Он мог пройти целую улицу и не встретить ни одной души. Лишь в ремесленных и жилых кварталах теплилась жизнь. Люди отмывали от крови брусчатку, меняли разбитые стекла. Женщины и дети разносили еду.

Маленький мальчик в сандалиях подбежал к Мазсе со спины и начал дергать его за рукав. Мазсе удивленно обернулся и уставился на мальчугана, тот не менее удивленно смотрел на него, потом протянул ему ломоть белого хлеба.

Только Мазсе взял протянутую ему еду, как подбежала женщина, молодая на лицо, но с седыми прядями в волосах. Она схватила сына, накричала на него, а потом обернулась к Мазсе, что-то лепеча, делая раскаивающейся вид.

– По-видимому, она просит извинения за своего сына. – Догадался он.

Мазсе спокойно кивнул головой, улыбнулся им обоим и продолжил идти в сторону храма.

Добравшись до места, мальчик сам достал книгу о сератайских племенах и принялся её читать, он остановился на описании жизни и быта древних сератаев, и обнаружил, что за тысячу лет, в большинстве своем, ничего и не поменялось.

Кочевой образ жизни, палатки и шатры в качестве жилья. Глиняная либо деревянная посуда. Мастеров по железу не было, поэтому доспехи и оружие были лишь трофейными.

Уже практически все слова в книги для него были понятны, а те, что он не знал, выписывал на листок, чтобы потом показать Эдвину. Ему уже хотелось дочитать эту книгу и приступить к другим, о которых ему все уши прожужжал монах.

– «Монетное дело» – научит Вас делать золото из воздуха. «Приказ» – поможет привить выучку и дисциплину вашим воинам. И ещё много других книг, названия которых Мазсе не запомнил.

– Как ваши успехи, милорд? – Подкравшись сзади, спросил Эдвин.

– Я почти дочитал эту книгу, на этот раз всего двадцать три слова. – С улыбкой, показывая старику бумажку, сказал Мазсе.

– Вы очень быстро учитесь, я приятно удивлен. – Взяв листок, произнес Эдвин.

– Если каждый сератай такой же одаренный, как и Вы, то я даже рад, что они грамоте не обучены, иначе бы весь мир был бы под их пятой. – Серьезным голосом произнес Эдвин.

Мазсе поерзал на неудобном деревянном стуле, откинулся на спинку и, прищурив глаза, произнес:

– Я хочу изучить ваш язык. Ты обещал, что научишь меня.

– Но вы ещё свой-то плохо знаете, даже переписываете с ошибками. – Эдвин ткнул морщинистым пальцем в бумажку.

– Я хочу знать, о чем ты разговариваешь с горожанами, о чем они сами ведут речь. Я хочу понимать их.

Эдвин молча улыбнулся, недолго постояв у книжной полки, достал большую книгу толщиной с кулак. Он с грохотом уронил её на стол перед Мазсе.

– Это история Восточных королевств со дня разлома и до правления Теобальта Третьего в Живом городе.

Мазсе очень заинтересовала эта книга, но размеры её несколько пугали, а буквы имели какие-то прямые строгие очертания, в отличие от наклонных сератайских.

Эдвин вздохнул, присел на стул рядом и принялся рассказывать мальчику о правилах писания, о буквах, о произношении, указывая на слова в книге. Мазсе внимал каждому слову монаха, старательно выводя символы на бумаге. Мальчик сильно увлекся историей своих врагов, описанной таким ярким языком. Эта книга заинтересовала его больше той, что была написана на его родном сератайском языке.

Сидя за книгой, он провел весь обед, а теперь и отужинал с ней в руках. Язык Восточных королевств давался ему гораздо проще сератайского. Он был более плавным, более мелодичным и приятным на слух, а букв было раза в два меньше.

Сегодня он узнал, что самым древним и великим городом является Живой город. Город – королевство, основанный богами задолго до разлома. Прочитав про него, Мазсе сразу захотел его посетить. Он считал, что нет ничего более величественного, чем Антерол, но одно только предложение про семь стен, окружающих город, и что каждая последующая выше предыдущей, внушили в Мазсе некий детский трепет.

Но везде, какую бы главу не открыл Мазсе, все упиралось сначала в богов, а потом в одного единственного всевидящего и всезнающего, вездесущего бога. Во всем был его замысел, была его воля.

– Эдвин. – Отодвинув книгу, обратился к сидящему рядом монаху Мазсе.

– Кто вами правит? Кроли или боги?

– Правят короли, но с позволения божьего. – Не раздумывая, произнес монах.

– Но волю вашего бога, до людей доносишь ты, правильно?

– Начал размышлять Мазсе. Он уставился на монаха, как маленький ребенок, ожидая похвалы за правильный ответ.

– В каждом королевстве есть свой епископ, а всеми епископами руководит Архиепископ. Он, подобно сератайскому царю, правит епископами, его вождями.

– Хах, понял. – Ответил Мазсе, порадовавшись такому емкому сравнению.

– Но, что я никак не пойму, у кого больше власти? У царя или архиепископа? Здесь пишется что такой-то архиепископ возложил на голову такого-то корону, и с того момента правил он двадцать лет. А уже через год идет запись, что этот король избрал архиепископом кого-то другого.

Эдвин нахмурил брови, думая, как лучше объяснить пытливому уму мальчика, о законах коронации в Восточных королевствах.

– Ни один король не имеет права надеть корону, пока не получит благословения божьего, то есть пока Архиепископ или епископ собственноручно не возложит на него венец. А когда умирает Архиепископ, то совет из двенадцати епископов выбирает нового духовного лидера. И если король Живого города его утверждает, то он занимает полагаемую ему должность.

Теперь Мазсе нахмурил лоб.

– Зачем вашим царям делиться властью с этими духовниками?

– Затем же, зачем вы просите моего совета и помощи, милорд. – Учтиво сказал монах.

– Имея в своих руках такое оружие, как вера, каждый монарх получает безоговорочную поддержку своего народа.

Мазсе вспомнил то утро, когда люди, которых ещё вчера истязал его народ, падали на колени и возносили к нему руки, а сейчас они смотрели на него, будто бы видели в нем своего заступника и защитника. Такая вера людей в Мазсе, невольно заставляло его самого верить в себя.

– У нас тоже есть вера. – Наконец-то, после долгих раздумий, сказал Мазсе.

– Но она не превращает нас в рабов.

Эдвин сжал губы, ему явно не понравилось сравнение его паствы с рабами.

– В том, чтобы быть рабом божьим, нет ничего постыдного. Когда приклоняете колено перед богом, вы прикасаетесь к его величаю. Сила его безгранична, она внушает трепет и благоговейный страх. – Начал жадно произносить монах.

– А есть что-нибудь, что может предложить твой бог кроме трепета и страха? – Надменно произнес Мазсе.

– Да, спасение души и вечное блаженство. – Холодно произнес Эдвин.

– Отче! Отче! – Спотыкаясь, вбежал в северный павильон тощий горожанин.

Он упал в ноги старику, поднял голову, и хотел было что-то сказать, но, увидев Мазсе, запнулся.

– Говори, сын мой, что случилось? – Взяв за руки, стоявшего на коленях лысеющего мужчину, спросил епископ.

– Там, там, сератае. – Он сглотнул и ещё раз посмотрел на Мазсе.

– Они убили Рилана, а теперь насилуют его жену и дочку. – Набравшись смелости, быстро проговорил, как скороговорку, запыхавшийся горожанин.

Эдвин молча перевел взгляд на Мазсе, собрался открыть рот и перевести, как мальчик сам положил руку на плечо горожанина и на ломаном восточным языке сказал:

– Отведи меня туда.

Мазсе прискакал на своей белой лошади к указанной, горожанином улице. На подступах к дому лежали шесть мертвых сератайских тел. Четверо из них были со знаком племени Мазсе на щитах, лучник с натянутой тетивой.

– Воины Партатуи. – Догадался Мазсе.

Двое других были людьми присланными Марсагетом. У ворот дома стояли двое стражников, на щитах у них красовался красный конь – знак Марсагета.

Мазсе подошел вплотную к двум сератаям, превосходящим его в росте, всем видом показывая, что его необходимо пропустить.

– Жди своей очереди, мальчик. – Смеясь, сказал стражник. Его хохот подхватил другой.

Мазсе разозлившись, ударил по уху наглецу своей рукой, одетой в кольчужную перчатку. Мазсе видел, как жестко отец расправлялся с теми, кто осмеливался не повиноваться его воле.