Цоканье копыт его коня о большие булыжники, которыми была вымощена дорога, проносилось вдоль всей стены города.

– Ишь, ты, как разогнался. – Прокричал разведчик, пришпоривая коня, в надеже настичь мальчика.

Когда мощеная часть дороги закончилась, и начался песчаный грунт, конь Мазсе стал терять скорость и у разведчика появился шанс хотя бы поравняться с ним.

Столп пыли и песка, поднявшийся из-под копыт рыжего коня Мазсе, заставил разведчика съехать с дороги и продолжить преследование по обочине. И вот Иданфирс, почти настигнув мальчика, был от него на расстоянии вытянутой руки.

– Ну! Почти! – Выпалил разведчик, вытянув руку, в попытке достать до Мазсе.

– Стой! – Скомандовал он, резко остановив своего коня.

Иданфирс с гримасой, полной гнева и разочарования, пролетел мимо Мазсе, успев только выругаться.

– Иданфирс! Мазсе! Как же я рад снова вас увидеть. – Расплывшись в беззубой улыбке, произнес седоволосый сератай в ламеллярной броне.

– Партатуя! – Воскликнул разведчик, пытаясь угомонить свою лошадь.

– Что же ты так долго? – Озадаченно спросил Мазсе, слезая с коня.

Партатуя, не ответив ни слова, бросился обнимать мальчика.

– Ты бы видел лицо царя, когда я открыл перед ним сундук. – Произнес Партатуя, освобождая Мазсе от своих объятий.

– Рассказывай все в подробностях.

– Поведал ему о нашей славной победе. Тебя похвалил. Пустил слухи среди знати о спрятанных богатствах Антерола, которые рыцари успели попрятать и вывезти в соседние царства. – Хлопнув по спине мальчика, добавил Партатуя.

– А что сказали другие вожди?

– Многие с завидным блеском в глазах смотрели даже на такой сундучок с золотом. После возвращения в степи львиную долю добычи Акиннаез забрал себе. Не все вожди получили то, на что рассчитывали вожди. Акиннаез ещё сказал, что ты достоин своего отца.

Мальчик невольно улыбнулся. Голос старика пробудил в его памяти воспоминания об отце, а рука невольно потянулась к обломку меча.

– Что ж, это уже что-то. Теперь о нас будут знать все сератае. – С улыбкой произнес Мазсе.

– А ты хитер, малец. – Произнес старик, потрепав Мазсе за густые волосы.

– Ты заезжал в Аббий?

– Нет, Акиназ со своей ставкой ушел далеко на север, если бы я поехал в Аббий, то потерял бы месяц, а то и полтора в дороге. Из твоих братьев видел только Нессиоти и то один раз на общем собрании. Так же видел и Марсагета. Он высказал Акиннаезу желание забрать своих людей назад в степи.

– А что царь?

– Сказал, что это теперь твои люди.

Мазсе встал как вкопанный.

– Что глазами то захлопал? Садись в седло, вождь. Я слишком устал с дороги. Хочу уже поесть, напиться и погрузить свои дряхлые кости в мягкую перьевую постель.

По дороге до города Мазсе рассказал о разграблении дахейского каравана и богатой добыче, упомянул и о растущем недовольством среди всадников. На что Партатуя только махнул рукой, но одобрил выбор Ситалка своим приближенным среди всадников Марсагета.

Когда Партатуя и Мазсе въехали в город все всадники сератае поспешили встретить их и расспросить старика про новости из степей.

Мазсе распорядился, чтобы в тронном зале накрыли большой обеденный стол. Когда все собрались за столом, Партатуя позволил себе первым взять слово.

– За нового сератайского вождя, Мазсе сына Теорека! – Произнес старик и выпил до дна кубок красного вина, окрасив свою седую отросшую за время дороги бороду в бордовый цвет.

– За вождя! – Присоединился Ситалк.

– И за моих знатных всадников! – Подытожил Мазсе.

Все выпили до дна, только монах едва пригубил. Мазсе видел по лицу Эдвина, что ему в тягость общество сератаев.

– Как тебе еда, Эдвин? – Поинтересовался мальчик.

– Великолепно. – С натянутой улыбкой заявил монах, накладывая себе порцию запеченных овощей.

– Вся это еда на столах, это все из того каравана с юга. – Поделился с Партатуей Мазсе.

– Не дурно, весьма не дурно.

– Диковинные вещи у этих южан растут, правда? – Улыбнулся старик, ткнув при этом монаха в бок.

Резкая смесь запаха человеческого пота с лошадиным ударила в нос монаху, когда Партатуя повернулся в его сторону. Эдвин не смог сдержаться и, скривив лицо в гримасе отвращения, принялся откашливаться.

– Прошу простить меня, господин, что-то мне нехорошо. Разрешите оставить вас? – Встав из-за стола, произнес монах.

– Может быть лекаря? – Забеспокоился Мазсе.

– Нет, нужно просто отдохнуть.

– Конечно, ты можешь идти.

Монах поправил свою рясу из белого шелка, расшитую золотыми узорами и поспешил покинуть зал. Вскоре после его ухода, когда половина блюд была съедена, Мазсе объявил об окончании трапезы и попросил всех оставить его.

Иданфирс и Ситалк вышли первыми, Партатуя же задержался.

– Я одобряю твой выбор знати, Иданфирс мой лучший разведчик, а Ситалк, один из лучших лучников в племени Марсагета. К тому же он молод и горяч, но его род недостаточно знатен, чтобы возвысится в племени Марсагета, поэтому ты без труда заполучишь его верность.

Мазсе лишь улыбнулся в ответ. Тяжело вздохнув, он облокотился на спинку своего трона. Партатуя подошел к нему и уселся прямо на пол сбоку от трона, подогнув под себя ноги.

– Ты что-то еще хотел?

– Да, хотел успокоить тебя. Мои люди с тобой, пока за тобой иду я. Но я уже очень стар и чувствую, что Великий Всадник уже скачет за мной. И когда я присоединюсь к твоему отцу, моих всадников должен будешь удержать ты сам. Они пойдут за своим вождем до самой смерти. А вождь всегда должен быть сильным и уверенным в себе и своих решениях. Настоящий вождь должен вести свое племя, думать о благополучии своих всадников. А мальчик, какого бы он знатного не был рода, не может быть вождем. Запомни это.

– По-твоему я могу стать вождем? Могу возглавить свое племя. – С озадаченным видом спросил Мазсе.

– Ты уже вождь. Не обмани доверие Всадника, что возложил на твои плечи это бремя.

Партатуя с хрустом в суставах поднялся и пристально посмотрев на Мазсе, произнес:

– Я пережил всех своих детей. Нет для отца страшнее участи, чем собирать погребальный костер для своего ребенка. Но пока по моим жилам течет жизнь, я не допущу, чтобы костер собирали по тебе. А теперь, я оставлю тебя, нужно отдохнуть с дороги. Кости уже не те, что в шестьдесят.

Оставшись в одиночестве, Мазсе распорядился, чтобы убрали со стола, затем, сидя на троне, он погрузился в раздумья. Чувство тревоги сковывало его изнутри. Мысли о своем племени, об отце, о братьях не давали ему покоя. Вспомнил он и рыдающую мать над телами своих братьев. С одной мысли он перескакивал на вторую со второй на третью, пока не поймал себя над одним главным вопросом.

– А дальше что? Нет, настоящий вождь не должен сомневаться в себе и в своих решениях. Я должен уверенно вести своих всадников вперед.

С этим решением Мазсе побрел к одному человеку, который мог его понять. Когда Мазсе вышел на улицы города, солнце весело высоко над горизонтом, на небе не было ни облачка. Как и предрек Иданфирс, день выдался очень жарким. Мазсе не торопясь побрел в сторону храма. На своем пути он встречал Антерольцев, которые радостно приветствовали его. Мазсе спокойно говорил с ними на их языке, иногда даже записывал их просьбы и передавал Эдвину.

Сератае, в основном бывшие воины Марсагета, враждебно относились к выжившим антерольцам, которых в городе стало гораздо больше чем самих сератаев. Мазсе не раз замечал, как какой-нибудь сератай плевал при виде освобожденных им рабов.

Жителями Антерола полностью занимался Эдвин, которого они называли архиепископом. Мазсе лишь наблюдал за тем, какие Эдвин раздавал людям указания. Начали засеивать поля, из семян того зерна, которое удалось спасти после нашествия сератайской орды. Большинство выживших бежали в соседние королевства, а те, кто осмелился остаться, камень за камнем восстанавливали город, сеяли зерно, добывали уголь и железо, трудились и делали все как говорил им монах.