это, – в отчаянии он посмотрел в ее полные надежды глаза. – Они и так нас наказывают за что-то. Ох Лотта, я не могу так… Мне нужно время подумать…

– Я буду присутствовать! Мы сможем преодолеть это вместе. Маргарита сказала, что у нас есть месяц на раздумья, – Лотта словно обезумела, и уже было видно, что она готова дать согласие прямо сейчас.

Луи чувствовал, когда она нуждается в его защите: он раскинул руки, и она ринулась к нему в объятия.

– Ее мнение меня волнует меньше всего, а сейчас иди в мою постель, – прошептал он ей на ухо. – Будем пробовать снова. Если ты забеременеешь, то откажемся от этой затеи и будем ждать, пока не родится ребенок.

Он жадно прильнул к ее губам, и она ответила ему взаимностью. Он был уже готов, но не торопился. Пальцы медленно расшнуровывали корсет, и он услышал, как ее дыхание участилось. Она тосковала по нему, каждую ночь тосковала, но не решалась прийти.

– Так, может, ты останешься жить в моих покоях? – остановив руки на ее бедре, как бы поддразнивая ее, спросил он.

– Как прикажет мой король! – выдохнула она, направляя руку выше.

Платье соскользнуло с ее плеч на пол. От вида обнаженного тела у Луи перехватило дыхание. Невозможно было сопротивляться нежным рукам, ласкающим его плоть. Встав на колени, королева выказывала покорность. Губы были так нежны, что пришлось остановиться, дабы преждевременно не одарить ее семенем. С легкостью подняв любимую на руки, Луи положил ее, разгоряченную, на стол. Прочь полетели все письма и бумаги. От нетерпения она застонала и ощутила толчок.

В эту ночь их слышал весь замок.

– Где я? Что происходит?

Вокруг все расплывалось. Она попыталась встать, но кто-то ее остановил, слегка надавив на плечо.

– Все в порядке. Ты в безопасности, но у тебя серьезная рана. Ты промывала ее и закладывала мазь, это спасло твою жизнь. Сейчас находишься в надежных руках. У нас есть все, что поможет тебе скорее встать на ноги.

Голос показался ей странным, непохожим на женский. Больше на тот, что был у варваров, но при этом очень нежный, а произношение слов было не таким грубым, как у нее или амазонок. С ней таким ласковым тоном всегда разговаривала Элен, мягко и вызывая доверие. Судя по всему, с ней разговаривал мужчина. От этого ее сердце начало биться быстрее.

– Кто вы? Я у вас в плену? – спросила она, сглотнув комок в горле.

Всю жизнь она слышала в ксанфате, что от рук мужчин только зло. Они безжалостны. После встречи с варварами, такими жестокими в тот день, ей не особо хотелось оставаться в этом месте, но раненой сбежать казалось невозможным. Да она и не знала, сколько человек охраняет поселение. Она напряглась в ожидании пыток ради удовольствия мужчины. Однако он спокойно продолжал с ней разговаривать.

– Мы не берем пленных, а только помогаем больным и раненым. Тебе очень повезло оказаться здесь. Попадись варварам, думаю, если бы они и лечили тебя, то это не помешало бы им делать непристойные вещи, – про варваров он говорил с отвращением. – От них много бед. Все мирные поселения страдают в этих краях от нападений головорезов.

– Что значит «непристойные вещи»? – в полубредовом состоянии спросила она.

– Если не понимаешь, о чем я, лучше и не узнавать, – смущенно ответил он.

Парень не догадывался, что она совсем ничего не знает об отношениях между мужчиной и женщиной. Вопрос девушки смутил его и даже поставил в тупик. Он нашел оправдание: ведь она ранена и находится в бреду.

– Вы мужчина? Я не должна здесь быть. Я нарушила закон ксанфата. Арда ищет меня, и если она вас найдет, то убьет. Мне нужно возвращаться домой.

Сатирра снова попыталась встать, но ее опять мягко остановили его сильные руки.

Объяснить себе, что он не враг, она не могла. Мужчина есть мужчина, но, видимо, это он ее спас. Она подумала, что лучше убраться отсюда, пока ее не нашли амазонки в таком обществе и не казнили. Тут она почувствовала, как человек взял ее за руку. Это было очень странное ощущение, так делала только Элен, когда Сатирра была маленькой. Девушка все меньше понимала, что происходит.

– Не беспокойся, она никогда не узнает, кто я. Ты должна отдыхать, а когда пойдешь на поправку, наш общий спаситель тебя отпустит, – непринужденно ответил он.

– Спаситель?

– Да, скоро ты с ним познакомишься. Дай только телу прийти в себя, и все вспомнишь и расскажешь, как попала в капкан.

– Почему вы мне помогаете? Ксанфа всегда говорит: если попадаешь в плен к мужчине, лучше умереть, потому что они истязают, бьют, обращаются с женщинами, будто мы вещь. Я никогда не слышала о том, что такие как ты могут помогать.

– Правда? Не знал, что я такой. За триста сорок семь лет никогда женщин не бил, – сказав это, он призадумался. – А кто такая ксанфа? И почему она так говорит про всех мужчин?

Он разговаривал спокойно, думая, что она ничего не вспомнит об этом разговоре. Таких чудных историй ему еще не доводилось слушать.

– Ксанфа – это Арда. Мы все ей подчиняемся, а она оберегает нас, – даже не заметив его слов о возрасте, ответила она.

– Это как король и королева? – Он сдвинул брови от удивления.

– Я не знаю, кто это и что значит, – растерянно ответила она.

– Значит, поговорим об этом, когда поправишься. Видимо, ты совсем ничего не знаешь про людей или, может, ударилась головой и не помнишь. Нас всех удивило то, где нашел тебя наш вождь. Слишком далеко от ближайшей деревни. Может, варвары тебя туда загнали… Ты весьма странно одета, да и вооружена как воин. Мы нашли у тебя два меча, кинжал и мешки с вещами. Но хватит об этом, сейчас моя очередь промыть твою рану. Она не смертельная, но заниматься ею все равно нужно.

– Так это не ты меня спас?

– Нет. Сейчас я за тобой ухаживаю.

Она чувствовала себя слабой и половину слов, что он ей говорил, не понимала. В момент, когда он нежными руками прикоснулся к ее животу, ее тело покрыли мурашки. Она задергалась, как лошадь, сгоняющая надоедливую муху. Все из-за непривычного ощущения чужих рук на теле.

– Все в порядке? Тебе больно?

Взяв ее за лицо обеими руками, он нагнулся, и она ощутила теплое дыхание на лице. Он был так близко, что она смогла размыто увидеть цвет его зеленых глаз и ярко-рыжие волосы, но лица так и не рассмотрела.

– Лучше не трогай меня, это запрещено. Я должна сама себе помочь, – она испугалась, снова подумав о том, что будет, если в ксанфате узнают, что к ней прикасался мужчина.

– Я не причиню тебе вреда. Не бойся, я только хочу помочь. Мы всегда помогаем раненым и тем, кто умирает, – он был настолько добр, что ей хотелось ему поверить. – Пока я буду промывать рану, расскажи о себе. Как тебя зовут? Как попала под власть ксанфы, не помнишь? – Ему хотелось побольше узнать о необычной девушке.

– Меня зовут Сатирра. Это имя дали мне амазонки. Я и сама не знаю, как попала в ксанфат. За день до того, как я покинула наш лагерь, я узнала, что мне всю жизнь врали. Они говорили, что наша ксанфа любит меня, и что она вырвала меня из пасти медведя. Но женщина, которая лечила меня, рассказала, что это было не так. Арда нашла меня в лесу с мужчиной, и все, что он успел сказать, – это про проклятого медведя, который оставил эти шрамы на лице и руке. Она отрубила мужчине голову и забрала меня с собой. Они говорили, что это медведь вырвал мне глаз и повредил руку, но, зная о том, на что варвары способны, думаю, это мог быть и тот мужчина. Поэтому мы живем, скрываясь от ваших глаз. Вы ненавидите женщин и издеваетесь над нами, – рассказывая это, она вновь вспомнила сон и пасть медведя, сомкнувшуюся на ее лице, но продолжала. – Наверное, это и вправду сделал со мной медведь, просто почему мне не рассказали, как нашли в руках у мужчины?

В таком состоянии Сатирра вовсе забыла обо всех правилах ксанфата. Всю жизнь амазонки прятались и заметали за собой следы, чтобы о них никто не узнал. Будто под воздействием волшебства, она доверила ему секрет существования амазонок. Обида на Арду отпечаталась в ее памяти сильнее всего, и рассказ о медведе с мужчиной было первым, что пришло ей в голову.