Фабиан молчал, равнодушно глядя в пустоту.
- Что он может мне сказать? – граф распалялся все больше и больше. – Что стоящего может сказать этот сумасшедший? Какого черта? К чему все это? К чему, я спрашиваю?
- Скоро ты все узнаешь.
- Фабиан, - Карл вздохнул, - Фабиан, я прошу тебя… Мы ведь давно расстались…
- А разве мы когда-нибудь были вместе? – небрежно обронилбарон.
Карл посмотрел на своего бывшего любовника глазами затравленного зверя.
- Разве то, что у нас с тобой было, можно назвать любовью? – Фабиан даже не смотрел на Карла.
Карл замер. Он знал, что Фабиан был прав. То, что было у них, нельзя было назвать любовью. Но всё же это – ужасное, страшное, отвратительное – было самым лучшим в жизни Карла.
- Послушай, - заговорил он, лишь бы что-нибудь сказать и скрыть свои чувства, - мы расстались, ты уехал в Париж. Ты оказался там среди темных личностей, которых одни называли колдунами, другие – мятежниками, третьи – революционерами. Ты участвовал в каком-то заговоре, и, в конце концов, тебя изгнали из Франции.
- Меня не изгоняли. Меня хотели арестовать, и я бежал.
- Тем более! И вот, ты возвратился. И тебе нет никакого дела до репутации, которую ты приобрел, а точнее потерял.
- О чем ты? Никогда против меня не выдвигалось никаких официальных обвинений. Ни во Франции, ни здесь. Все это слухи, не более чем слухи, - холодно произнес Фабиан.
- Да, но тебя считают едва ли не бунтовщиком!
- И при этом меня принимают в лучших домах. Меня, с моей потерянной, как ты говоришь, репутацией! Как ты думаешь, почему?
- Ты добьешься того, что король снова тебя изгонит!
- А ты хочешь, чтобы я снова тебя изнасиловал? Почему бы и нет, но не уверен, что ты вызываешь во мне прежний интерес!
- Ты бесстыден!
- Правда? О, я вижу, ты – образец морали и нравственности.
- Я о другом. Твое сожительство с принцем…
- Ого! Кажется, ты ревнуешь?
- Не смей! – Карл сжал кулаки.
Казалось, он сейчас расплачется.
Фабиан рассмеялся, смех его был резким и неприятным.
- Ах, Карл, бедный мой Карл! Что мне всегда нравилось в тебе, так это твоя непроходимая глупость. Впрочем, говорить ты можешь все, что угодно. Это ничего не изменит.
- Ты пользуешься тем, что когда-то я имел глупость полюбить тебя…
- Именно.
- Это подло!
- Конечно, подло. Но кто из нас больший подлец? Это как посмотреть…
На это замечание Карл ничего ответил.
Карета миновала городские ворота и свернула с уходившей на юг большой дороги. Лошади пошли крупной рысью, и через десять минут экипаж остановился возле большого дворца, окруженного парком. Фасада в темноте не было видно, но Карл бывал здесь много раз, и ему не требовалось ничего рассматривать.
Дворец этот был знаменит вычурностью украшений, доходившей до безумия, и служил неизменным поводом для восхищения и насмешек публики.
- Сколько денег потрачено на эту бонбоньерку! - восклицали одни.
- Этот дворец – порождение больного воображения. Неудивительно, что несчастный принц, которого в нем поселили, в конце концов лишился рассудка, - говорили другие.
- Это великолепное творение прославит царствование Людвига Второго! – кричали третьи.
А многие просто молчали.
К карете подошел караульный офицер. Узнав барона фон Торнштадта и графа фон Плетценбурга, он почтительно поклонился, но в его поклоне, как показалось Карлу, таилась насмешка.
Фабиан не обратил на это ни малейшего внимания, а Карл бросил на офицера надменный взгляд, нарочито небрежно поприветствовал его и вслед за своим бывшим любовником исчез в темных лабиринтах Лебенберга.
========== 3. ГОРНЫЙ ПРИЗРАК ==========
3. ГОРНЫЙ ПРИЗРАК
В тот же вечер двое всадников двигались по дороге, петлявшей по лесистому горному склону и поднимавшейся к Лебединому замку. Было уже темно, дул холодный ветер, сверкали звезды, в призрачном лунном сиянии была видна горная гряда с вековыми лесами на ее склонах. Вдали темнел силуэт королевского замка. Со своими многочисленными затейливыми башенками, острыми шпилями и зубчатыми стенами он казался картинкой из детских сказок. Внизу, на глади огромного озера серебрилась лунная дорожка.
Один из всадников, нелепые бакенбарды которого выдавали в нем лакея, то и дело боязливо озирался, как будто ожидая, что сейчас из темноты появится нечто ужасное. Другой путник, наоборот, не скрывал восхищения красотой ночи. Это был худой, прямой как палка человек лет пятидесяти. Впалые щеки, длинный крючковатый нос и глубоко запавшие антрацитовые глаза делали его похожим на фанатика.
- Вот он, подлинный мир, - бормотал он под нос, чуть гнусавя. –Девственный, полный красоты, силы, мощи! Мир, о котором я мечтаю! Мир, в котором я хочу жить!
- Сударь, сударь, - недовольно пробурчал слуга, - вы слишком уж восторгаетесь этими красотами, а мне вот не по себе.
- Ерунда, Пауль, ерунда! Даже страх лучше, чем презренное прозябание!
- А, по-моему, лучше уж прозябать, чем оказаться тут ночью. Эх, сударь, я же говорил вам, надо заночевать в гостинице! Недобрые это края…
- Замок уже недалеко, - раздраженно отвечал его собеседник. – Скоро приедем. Да посмотри же, ничтожество, какая красота вокруг! Где ты еще увидишь подобное? Когда еще наступит такая ночь?
- Но впустят ли нас в замок? – не унимался слуга. – Говорят, король установил там странные порядки. А если нам не откроют ворота? Где тогда мы будем коротать ночь? Здесь, на большой дороге? Тут, говорят, бродят злые духи …
- Замолчи, болван! Я предпочел бы оказаться в компании злых духов, чем слушать твои бредни! Кто осмелится оставить за воротами замка меня, Рихарда Ветнера, которому благоволит сам король, меня, создавшего столько опер для его величества!
И маэстро, и без того прямой как палка, выпрямился еще больше, при этом едва не вывалившись из седла.
- Что-то в последнее время не очень-то вам помогает покровительство его величества, - пробурчал слуга. – Ваши оперы снимают с репертуара, денег на новые постановки не дают, а над королевскими приказами выдать вам причитающееся жалование насмехаются. Причем открыто насмехаются!
- Об этом я и еду говорить с королем! – сквозь зубы бросил Ветнер.
- Думаете, эта беседа поможет? Я вот думаю, что нет.
- Какое мне за дело до того, что ты думаешь!
- А что проку с того, что король издаст еще один приказ выдать вам денег и закажет новую оперу? Над его приказом опять посмеются, только и всего! Короля давно уже считают сумасшедшим. И, по правде говоря, неудивительно. Поживешь в этих краях год-другой и сам станешь безумцем.
- Замолчи! – огрызнулся Ветнер. – Лучше быть безумцем, чем кумиром этих бюргеров - вонючих, прожорливых, похожих на свиней. Они думают только о сосисках и пиве. У них нет чувства прекрасного! Предел их мечтаний – смазливая полуголая девка в кабаке! Я творю не для этого плебса!
- Но вы-то едете к королю жаловаться на этих самых бюргеров, которые предпочли сосиски и пиво вашим операм, - язвительно заметил слуга.
- Я еду прощаться с королем! – отрезал Ветнер. – С королем, который больше не король, потому что не может защитить тех, кому обещал свою защиту!
- Лучше б вы, сударь, сразу уехали из этого проклятого королевства, не прощаясь ни с королем, ни с его подданными. Это королевство проклято. В столице скоро грянет мятеж, а в окрестностях королевского замка бродит нечистая сила. Смотрите, какая луна! Разве вы видели когда-нибудь такую яркую и белую луну? Это не к добру, сударь, не к добру!
- Эта луна прекрасна! – воскликнул Ветнер. – Она прекрасна и заслуживает того, чтобы написать о ней оперу. Боже, что это?
- Сначала найдите деньги на постановку, - пробурчал слуга.
- Да тихо ты! Тихо! Слышишь?
- И впрямь! Музыка!
Действительно, издалека, со стороны озера донеслась протяжная и печальная мелодия, которая как будто взлетала прямо с серебристой лунной дорожки.