Но тут сквозь толпу любопытных протиснулся какой-то высокий человек, которого здесь никто никогда прежде не видел. В руке он держал дирижерскую палочку, которую Ветнер тут же узнал.

- Это она! – хватая палочку, воскликнул маэстро, и лицо его осветилось радостью, как будто он в руках у него оказалось целое состояние. – Моя палочка! Моя дирижерская палочка!

Он осыпал ее поцелуями словно возлюбленную. А затем вспомнил о человеке, доставившем ему потерянную было палочку, взглянул на него и застыл в изумлении.

Лицо этого человека было слишком хорошо знакомо Ветнеру. Только глаза у него были другими, черными. Рядом с ним стоял другой человек, также хорошо знакомый Ветнеру.

Подскочивший директор Оперы был рад до безумия тому, что сумасшедший гений обрел свою палочку и успокоился.

- Маэстро, разрешите вам представить господина Виттеля. Вы с ним общались по переписке, он автор либретто оперы, которую вы создали и которой сейчас будете дирижировать…

- Вы живы… - пробормотал потрясенный Ветнер. – Ваше вел…

Виттель прижал палец к губам. Он сделал знак остальным и все отступили на почтительное расстояние. Так люди безотчетно повинуются знакам тех, в ком чувствуют не только привычку, но и право повелевать. Рядом с Ветнером и Виттелем остался лишь один человек – высокий, стройный, красивый, но с чуть длинноватым носом. Одет он был скромно, хотя в нем за версту можно было увидеть аристократа.

- Мы с вами уже встречались герр Ветнер, - проговорил Виттель. - Но мне хочется и дальше сохранять инкогнито. Простите, что предложил вам свое либретто, не открывая имени. И сейчас в зрительный зал я не пойду. Буду слушать вашу чудесную музыку из-за кулис. Еще слишком многие помнят меня… Но скоро забудут. И чем скорее, тем лучше.

- Так вы теперь…

- Я не хочу повелевать людьми, Ветнер. Я слишком долго не понимал, что не хочу этого делать, да и не умею. Мой брат стал хорошим королем, в отличие от меня. Он умеет править людьми, заботиться о них. Я же всегда жил в своих грезах. И понял, что для меня будет лучше стать властелином моих грез. Теперь я повелеваю своими героями, персонажами, если угодно. Кажется, у меня это неплохо получается. Это уже вторая опера, которую вы написали по моему либретто, маэстро. И, я искренне надеюсь, не последняя. У меня готово третье либретто. Мой издатель – господин Плетцен – пришлет ее вам. Не так ли, Карл? – с улыбкой обратился Людвиг к своему спутнику.

Тот улыбнулся.

- Умение господина Плетцена плести интриги оказалось незаменимо в издательском деле, - заметил Людвиг. – Он оказался отличным издателем.

- А как же Лебединый замок? – растерянно спросил Ветнер. – Вы так любили его…

- О нем рассказывает мое новое либретто, которое мой издатель и друг вам принесет, - Людвиг, не стесняясь, поцеловал Карла в щеку. – Пойдем, Карл. Будем слушать чудесную оперу из-за кулис. Мы с тобой слишком долго были на сцене, пусть теперь там блистают другие. Так будет лучше для всех.

- Для нас с тобой уж точно, - с улыбкой заметил Карл.

***

Король Отто II Вительсбах, закутавшись в плащ и надвинув шляпу на глаза, стоял на площади Оперы. Он нередко выходил в город, оставаясь неузнанным. И потому что хотел лично послушать, о чем болтают его подданные на улицах, ибо не слишком доверял сообщениям тайной полиции и льстивым докладам министров. Да и потому что просто любил побыть в одиночестве среди шумной толпы, а не в окружении блестящей свиты.

Впрочем, судя по разговорам, которые улавливал король, дела в его королевстве шли не так уж плохо. Прошло несколько лет с момента великих потрясений, когда королевская власть зашаталась, а страна едва не рухнула в кровавую пучину анархии. Но сейчас дело шло на лад. Отто знал, что оказался на своем месте. Его интересовали люди, и он старался делать их жизнь лучше. Настолько, насколько было в его силах. А его старший брат, Людвиг… Для всех он погиб. Да, безумного короля Людвига больше не было. Его уже не вспоминали с ненавистью или с сочувствием. Но уже начинала рождаться легенда. Легенда о безумном короле, покровителе искусств… Жившим в уединенном замке и таинственно погибшем. Образ короля все сильнее и ярче окружался романтическим ореолом.

Король Отто II знал, что он никогда такого ореола не удостоится. Его брат пытался поднять свое королевство на недосягаемую высоту, в итоге рухнул сам и едва не уничтожил королевство. И Отто знал, что должен жить на грешной земле и выполнять приземленную работу. Ибо самое прекрасное здание не может стоять без фундамента. И Отто закладывал этот фундамент. В память о брате, которого по-прежнему любил. И которому завидовал. Завидовал, потому что брат его, потеряв корону и власть, наконец, обрел свое счастье. И любовь. И теперь жил, пусть и под чужим именем, но с любимым человеком. Любил, творил…

Отто тоже был творцом. Творцом государственным дел, политики, дипломатии. И он любил. Любил того, кого уже не было. И потому был одинок.

Часто по ночам в окно королевской спальни, в которой Отто всегда спал один, билась черная птица. Король поднимался, подходил к окну и смотрел на птицу. Смотрел в ее глаза и видел глаза Фабиана. Птица садилась на карниз, и они долго смотрели друг на друга. Их разделяло окно, которое король никогда не открывал. Потом птица улетала, исчезала во тьме, а король шел в молельню и оставался там зачастую до утра. О чем он молился – никто не знал. Но на алтаре сбоку стояла фигурка святого Себальда.

И сейчас, посреди многоголосой толпы на площади Оперы король чувствовал себя совершенно одиноким. Он был рад служить людям, он черпал в этом служении силы и волю жить дальше, но в груди его была пустота. Он был одинок. И несчастен.

Но тут он вздрогнул. Сквозь толпу к нему приближался старик… Он был одет бедно, его одеяние походило на монашеское, хотя и не было монашеским. А глаза были удивительно светлыми, лучистыми. Он вел за руку другого человека. При виде которого Отто застыл. Все в нем замерло. А затем сердце застучало, он сделал шаг вперед.

- Ты… ты жив, - выдохнул он. – Как это возможно?

- Твоими молитвами, Отто, - серые глаза Фабиана были полны жизни.

- Это невозможно.

- Я хочу быть с тобой, Отто. Я люблю тебя.

Король взял Фабиана за руку и сжал ее.

- Я не могу дать тебе власть, Фабиан.

- Власть у тебя. Оставь ее себе. Дай мне, любовь Отто. Я смогу жить только твоей любовью. Так сказал мне он.

И Фабиан указал на старика, который привел его на площадь, а теперь стоял в сторонке и весело улыбался Отто и Фабиану.

- Я дам тебе свою любовь, Фабиан, - прошептал Отто.