- Всё! – вдруг воскликнул Отто.

Король вздрогнул и обернулся.

- Что еще случилось? – в голосе его была досада.

- Я не могу идти дальше, - тяжело дыша, проговорил Отто. – У меня больше нет сил…

- Пойдем, Отто, - на сей раз голос Людвига звучал мягко-мягко. – Пойдем. Надо быстрее выйти из этого проклятого подземелья.

Он замолчал. В тоннеле воцарилась тишина, нарушаемая лишь тяжелым, прерывистым дыханием Отто.

- Этот мрак ужасен, - проговорил король. – Разве ты не чувствуешь, как он давит на плечи? А этот холод…

Отто издал странный звук, похожий на стон. Людвиг пристально посмотрел на него.

- Не надо, Отто! – произнес он.- Сопротивляйся этому демону, он опять пытается в тебя вселиться…

Зрачки Отто снова превратились в мерцающие огоньки, рука его потянулась к пистолету. Король шагнул, но принц отскочил, словно гигантская кошка, выхватил пистолет и наставил его на короля.

- Сопротивляйся, Отто! – король не терял хладнокровия. – Сопротивляйся! Ты сильнее этого демона, ты сильнее!

- Не-ет, - протянул Отто, и голос его был чужим и жалким. – Нет, я не могу, не могу…

- Что именно ты не можешь? – неожиданно на лице короля появилась усмешка - усталая и горькая. – Не можешь стрелять? Или не стрелять?

Принц смотрел на брата, как будто пытаясь что-то сказать, губы его шевелились, но с них не слетало ни звука.

Король пожал плечами, повернулся и зашагал прочь. Отто продолжал что-то беззвучно шептать, не двигаясь с места, но рука, державшая пистолет опустилась. Мерцание в его зрачках погасло. Король остановился и обернулся.

- Отто, - разнесся по подземелью его спокойный голос. – Пойдем отсюда. Пойдем!

- Почему же ты сам не идешь? – эти слова принц проговорил с таким трудом, как будто грудь ему сдавила невероятная тяжесть.

- Потому что жду тебя.

- Нет… Ты просто боишься выйти из этого тоннеля. Ты прикован к этому мраку тяжелой цепью. Ты слышал ее лязг? Она волочется за тобой повсюду. И когда ты смотрел в окно на водопад, разве ты не слышал этого лязга? А когда слушал оперы? Ты ведь их слушал лишь ради того, чтобы заглушить этот чудовищный лязг, разве не так? Но… разве тебе это удалось? Хоть на мгновенье?

Людвиг вдруг бросился к брату и с неожиданной силой схватил его за руку.

- Послушай… - срывающимся голосом проговорил он, - послушай, когда мы выйдем отсюда, мы не должны увидеть рассвета. Не должны, понимаешь? Я ненавижу рассвет.

- Сейчас время заката. Или сумерек. Не бойся, рассвет мы не увидим.

Несмотря на странный, зловещий тон принца, король как будто почувствовал успокоение.

- Идем, - прошептал он, - идем дальше.

Они шли по тоннелю еще около получаса, а королю казалось, что они идут целую вечность. Снова страх наваливался на него ледяной громадой, он несколько раз оглядывался и снова видел мерцание в зрачках Отто, но пистолет оставался у принца за поясом.

И вдруг королю захотелось увидеть закат - полыхающий, охвативший полнеба, полный ожидания звездной ночи, когда изматывающие душу страхи и тревоги становятся зыбкими и незаметно тают в молчащем, полном бесконечного покоя умирающем сиянии.

Они уже подошли к концу тоннеля, и король с трудом приподнял тяжелый люк. Но он не увидел заката. Пространство было наполнено густыми лиловыми сумерками.

От свежего горного воздуха, полного пьянящих ароматов наступающей ночи, у короля закружилась голова. Он зашатался и, наверное, упал, если бы Отто, сам с трудом стоявший на ногах, не поддержал его. И король, позабыв обо всем, с наслаждением пил свежий воздух, чувствуя, как к нему возвращаются силы.

Братья стояли над пропастью, в далеком прозрачном небе мерцали холодные звезды. Жизнь была повсюду, она наполняла полную мрака и огня вселенную, она сама была этой вселенной, текла широкой рекой в вечность, и не было в мире сил, способных остановить этот прекрасный, безмолвный поток.

Король и его брат были наедине с лиловыми сумерками, свежим ветром и мерцающими звездами. Мир принимал и утешал их. Все, что несколько минут назад казалось важным, превращалось в жалкую пыль, разбросанную по беспредельным просторам вселенной.

Отто вдруг вскрикнул и указал на противоположный склон ущелья, куда был переброшен мост. Там было заметно какое-то движение. И тут король вспомнил, почему этот мост назвался Мостом трех призраков.

***

Карл, пригнувшись к шее коня, мчался по безлюдной дороге прочь от монастыря. Дорога, спустившись с перевала, шла по лабиринту ущелий и расщелин, каждое мгновение Карл рисковал налететь на какой-нибудь камень или сук, но конь его, мчавшийся словно ветер, благополучно перескакивал и обходил все преграды.

- Главное выехать на равнину, - бормотал Карл, - там я не заблужусь!

Опасность заблудиться действительно была велика. Карл плохо знал горные дороги, тем более никогда он не был в окрестностях Гармштайна, одно упоминание о котором вызывало у него страх. Но чутье подсказывало ему верный путь в угрюмом скалистом лабиринте, среди редких, чахлых деревьев, похожих на отвратительных карликов.

Наконец, он достиг места, где дорога раздваивалась и остановил коня, не зная, куда теперь направиться. Но снова интуиция подсказала ему верный ответ: влево. Если бы он двинулся по дороге, уходившей вправо, то попал бы к Мосту трех призраков, где вот-вот должны были произойти (или уже произошли) мрачные события.

Во время краткой остановки Карл прислушивался, пытаясь понять, нет ли за ним погони. Но свист ледяного ночного ветра и монотонный гул горной реки заглушали все остальные звуки.

На Карла тяжелым грузом навалилась усталость. Ему захотелось слезть с коня, завернуться в плащ и лечь прямо у безлюдной каменистой дороги, чтобы слушать, как шумит горный поток, смотреть, как высоко-высоко мерцают холодные звезды и погрузиться в блаженную дремоту под свист ветра в ущелье, а там - будь что будет! Даже страх перед Гармштайном исчез, словно призрак, унесенный ночным ветром.

Вся прожитая жизнь казалась теперь Карлу погоней за призраками. Он почти двадцать лет жил с нелюбимым человеком, а любимый человек его презирал. Богатство, высокое положение, роскошь – все это дарило забвение на время, все это пьянило словно вино, но опьянение неизменно улетучивалось, оставляя Карла в пустоте и одиночестве среди тысячи страхов. И как пьянице требовалось все больше и больше вина, так и Карлу требовалось все больше и больше почестей, роскоши, богатства, чтобы заглушить пустоту и одиночество, спрятаться от страхов. Он думал о том, что будет дальше. И понимал, что дальше не будет ничего. Что двадцать лет он провел в тупике. Был ли у него выбор? Он и сам не знал. Карл часто думал о том, что если бы двадцать лет назад не предал Фабиана, испугавшись за свое положение королевского фаворита, то, наверное, всё было бы иначе. Но с тех пор Фабиан наложил на него клеймо презрения и стереть это клеймо было не в силах Карла. И он знал, что впереди его ничего больше не ждет.

Шла секунда за секундой, минута за минутой, а Карл все сидел в седле, судорожно сжимая поводья. Никто его не преследовал, никому не было до него дела.

Наконец, Карл отпустил поводья, подъехал к краю пропасти и заглянул вниз. Внизу шумел горный поток, и Карлу почудилось, что он слышит голос собственной смерти. Лицо его исказилось от ужаса, он вонзил шпоры в коня и снова помчался по безлюдной дороге, пробивавшейся через запутанные ущелья на север, туда, где кончались горы.

Карл летел как сумасшедший, несколько раз едва не сорвавшись в пропасть, но конь всякий раз спасал обезумевшего всадника от верной гибели. Но вдруг конь захрапел и стал на дыбы. Карл едва не вылетел из седла.

Впереди, на расстоянии десяти-пятнадцати шагов, он увидел человеческую фигуру. И эта фигура будила в нем страх. Карл до боли сжал поводья в руках и поднял коня на дыбы.

А незнакомец решительно двинулся к нему вперед, и Карл, наконец, узнал его.

- Фабиан! – хрипло произнес он. – Как ты здесь… оказался?