- Я скоро уйду, ваше преосвященство, - в голосе принца звучали усталость и уныние – так, во всяком случае, показалось архиепископу. - Я понимаю, что вы очень устали после службы, и не стану вам докучать.

- Ваше высочество, вы вольны оставаться в соборе сколько вам заблагорассудится. Храм – дом для любого доброго христианина, тем более для королевского брата, - архиепископ произнес это снисходительно и даже пренебрежительно.

Но принц как будто не слышал слов архиепископа. Он смотрел на прелата, и в его близоруком взгляде было нечто, что заставило архиепископа отвести глаза и отступить на шаг.

- Пошевеливайся! – раздраженно бросил архиепископ служке, продолжавшему гасить свечи. – Пошевеливайся, лентяй!

От неожиданности служка выронил ящик со свечами, и все, кто находился в соборе, вздрогнули от раздавшегося грохота.

- Болван! - разнесся под сводами голос архиепископа.

- Какую вы сделали для него гробницу! – вдруг произнес принц.

- Гробницу? Какую гробницу, ваше высочество?

Позабыв про злополучного служку, архиепископ с беспокойством посмотрел на людей в черном, как будто собираясь подать им какой-то знак.

- Гробницу, - рассеянно повторил принц. – Вы, наверное, очень боялись, что он воскреснет.

- Простите, ваше высочество, - в голосе прелата чувствовалось нетерпение человека, у которого отнимают драгоценное время, - но этой гробнице уже почти пятьсот лет! Она великолепна, и мне очень жаль, что в наше время разучились делать подобные гробницы. Нам, увы, остается лишь смиренно склонить голову перед величием старых мастеров.

- Зато мы научились многим другим вещам, - пробормотал принц.

- Ваше высочество? – архиепископ снова бросил взгляд в сторону людей в черном.

Принц осторожно провел пальцами по резному барельефу.

- Он не выйдет отсюда, - пробормотал принц и снова взглянул на архиепископа, отчего тот опять попятился.

- Вы очень набожны, ваше высочество, - неуверенно произнес архиепископ. – Вы набожны, и это похвально. Бог не останется к равнодушным к вашему духовному рвению, и душевное состояние будет улучшаться. В этом нет никаких сомнений. Никаких! Ах, если бы и ваш царственный брат отличался столь же похвальным поведением!

- Мой брат? – принц вдруг горько расхохотался, и его смех гулко отозвался под сводами собора. – Мой брат последний раз был здесь лет двадцать назад, еще на заре своего царствования!

- И это печально, - с кротким достоинством ответствовал прелат. – Весьма печально, ваше высочество. Ибо если монарх не являет собой пример благочестия, это неизбежно приводит к упадку нравов и воцарению мерзости. К несчастью, именно это мы сейчас и наблюдаем повсеместно.

Принц как будто не обратил внимания на эти слова архиепископа. Взор его блуждал по затейливому барельефу гробницы, словно пытаясь проникнуть внутрь, сквозь холодное великолепие светлого, с голубоватым отливом мрамора.

Служка потушил уже почти все свечи, лишь на алтаре еще трепетали несколько огненных язычков. Сквозь витражи в собор вливался умирающий свет сумерек, и архиепископу вдруг показалось, что фигура принца растаяла в воздухе, а фигурки на великолепной гробнице святого Себальда ожили. Архиепископ отступил на шаг, руки его сжались в кулаки. Он бросил косой взгляд на стену, где древним готическим шрифтом была высечена история святого Себальда.

Этот нищий жил почти пятьсот лет назад в домике неподалеку от городских ворот и имел славу человека, обладавшего даром исцелять больных, возвращать зрение слепым, а рассудок - одержимым. Разумеется, к нему стекались люди со всего королевства, и подобное скопление всякого сброда не могло не вызывать беспокойства властей. Многие достопочтенные горожане жаловались на распространение болезней, воровства, грабежей и прочих гнусностей, в чем, несомненно, были повинны те, кого привечал новоявленный чудотворец. К тому же, чудеса, творимые им, вызывали подозрения и у Святой Церкви, ибо, хотя Себальд и был известен набожностью, кто мог поручиться, что его чудеса не были колдовством, заслуживающим сожжения на костре? Поэтому посланцы святой инквизиции, специально присланные в город, арестовали Себальда, дабы провести расследование и должным образом покарать возмутителя спокойствия. Но сброд, так долго привечавшийся Себальдом, поднял волнения, в городе запахло мятежом. И тогда король Себастьян, которого Себальд незадолго до этих событий излечил от мучительного гнойного нарыва в ухе, приказал выпустить его из темницы и потребовал от инквизиторов покинуть город, дабы чернь успокоилась. Таким образом, чудеса исцеления продолжались, хотя тогдашний архиепископ по-прежнему с сомнением смотрел на творимое Себальдом.

Себальд завещал похоронить себя там, где умрет, а умер он за городскими воротами, когда направлялся на богомолье в отдаленный монастырь. Но к могиле его стали стекаться толпы людей, ибо поползли слухи, что каждый, кто прикоснется к кресту, стоящему на его могиле, исцелится. Городской совет был весьма встревожен происходящим, да и король был обеспокоен, ибо в любой момент могли снова вспыхнуть беспорядки. Тем более что год выдался неурожайным, а в довершение всех напастей на королевство с юга надвигалась чума. И тогдашний архиепископ, посовещавшись с королем, спешно отправился в Рим, где лично добился от папы неотложной канонизации Себальда. А городской совет, посовещавшись с посланцами святой инквизиции, снова прибывшими в город, постановил перенести мощи святого из бедной могилы в роскошную гробницу, изготовленную специально приглашенными из Флоренции мастерами. Правда, ходили упорные слухи, что мощи святого были похищены и захоронены втайне где-то поблизости от того места, где он некогда умер. Но это были лишь слухи.

В любом случае Церковь и городские власти доказали свою мудрость. Как только мощи святого были перенесены в великолепную гробницу, чудеса прекратились. Никто уже не исцелялся, в том числе от чумы, обрушившейся на королевство. А чума, несомненно, была бичом божьим, ибо изрядно выкосила сброд, привечавшийся Себальдом и неизменно бывший источником смут. На месте гробницы был выстроен великолепный собор.

Но теперь архиепископу казалось, что фигурка святого Себальда на гробнице смотрит на него живыми глазами, и на губах святого видна странная улыбка. Архиепископ провел рукой по глазам, смахивая наваждение.

И тут по собору пронесся стон, тихий и жалобный. А затем раздался жуткий крик, походивший на ослиный рев. Архиепископ обернулся и увидел, что королевский брат упал на каменные плиты пола, рядом с гробницей, и стал биться в конвульсиях, а по его исказившемуся лицу побежали судороги боли.

- Снова началось! – воскликнул прелат, с досадой топнув ногой.

Два дюжих человека в черном тут же подбежали к принцу, ловко подхватили его и потащили прочь из собора. А из уст принца вылетали жалобные вздохи, обрывки молитв и псалмов, и все это чередовалось с площадной бранью.

- Когда же это кончится? – вдруг раздался его отчаянный крик. – Боже мой, когда всё это кончится?

Этот крик пролетел по собору и замер у алтаря. Люди в черном выволокли принца из собора и затолкали его в карету без гербов, в которой сидел еще молодой, красивый человек с удивительно холодными серыми глазами.

- Опять? – равнодушно произнес он.

- Ему стало плохо у гробницы, ваша милость.

- Как обычно. Какого черта он все время туда ходит? – голос молодого человека звучал неприятно и резко.

- Куда прикажете ехать, барон? – спросил один из людей в черном, севший на козлы, в то время как другой взгромоздился на запятки.

Молодой человек некоторое время невозмутимо наблюдал, как принц хрипит на сиденье кареты.

- В Лебенберг, - наконец, произнес он.

Карета тронулась.

В этот момент от огромной, уходящей под самое небо стены собора отошел высокий, долговязый человек, закутанный в плащ.

- Тот, что на троне, плох, - тихо прошептал он. – Но этот будет еще хуже.

Несколько мгновений незнакомец нерешительно переминался с ноги на ногу, а затем быстро зашагал по улице, спускавшейся вниз, к центру города, где его ожидал экипаж.