- Нет выбора? Вы заблуждаетесь, господин канцлер: король имеет выбор между отречением и смертью.
- Нет, это вы заблуждаетесь, ваше величество, - архиепископ шагнул вперед и его фигура, похожая на огромную черную тень, нависла над постелью короля. – Вы ошибаетесь. Если вы не подпишите акт отречения, вас ждет не смерть.
- Что же тогда? Заключение? Изгнание? – король произнес эти слова с холодным, спокойным презрением.
- Ни то и ни другое, - неподвижный силуэт архиепископа по-прежнему тяжелой тенью нависал над королем. – Вас просто объявят сумасшедшим. Официально, принародно. К вам приставят санитаров, двух-трех дюжих молодцов. Похожих на тех, которых вы приставили к своему брату. И вы будете жить под их неусыпным присмотром, жить тихо и спокойно, здесь, в вашем любимом Лебедином замке. Вот и все.
- Ах, да! Мне уже говорили об этом, но я позабыл, - безучастно сказал король.
- Это решение, - слова архиепископа как хлопья снега, слетали на постель короля, - это решение поддерживает правительство и одобряет Церковь. А что еще нужно?
Темные губы короля горько искривились.
- Правительство и Церковь, - прошептал он. – А что еще нужно?
- Выбирайте, государь! – тяжелый золотой крест теперь почти касался груди короля, - выбирайте: добровольное отречение, продиктованное заботой об интересах государства и благе подданных, или же принудительное отрешение от власти и позорное взятие под опеку. Выбирайте, государь, кем вы хотите остаться в истории: благородным и великодушным монархом или жалким безумцем. Выбирайте же!
- И сейчас же! – взвизгнул канцлер.
Граф фон Плетценбург молчал, глядя в сторону.
В воздухе повисла тишина.
Король дернул за веревку, свисавшую с балдахина, шторы раздвинулись, в спальню хлынул поток яркого света. И все увидели, что глаза короля больше не были голубыми. Они стали темными, почти черными, какими до минувшей ночи были глаза принца Отто.
***
Золотые лучи вышедшего из-за облака солнца упали на бледное лицо принца, и Фабиан в который уже раз впился взглядом в голубой лед его глаз.
- Этого не может быть, - пробормотал он, - этого не должно быть! Твои глаза действительно поменяли цвет. Так не бывает!
Принц взглянул на Фабиана, тот отшатнулся, как будто в лицо ему ударил нестерпимый холод.
Огромная гостиная городского королевского дворца, до которой не добрался пожар, была пустынной и мрачной, несмотря на обилие мраморных статуй, стоявших в нишах, великолепную мебель, уютный золотистый шелк, обтягивающий стены, и тонкую фарфоровую посуду с изысканными рисунками на длинном столе, который был перенесен сюда из столовой по прихоти кого-то из членов королевской семьи.
За окном росли старые липы, а за ними была видна площадь со следами недавних сражений – обгоревшими остовами повозок, несколькими орудиями с грозными дулами, да кучами мусора, которых пока некому было убирать. По площади ходили военные в синих мундирах. Пошатнувшаяся было королевская власть понемногу приходила в себя, но еще пряталась за изуродованными золочеными решетками дворца.
Принц сидел в огромном кресле и смотрел в окно, прямой и надменный, руки его покоились на резных подлокотниках кресла. А Фабиан, как будто в одночасье постаревший, кружил вокруг, заглядывая в его холодное лицо то справа, то слева. На лице Фабиана были неуверенность и даже смятение, но сквозь них проступало что-то хищное.
- Отто, - проговорил он, – я никогда не думал, что в твоих глазах таился этот лед.
Принц повернул голову, но не взглянул на Фабиана.
- А я не думал, что ты однажды скажешь мне это. Прежде не думал.
- Отто, - Фабиан чуть прищурился, - Отто, я думал о другом.
- Я знаю. Ты не скрывал от меня своих мыслей, хотя жизнь твоя и полна тайн.
- Тогда ты знаешь, Отто, - Фабиан подался вперед, похожий на пантеру, готовую к прыжку, - тогда ты знаешь: всё то, что я сделал - я сделал для тебя.
- Лжешь. Ты сделал это для себя.
- Заговор, мятеж, свержение короля, убийства, - Фабиан возвысил голос, - все это было для тебя…
- Я не нуждался в этом.
- В этом? Не лги. Ты мечтал о власти, Отто, ты был болен властью. Ты видел сверкающую корону на голове своего брата, такую близкую и такую недоступную, и мечтал о ней. А брат твой всё это понимал. И он страшился тебя, Отто, он видел то, что скрывалось за мраком в твоих глазах – ледяную беспощадность. И вся его любовь к тебе была лишь ширмой страха. Этот страх свел его с ума, как тебя свела с ума жажда власти. Но теперь ты излечился от безумия. Я отнял власть у твоего брата и бросил ее к твоим ногам. Теперь ты король, Отто. Молодой, прекрасный и беспощадный.
Отто резко обернулся.
- Ты не отнял власть у моего брата, произнес он. – Мой брат сам отдал мне власть. И взял мое безумие. Всё, без остатка, - проговорил он медленно и как будто через силу. – И есть еще кое-что.
Фабиан замер, пригвожденный к месту ледяным холодом в глазах принца.
- Я знаю, кто ты, Фабиан, - произнес принц. – И я знаю, чего ты хочешь. Для себя.
Фабиану пришлось сделать нечеловеческое усилие, чтобы приподнять уголки побледневших губ.
- Ты знаешь не всё, Отто. Ты, конечно, узнал, кто мой настоящий отец, но это меня нисколько не смущает…
- Но это многое мне объяснило. Ты устроил бойню не для меня, а для себя. Я тебе нужен только для того, чтобы самому взойти на трон. Позже.
Фабиан выпрямился, как будто освободившись от ледяных оков взгляда Отто.
- Ты глупец, Отто. Если бы я мечтал только о собственной власти, мне куда проще было убить и твоего брата, и тебя, и возвести на трон кого-нибудь из ваших… наших австрийских или прусских кузенов. Но я расчищал дорогу к трону для тебя, только для тебя, Отто!
- На этой дороге – трупы и кровь.
- Так всегда бывает, мой милый, - Фабиан пожал плечами. – Другой дороги нет. И никогда не было.
- Меня это не касается, - холодно ответил принц.
- И ты прав. Это касается меня. А тебя должна заботить только корона: сверкающая и прекрасная.
- Нет, Фабиан. Корона больше меня не заботит. Она у меня уже есть.
- Ты лжешь, милый. Лжешь неумело и нелепо, как безусый юнец. А ведь тебе уже тридцать пять.
- Фабиан, тебе дано видеть многие вещи. Но на некоторые вещи ты боишься взглянуть, потому что знаешь: их сияние для тебя невыносимо, подобно смерти. Ты предпочитаешь мрак, а я слишком устал от мрака.
- Нет, Отто, ты никуда не уйдешь, потому что без меня ты погибнешь, и ты сам хорошо это знаешь, - Фабиан расхохотался странным каркающим хохотом.
Этот хохот Отто уже слышал однажды возле Моста трех призраков. Но лицо принца оставалось бесстрастным. Он снова смотрел в окно, через которое в комнату вливался ослепительный яркий свет, и его холодный взор терялся в глубинах этого света.
- Все будет так, как я решил, - произнес Фабиан. – Ни твой брат, ни ты не способны мне помешать.
Принц, казалось, даже не расслышал слов Фабиана. Взгляд его продолжал тонуть в ослепительном солнечном сиянии, лед таял и превращался в ручей, сверкающий золотыми брызгами.
- Нет, Фабиан, ты еще не решил. Тебе еще только предстоит решить, - проговорил Отто. – Я и мой брат – одно. Ты всегда об этом догадывался. А теперь ты это и сам видишь.
- Возможно, - хрипло произнёс Фабиан.
- Ты любил и любишь. Но ты не желаешь подчиняться. Между любовью и властью ты всегда выбираешь власть, собственную власть. Жажда власти иссушает тебя. В этом вы очень похожи с Людвигом. Его жажда власти ввергает в безумие. Тебя она лишает любви. Ты ходишь кругами вокруг любви, не решаясь к ней приблизиться. Словно хищник, не решающийся приблизиться к огню. Твои интриги, заговоры, насилие, месть – всё это лишь круг во мраке. Фабиан, сделай, наконец, выбор! Шагни навстречу любви, моей любви и своей любви! Или уйди во мрак. Навсегда.
Воцарилось молчание. Два уже немолодых, но и не старых человека смотрели друг на друга. Словно спала завеса, их разделявшая. Не было больше недомолвок, не было непонимания, не было задних мыслей. Всё было предельно ясно.