- Что это? – рассеянно спросил король.

- Письмо его высочества, принца Отто.

- Прочти его мне, Карл. Хотя нет… Нет. Я сам прочту.

Король с трудом распечатал конверт и некоторое время непонимающе смотрел на черные строки, написанные торопливым, нервным почерком. А затем он вдруг метнул на фаворита быстрый, острый взгляд и углубился в чтение письма. После этого он вялым жестом отпустил дежурного адъютанта и, откинувшись на спинку кресла, прикрыл глаза.

Портьера снова колыхнулась, из-за нее на мгновение снова появился дежурный адъютант, который сделал Карлу какой-то знак и тут же исчез. Король, казалось, ничего не заметил. Карл сделал шаг в сторону портьеры, слегка наклонив голову. Где-то в отдалении, очевидно в соседних залах, послышался шум. По лицу Карла пробежала неуверенная улыбка.

- Карл, - тихо сказал король.

Граф вздрогнул и обернулся. Король смотрел на ворону, сидевшую на подоконнике и с любопытством наблюдавшую за тем, что происходило в королевском кабинете.

- Она по-прежнему здесь, - бормотал король. – Она не погибла. Слуги дьявола так просто не погибают. Она прилетела за мной.

***

В это самое время по улицам столицы на вороном коне двигался всадник в черном плаще. Город был полон огня и гари, в дневном свете картины разрушения казались еще более ужасающими, чем ночью. Сгоревшие дома, мертвые тела на улицах, дым и копоть, и непонятно было, в чьих руках сейчас находится столица: в руках войск генерала фон Тасиса или мятежников. Нигде не было видно ни тех, ни других, но время от времени то тут, то там вспыхивала стрельба, и невозможно было понять, кто стреляет, откуда и в кого.

А всадник двигался по улицам, его бледное лицо было бесстрастным, черные глаза напоминали пустые глазницы черепа. Некоторые узнавали в нем королевского брата, но никто не приветствовал его, так же как никто не посылал ему вслед проклятий. Встречные шарахались от этого бледного, белокурого человека в черном, как будто он был самой смертью.

Возле разгромленной лавки зеленщика раздалось заливистое тявканье: маленькая собачка вылезла из какой-то щели и бесстрашно наступала на всадника. Из-за сорванной с верхних петель двери показалось полное, перепуганное лицо хозяйки лавки. Увидев всадника, лавочница на мгновение застыла в ужасе, а затем испуганно стала звать собачку, как будто на ее маленькую любимицу надвигалось чудовище. Но собачка продолжала тявкать, твердо вознамерившись не допустить это чудовище к своему дому.

Поначалу всадник не замечал собачку, а затем, словно разбуженный ее тявканьем, вздрогнул, глазницы его превратились в глаза, на бледном лице появился легкий румянец. Он улыбнулся, отвесил поклон остолбеневшей лавочнице и, пришпорив коня, умчался. Собачка, победно тявкнув, вернулась к хозяйке, которая подхватила ее на руки, осыпая упреками и поцелуями.

Принц выехал на площадь Оперы, уставленную баррикадами из экипажей, ящиков, бочек, цепей. Дома, окружавшие площадь, были покрыты копотью и сажей, а от некоторых осталось лишь пепелище. Окна здания Оперы превратились в пустые глазницы, над крышей поднимался черный дым. Стоял удушливый запах гари.

Из какого-то завала к принцу с криком «Помоги-и!» бросилась нищенка. Конь стал на дыбы, принц обернулся, и глаза его вновь стали глазницами, а лицо – маской мертвеца. Крик замер у нищенки на губах, она осенила себя крестным знамением и, попятившись, наткнулась на гору ящиков и коробок, которые с грохотом рассыпались. Принц швырнул нищенке несколько монет, пришпорил коня, перемахнул через баррикаду и исчез.

Через пару минут он появился возле собора, подходы к которому охранялись войсками генерала фон Тасиса. Прямо на площади было устроено нечто вроде полевого лазарета: туда со всего города свозили раненых, и никто даже не пытался понять, кто это: солдаты, мятежники или же просто мирные бюргеры, попавшие под огонь. Плач, стоны, проклятия, поднимались с булыжной мостовой, карабкались по стенам собора, по колокольне и взмывали белыми птицами сквозь черный дым пожарищ туда, где когда-то было небо.

Вороной конь громко заржал, так громко, что заглушил стоны и крики, поднимавшиеся над площадью. Воцарилось безмолвие. Даже раненые перестали стонать. Живой мертвец медленно пересек площадь под устремленными на него взглядами, спешился, поднялся по ступенькам и растворился во мраке соборных врат.

Собор был полон крика и плача, который взмывал к высоким сводам и обрушивался вниз, оглушая и ослепляя собравшихся. Вокруг гробницы святого Себальда была давка, из общего хора вырывались истерические крики:

- Он не уберег!

- Отойдите, святотатцы!

- Не уберег! Мы молились, а он нас не уберег!

Послышался треск разламываемого мрамора, в разные стороны полетели белые куски, фигурка святого взлетела вверх и, описав большую дугу, с глухим звуком упала в нескольких шагах от принца, замершего возле огромной колонны. Отто содрогнулся. Несколько мгновений он стоял неподвижно, глаза его были устремлены на маленькую фигурку, лежавшую на полу. А затем лицо его исказилось, рот широко открылся, он схватился за горло и издал протяжный крик, полный ненависти и ужаса, но крик этот потонул в оре, наполнявшем собор.

Держась за горло, Отто шаг за шагом приближался к фигурке, как будто продираясь сквозь невидимые преграды, он медленно наклонился, и лицо его стало совсем белым, на нем была написана мука, а из глаз потекли слезы. Закусив губу, он бережно поднял фигурку и прижал к груди.

Раздался громкий треск: это толпа разбивала гробницу молотками, железными палками, прутьями, саблями…

И вдруг по собору пронесся крик, похожий на вздох, полный и разочарования, ярости и злорадства одновременно:

- Пусто-о-ой! Гроб пустой! В нем ничего нет!

Отто взглянул на фигурку, которую держал в руках, как будто баюкал маленького ребенка, а святой улыбался ему.

Толпа, словно разъяренный, изголодавшийся зверь, принялась крушить все подряд. В собор ворвались солдаты фон Тасиса, на помощь которым через боковые двери подоспели уцелевшие королевские гвардейцы. В соборе началось нечто невообразимое.

Отто что-то прошептал святому, осторожно спрятал его на груди и отступил за колонну.

И тут на плечо ему легла рука. Он обернулся и увидел холодные глаза Фабиана.

***

Портьера раздвинулась, и в королевский кабинет медленно вошли несколько человек с мрачными физиономиями. Среди них были лица, хорошо знакомые королю: два генерала, два министра и правительственный секретарь. Но было и несколько человек, которых король не знал. А возглавлял эту компанию начальник гвардии.

Никто из вошедших не отвесил королю положенного поклона, но король, как будто не придал этому ни малейшего значения.

- А где же канцлер? – с ироничной усмешкой поинтересовался он.

Ответом было угрюмое молчание.

- Вы слышали меня, господа? Я, кажется, спросил, где канцлер, - невозмутимо повторил король.

- Сбежал! – бросил начальник гвардии. – Сбежал в Зальцбург вместе со своей шлюхой!

- Вот как? Что ж, может быть, это и к лучшему. Пела она отвратительно, ее давно пора было вышвырнуть вон из королевства.

Король уселся в кресло, закинул ногу на ногу и принялся разглядывать свои ногти. Заговорщики переглядывались. Начальник гвардии, набычившись, смотрел на короля, рука его то и дело лезла в карман с флягой, но всякий раз он ее отдергивал.

- Государь, - угрюмо проговорил он. - Мы пришли сказать следующее: королевство рухнуло в пропасть. Столица в огне и наводнена бунтовщиками. Никто ни в грош не ставит королевскую власть. Вы испортили отношения с Пруссией, вас ненавидит австрийский император, который прежде был нашим самым верным союзником, а первый министр Франции публично назвал вас сумасшедшим! И он прав. Прав! За двадцать с лишним лет вашего царствования вы занимались всякой чепухой: читали книги, слушали оперы, предавались омерзительному разврату, но не желали видеть того, что творится вокруг. А теперь, когда вспыхнул мятеж, вы сидите в своем замке и делаете вид, что вас это совершенно не касается! Такой король не должен восседать на троне!