнув посудой. Костяшки его пальцев полностью побелели.

— Мы все продумаем, — упрямо прошипел он, не поднимая на меня глаз и от злости почти не разжимая зубов. — Ты нас все равно не остановишь!

Узнаю Хэла — упертый, смелый, немного сумасшедший и ужасно самоуверенный. Я любила и ненавидела его за это.

— И не надо ничего продумывать, — отозвалась я, все так же спокойно и почти равнодушно. — Так или иначе что-нибудь упустите. Поэтому все продумала я.

========== Номер Л5. «Кашалот». Кайл ==========

«Хорошо выспись!» — сказали они. — «Ни о чем не волнуйся!»

Ага, конечно. Как тут сомкнешь глаз, если это — последняя ночь в стенах родного колледжа? Да меня выворачивало наизнанку от волнения!

Хотя, если бы Джем не вмешалась, то, кажется, мы с Хэлом совершали бы побег уже сегодня. И еще неизвестно что хуже: спешка или это томительное ожидание.

Я перевернулся на другой бок, и кровать скрипнула. Время перешло за полночь, а я до сих пор ворочался, и сна не было ни в одном глазу. У меня уже болела спина, и вся простынь успела сбиться. Нет ничего хуже бессонницы, особенно когда нет возможности чем-то заняться кроме как лежать и пялиться в темноту.

Тишину нарушал только нестройный храп моих соседей, да порой слышался какой-то скрежет из соседних комнат — стены здесь довольно плотные, но почему-то все равно хорошо слышно, что там происходит у других. А уж когда парни из смежной комнаты начинают ругаться, то тут весь дом сотрясается. Да, именно — ругаются они нередко.

Я обвел взглядом свою спальню. Конечно, в такой темноте видно ничего не было, но обстановка была настолько мне знакома, что я почти наяву увидел ее. Две кровати моих соседей — Бобра, у которого были перепонки между пальцами, и Хлыста, который ничем особенным не отличался. Маленькая тумбочка у каждой кровати, три письменных стола, занимающие почти все свободное пространство, в нише спрятана одежда. Небольшая полка с книгами, этажерка для аудиокассет и радио на стене. К кровати Хлыста прислонена бита, хотя я ни разу не видел, чтобы он играл в бейсбол. У Бобра висела карта Роуздилла с его пометками и символами, но никто не знал, что они обозначают.

Мне все равно нравились мои соседи, даже если от них было больше вопросов, чем ответов. И было жалко так просто и сразу бросать их, даже не предупредив.

Я посмотрел на стену над своей кроватью. Не было видно, но там висела пробковая доска с моими записками и напоминаниями, про которые я, тем не менее, забывал, и три фотографии меня, Хэла и Джем. Мое главное сокровище. В прошлом году мать подарила мне полароид, и мы фотали все вокруг. Было сделано много действительно плохих фотографий, но еще больше — смешных. Смазанных, нечетких, с обрезанными лицами. Мы носились по всей территории УКОГ, Джем смеялась, Хэл корчил рожи. Мы отбирали фотоаппарат у друг друга, прятали лица от объектива и старались поместиться в кадр все вместе. Маленькие карточки с картинками звездопадом кружились вокруг нас, и мы ползали в траве, боясь потерять хоть одну. Это был настоящий праздник. Три снимка, самые удачные и смешные, я и повесил на доску. Надо будет забрать их с собой завтра вечером…

Я плотнее завернулся в плед, представляя, что начнется завтра. У меня желудок стиснуло от волнения. Сумасшедший, дерзкий план! УКОГ, верно, никогда еще не видывал ничего подобного. Ни у кого никогда не было причины бежать отсюда, колледж был идеальным местом для жизни. Тебе готовы предоставить все, что душе угодно. Тусовки в клубах по интересам. Знакомства с потрясными людьми, которых ты больше нигде не встретишь. Современные удобства и развлечения. Наконец, корочки об образовании, с которыми тебя примут на любой работе. А цена за это — пустяк. Быть обыкновенным человеком или хотя бы держать свои странности при себе.

Вспомнив свой последний разговор с матерью, я не мог не признать, что понимал Хэла как самого себя. Если бы эйты заявились сюда уже завтра и потребовали его к себе — кто бы посмел их остановить? А раз у них снова помешательство и паника, значит от них можно ожидать каких угодно действий. Они же непредсказуемы, как дикие животные.

Я так уверенно об этом рассуждаю, а сам-то видел эйтов от силы пять раз в жизни.

В них было что-то человеческое и вместе с этим — заметная часть от «монстров», как их иногда обзывали в народе. Крылья, хвосты, клыки, шипы, шерсть или дополнительные головы. Эйты могли иметь самую разную магию, огонь это, вода, воздух или земля. То, что достается дефектным — жалкие подачки, они бы и дня не выдержали рядом с настоящими эйталитами.

У каждого эйта своя способность — они так непохожи друг на друга, так различны и многообразны. Наверное, все люди кажутся им сборищем клонов.

Последний эйт, которого я видел, был из правительственного совета, отец разговаривал с ним. Этот «монстр» был под три метра высотой, неуклюжий, но сильный. Его голос со странным акцентом, рокотал и гремел. Кожа упруго блестела на свету, мрачно-лилового цвета; шею, запястья и макушку украшала густая черная шерсть, вьющаяся как у козла. На нем был надет лишь хлопковый килт, почти скрывающий кривые ноги, оканчивающиеся копытами. Я пытался понять, что в нем есть от человека. Толстые синие губы? Тело, формой схожее с человеческим? Или разум?

Я снова перевернулся на другой бок и шумно вздохнул. Если бы только люди и эйты находились так далеко друг от друга, что не могли быть перемешаны никаким образом. Но мечтать, как говорится, не вредно.

Вторая лекция, а я до сих пор не проснулся. Проф по физике говорила о материях, но я ничего не слышал. Подпирая челюсть одной рукой, второй катал по столу карандаш и изо всех сил сдерживался от зевка. Зеваю я всегда очень заметно, окружающие даже отходят подальше, боясь, что я ненароком могу их проглотить.

«Эй, Кашалот, у тебя все кишки видно, когда ты так разеваешь свою пасть!»

Ха-ха, очень смешно.

— Завтра будет тестирование, не забудьте, — напомнила проф под конец лекции, собирая свои записи. — Пересдачи не будет.

Она и в самом деле очень строгая — никогда не делает поблажек. Мне они и не требовались, но сейчас я попал в затруднительное положение. Как я сам закончу колледж? Я гнал этот вопрос весь вечер и всю ночь, но сейчас меня оглушило осознание того, что раз я заодно с Хэлом, то могу поставить крест на своей учебе. Три года, проведенные здесь, летели ко всем кюрукам! Конечно, отец мог бы помочь с этим… но я просить не буду. Пользоваться его авторитетом и властью? Нет, такое не для меня.

А вот что будет делать Джем? Она теперь с нами, но ведь она — один из самых лучших учеников колледжа! Ей пророчили блистательный диплом, с которым ее возьмут на престижную должность. Как она оставит, нет — бросит все это? Я-то не мог уснуть до трех часов ночи, а бедняжка, верно, вообще покой потеряла! Пусть только со стороны кажется равнодушной и бесчувственной — колледж это ее родной дом, она ничего кроме него и не знала. Какого ей было бросать это?

И лишь ради Хэла?