В разгар заседания пришла весть о том, что возле Лебенберга началось настоящее сражение и что в предместьях замечены подозрительные люди, собирающиеся в отряды, но это лишь усилило растерянность и неразбериху.

Когда же раздался отдаленный грохот – это взлетел на воздух Лебенберг - злополучное заседание было прервано. Министры разбежались кто куда, а канцлер отправился узнать, что сейчас делает его любовница.

Между тем улицы столицы стремительно заполнялись народом. Беззаботная публика исчезла, как будто и не было ее вовсе, веселые огоньки трактиров, кофеен, лавок погасли, а вместо них вспыхнули факелы, и в их пляшущем свете по городу метались тени. То тут, то там раздавалась стрельба, издалека стали доноситься пушечные залпы.

Из домов, в которых были тайные убежища мятежников, одна за другой выходили группы людей, вооруженных пистолетами и ружьями, эти маленькие черные ручейки текли по лабиринтам городских улиц к центру столицы, туда же продвигались малочисленные военные отряды, расквартированные в столице и, наконец, получившие приказ правительства спешить на подмогу.

Но и солдаты, и офицеры были растеряны. Слово «мятеж», носившееся в тот вечер по столице, объясняло всё и ровным счетом ничего. Обыватели и добропорядочные буржуа попрятались по домам, перепуганные аристократы в своих особняках и дворцах посылали на улицы слуг, чтобы те узнали, что все-таки творится в городе, но слуги либо возвращались со сбивчивыми, ничего не проясняющими рассказами, либо не возвращались вовсе.

Все давно ждали мятежа, бунта, революции, но когда гроза, наконец, разразилась, никто не хотел поверить в случившееся и не знал, что делать.

А темные ручьи становились все шире: это были уже не маленькие группки мятежников, прятавшихся в таинственных подземельях и неприметных домах, это была целая армия, хотя неясно было, кто этой армией командует и какие именно цели преследует. Кое-где запылали дома, отряды полиции и солдат время от времени пытались оказывать сопротивление, но у них ничего не получалось, город все больше оказывался во власти непонятной силы, которая накрывала его огромными темными крыльями, и каждый взмах этих крыльев порождал новые пожары.

Отовсюду слышалась пальба, воздух был полон запаха гари и пороха. Казалось, вот-вот должна была начаться орудийная канонада. И она началась.

На улице, что вела к королевскому дворцу, позиции занял взвод солдат, которым было приказано остановить мятежников.

- Любой ценой! – свирепо вращая глазами и брызжа слюной, кричал усатый офицер. – Вы слышали? Любой ценой!

Солдаты злобно смотрели на него. В воздухе нарастал гул канонады.

- Кто это палит? Откуда у них пушки? – воскликнул один из солдат, сопроводив свои слова отборными ругательствами.

- А может, это не они палят, может, это в них палят, - с досадой откликнулся другой.

- Молчать! Слушать меня! – надрывался офицер. – Занять позиции! Открывать огонь на поражение!

В ответ ему донеслись приглушенные ругательства.

- Что?? – офицер, казалось, вот-вот надорвет глотку. – Ваш долг – защитить короля!

- Нет там никакого короля! – заорал ему в ответ один из солдат. – Король в Лебедином замке, с девками развлекается.

- С какими девками! Он - извращенец! – завопил другой.

Офицер так выпучил глаза, что, казалось, они вот-вот вылезут из орбит.

- Мерзавцы, - прохрипел он, выхватывая из-за пояса пистолет. – Пристрелю!

Но в этот момент вокруг засвистели пули, где-то вдали ухнула пушка.

- Огонь! – нелепо взмахнув руками и пригнув голову, заорал офицер.

Разверзся огненный ад. Подобно гигантской змее со сверкающей чешуей, огонь заползал в город из предместий и широкими кольцами стягивался вокруг королевского дворца, арсенала и кварталов, окружающих площадь Оперы. А на колокольне кафедрального собора ударил набат.

Его гул накрыл и треск стрельбы, и грохот канонады, как будто возвещая о непоправимом и страшном: о гибели старого времени и приходе новой, кровожадной эпохи.

На площади Оперы царил хаос: шла стрельба, раздавался звон сабель. Отряды солдат сражались с мятежниками, вырывавшимися на площадь из переулков, словно кровь из кровеносных сосудов. Среди дыма и грохота кто-то кричал, что мятежники якобы уже захватили королевский дворец, ворвались в особняк канцлера, что правительство бежало не то в Лебединый замок, не то в Австрийскую империю, что в предместьях идет сражение.

Экипажи, стоявшие перед зданием Оперы, превращались в баррикады, метались перепуганные лошади, давя всех подряд, а само здание Оперы было окутано дымом, и из некоторых окон уже вырывалось пламя.

Внутри здания царила паника. В тот вечер в Опере давали «Венецианцев» Данини – спектакль, считавшийся самой изысканной постановкой сезона, на которую неизменно съезжались сливки общества, и теперь эти сливки оказались в ловушке. По фойе метались толпы разряженных, надушенных людей, теперь являвших нелепое и жалкое зрелище: съехавшие набок пышные прически, смазанные румяна, белила, растрепанные галстуки, ленты, порванные кружева и т.д. Никто не знал, что делать и куда бежать из этой гигантской западни. Разнесся было слух, что можно покинуть Оперу через заднюю дверь, выходившую в переулок, но где была эта дверь – знали только актеры и лакеи, а они-то давным-давно бежали, остальные же плутали в лабиринтах театра, а когда кое-кто из публики все же нашел спасительную дверь, оказалось, что было уже поздно, поскольку в переулке давно шла стрельба. А из подземелий Оперы вырывались группы мятежников, и стрельба слышалась уже в самом здании.

Герцогиня фон Брегерхофен металась по фойе, за ней следовали две ее визжащие от страха дочки, похожие на сушеных селедок. Сама же герцогиня потрясала мушкетом, который она раздобыла неизвестно где и наводила этим мушкетом ужас на всех собравшихся, поскольку никто не мог понять – бутафорское это оружие или настоящее, да и сама герцогиня этого, похоже, не понимала. Когда же, ополоумев от страха, она случайно нажала на курок, стало ясно, что мушкет все-таки настоящий. Пуля угодила в огромный светильник венецианского стекла, висевший на стене, и он с тонким звоном разлетелся на тысячи осколков, посыпавшихся на метавшихся по фойе людей. Раздался визг, вырвавшийся из сотен человеческих глоток, воцарился хаос, и в этом хаосе раздался зычный рык герцогини:

- Вперед, за мной!

И она устремилась вниз по лестнице, а за ней с выпученными глазами понеслись ее дочки.

А в тот самый момент, когда герцогиня неслась вниз по лестнице Оперы, в столицу через маленькие ворота, находившиеся далеко в стороне от тетра военных действий, влетела карета архиепископа, сопровождаемая небольшим отрядом.

***

- Берегись! – воскликнул Отто. – Берегись, брат!

Огромный камень с тяжелым свистом пролетел совсем рядом с хлипким мостом. Если бы он угодил в мост, тот не выдержал бы и рухнул в пропасть вместе со всеми, кто на нем находился.

Со скалы донесся вой ведьмы.

- Надо уходить! - сказал король. – Сейчас она сбросит новый камень. Помоги мне!

Братья подхватили истекающего кровью послушника и поволокли с моста.

Снова раздался свист, рядом пролетел еще один камень.

- Скорее, скорее! – бормотал послушник.

- Молчи, - обливаясь потом, проговорил король. – Береги силы!

Они осторожно положили послушника за выступом скалы, возвышавшейся рядом с той, на которой бесновалась ведьма. Здесь камни не могли их настигнуть.

В лунном свете лицо послушника казалось совершенно белым, он еле дышал, ряса его была залита кровью. Было ясно, что он вот-вот испустит дух.

- Ваше величество, - пробормотал послушник, - ваше величество, спасибо за все… Я хочу вернуть вам…

- Молчи, молчи, - твердил король, которого начинала бить дрожь. – Молчи!

Он озирался, как будто боялся, что сейчас сюда явятся новые убийцы или же те, которых он убил на мосту, восстанут из мертвых.

- Против вас заговор, - шептал послушник. – Против вас заговор, вас хотят свергнуть, вас хотят убить…