забирали на срочные собрания, то предпочитала отдыхать в этом саду, присев прямо на траве и прислонившись к толстому стволу дерева, читая книги, которые ей привозили из прежнего дома. Скамейки в саду были, но сидела она на них только будучи в сопровождении

королевы-матери или скучных фрейлин. С балкона замка можно было увидеть, что происходит в центре сада, но Лотта не обращала внимания, если кто-то за ней следил. В этот ясный день она отправилась к усыпальнице, находившейся за полукругом деревьев, чтобы оставить цветы для своих детей. Их прах хоронили в сосудах, как и прах всех из рода Фриель, но после последних родов ей стало слишком больно там появляться.

Усыпальница была выстроена из серого камня. Оттуда всегда веяло прохладой. Шарлотте казалось, что самым холодным местом были плиты, под которыми покоился прах ее детей. Трупы после смерти сжигали, поэтому сотни маленьких плит на полу были размером не больше лошадиной подковы. На них были высечены имена предыдущих правителей, их жен и детей. В день захоронения каменщики вырезали плиту, под которой была земля; туда помещался небольшой сосуд с прахом, и после плита уже с выгравированными именами запечатывалась обратно.

Впервые Шарлотте захотелось узнать, чьим именем начиналась первая плита. Она не интересовалась историей Медеуса, как и ее муж, и если и слышала о первых правителях Фриелей, то только из уст скучных лордов, но при этом она с детства помнила историю Элрога. Даже сейчас она любила читать и почувствовала угрызения совести за то, что не уделяла внимания истории собственного королевства. Аккуратно наступая на чистые полосы камня между захоронениями, она приблизилась к самой первой.

– Тахор Фриель, – произнесла она вслух и посмотрела на соседнюю плиту, с которой они были соединены одной чертой. – А твоя жена Адифия. Интересно знать, первые ли вы люди из рода Фриель, что стали править этими землями. Моя родня в эти же годы стала строить усыпальницы. А что было до вас? Ни в одной книге об этом не сказано, а уж я прочитала их немало, – со вздохом она продолжила изучать следующие имена, к которым от первых плит были прочерчены линии. Так обозначались наследники.

– Талай, Ахафир, Нутор, Аспира, Фулир, Тарис, Афилия, и все вы соединены пунктирной линией, значит, братья и сестры, – размышляла она. – От Нутора идет продолжение рода Фриель. Ах, как бы я хотела одного, лишь одного, но здорового ребенка.

Ее глаза снова наполнили слезы, и, прикоснувшись рукой к плите матери всех этих детей, она взмолилась:

– Ах Адифия, прошу тебя, услышь мои молитвы! Помоги мне продолжить этот род, как когда-то продолжила ты! Дай мне знак, что я должна сделать? – С этими словами она прикоснулась губами к плите, и слеза с ее щеки упала на букву «Д» в имени матери наследников. Как по волшебству капля целиком растеклась и заполнила вырезанную букву. Лотта в испуге отпрянула, но слеза уже исчезла, впитавшись в камень. Королева подумала, что это были проделки ее воображения.

Шарлотта не заметила, как пролетело время, однако только сейчас поняла, что сильно замерзла, и отправилась обратно в сад, размышляя, что же может значить эта буква. Солнце стояло высоко, значит, пора было отправиться на обед. Но, увидев, что к ней приближается фигура, она остановилась.

Наблюдая с балкона, Луи в отчаянии не отрывал от нее глаз. И вдруг он увидел мать, которая подошла и обняла его жену за плечи. Маргарита выглядела приветливой и даже возбужденной. Ее лицо сияло, словно она сделала какое-то открытие. Они о чем-то говорили, но он не мог их слышать, только пристально наблюдать. Спустя какое-то время королева-мать удалилась вместе с Лоттой, и его жена снова побледнела и выглядела растерянной.

– Ну мама, что ты опять ей наговорила? – сквозь зубы прошептал Луи.

Вечером король находился в своих покоях, ему явно не спалось. Шагая взад-вперед, он осматривал комнату в поисках чего-нибудь интересного. Взгляд неоднократно падал на стол, заваленный письмами, которые мать стала передавать лично ему, чтобы пробудить интерес к правлению королевством. Все же взяв почитать первое попавшееся письмо, убедился – сгущаются тучи над его правлением. Варвары снова и снова нападали на мирное население Медеуса, которое просило о помощи. Послать каждому поселению войска он не мог. Никто не знал, на какое поселение нападут в следующий раз, однако солдаты уже искали места обитания проклятых варваров. Проблема состояла в том, что черные головорезы кочевали, и даже если удавалось найти лагеря, то преступники успевали бежать. В лесу солдаты ориентировались плохо, и находить и истреблять варваров получалось редко. Зато они неоднократно освобождали пленных крестьянских женщин с маленькими детьми, в основном с мальчиками. Куда пропадали девочки, пленные в страхе отказывались говорить, либо отвечали, что девочки в безопасности.

Вести в следующем письме были неутешительны. Несколько его отрядов вовсе разгромили, оставив по одному человеку, чтобы донести эту весть до короля. Швырнув письма обратно на стол, он расстегнул свой темно-зеленый камзол и рубашку, обнажив мускулистую грудь. В зеркале он заметил, что кожа его стала бледнее, чем прежде, ведь он совсем перестал бывать на солнце. Луи лег в кровать, и новости о поселениях Медеуса его больше не волновали. Думать он мог только о ней. Беспокоить жену не хотел, зная, что сама все расскажет, когда придет время. Его сознание начало уходить в легкий сон с мелькающими изображениями солнечной Лотты. В дверь постучали. От внезапности он дернулся и разозлился. Надев халат, открыл дверь и удивился. Теперь он даже радовался, что она вытащила его из сна, где была всего лишь в воображении. Сейчас он мог к ней прикоснуться, ведь королю так не хватало тепла любимой.

– С каких это пор ты стучишься ко мне? – Протянув руку, он улыбнулся.

– Я пришла поговорить с тобой, – в голосе Лотты слышалось волнение, но его руку она приняла.

– Проходи, я тебя слушаю, – подняв брови, сказал он. – Я сейчас подумал: почему столько лет мы живем в разных спальнях? В твоем родном доме все короли делили одну комнату с женами всю жизнь.

Он нежно обнял ее сзади и почувствовал родной запах ее волос. Она одна из немногих женщин, кто не любил покрывать себя ароматами цветов или фруктов. Этот естественный запах ее чистого тела нравился Луи намного больше, чем самые дорогие духи во всех королевствах континента. До сих пор после родов у них не было близости, и его тело истосковалось по теплу и нежности. Ему сейчас вовсе не хотелось что-то обсуждать, и его рука медленно начала приподнимать легкую юбку платья. Но она резко обернулась, и ему пришлось остановиться.

– Луи, я знаю, что ты любишь меня! Но так продолжаться больше не может, нам нужен ребенок, иначе все нажитое таким трудом потеряет смысл, – не слыша его слов, быстро заговорила она.

– Так тебе моя мать сказала, чтобы ты предложила расторгнуть наш брак? – перебил он ее.

– Нет, Лу, она знает, что никто из нас не согласится, – Шарлотта замялась. – Но я согласна с ней, что тебе нужен наследник. Мой род Фонтегорнов продолжит мой брат, тем более он признался, что наконец-то смог остановиться на одной девушке, а ведь ему давно пора остепениться, после всех оживленных слухов. Поэтому нам должна родить другая женщина… От тебя… Я приму ребенка как своего, и тогда не будет войны, и мы будем счастливы. Станем настоящими родителями! – Произнося это, она слышала, как ее голос дрожит, а в горле стоял такой ком, что она не могла вздохнуть.

Он стоял, потеряв дар речи. Его собственная жена просила об измене.

– Лотта, ты же это не серьезно? – задохнулся он.

– Я очень серьезно! Это поможет нам всем! Никто не узнает об этом! Я не буду выходить из замка, после того как объявят про мою беременность, и женщина, что сделает для нас это, тоже будет жить здесь в секрете…

– Никто не отпустит ее живой. Любому человеку можно развязать язык, понимаешь? То, о чем ты просишь, – предательство, преступление. Боги не простят нас за