- Видишь? Видишь? – снова пронесся по коридору голос ведьмы. - Он сознаётся! Он хочет погубить тебя! Убей же его! Убей, и твоей короне ничто не будет угрожать!

Рука короля, державшая пистолет, затряслась, он испустил крик, напоминающий ослиный, отступил и прижался к холодной стене тоннеля.

- Если ты не убьешь своего брата, ты погибнешь! Погибнешь! Погибнешь!

Король вдруг обернулся и наставил дуло пистолета на ведьму. Та отступила на шаг, но не отвела глаз от короля и по-прежнему улыбалась желтозубой улыбкой.

Тоннель снова наполнился животным ревом, который шел из королевской глотки. И тут взгляд короля упал на темную фигуру в железной маске. Глаза короля встретились с глазами в прорезях маски, на лице его появилась радостная улыбка.

Лакей понял, что ему пришел конец, и ринулся в темноту. Король, зажмурился и нажал на курок. Прогремел выстрел, потом еще, еще… Король палил с остервенением, как будто испытывая невероятное наслаждение от этой пальбы. А лакей, обезумев от страха, несся по тоннелю, вокруг него свистели пули, рикошетя от стен, но ни одна так и не задела его.

И вдруг неожиданный удар вбок сбил его с ног. Но это была не пуля.

- Попался! – послышался злорадный шепот.

Он узнал голос барона фон Торнштадта.

***

Сначала послышался осторожный стук в дверь, потом - звериный рык, а затем дверь стала сотрясаться от ударов. Канцлер, подтянув исподнее, выглянул из-за полога кровати.

- Открывайте! Открывайте, черт бы вас подрал! – донеслось из-за двери.

- Начальник гвардии! – пробурчал канцлер. – Что ему еще нужно?

Из-за плеча канцлера высунулась испуганная физиономия оперной примы.

- Начальник гвардии! – вскрикнула она. – Боже, что же теперь будет?

- Что будет? – канцлер уже пришел в себя. – Тебе, милая моя, ничего не будет. Женщины его не интересуют, даже не надейся.

Глаза примы широко открылись.

- Тогда, может быть, он приревновал тебя, мой медвежонок? – игриво осведомилась она.

Канцлер взглянул на приму с непередаваемой гримасой отвращения.

- Открывай же, черт возьми! – неслось из-за двери.

- Открой ты, - угрюмо буркнул канцлер своей возлюбленной.

Ответом ему был оскорбленный взгляд.

- Открой, - невозмутимо повторил старик. – Открой, иначе не быть тебе больше примой. Отправишься назад, прозябать в своей Варшаве.

Оскорбленный взгляд сменился взглядом, полным ненависти. Пышное (даже, пожалуй, чересчур пышное) тело слезло с кровати, облачилось в розовый халат, и пошлепало босыми ногами отпирать дверь.

Канцлер, скривившись, смотрел диве вслед. Впервые он увидел ее во время поездки в Варшаву, где ему пришлось вести переговоры с наместником русского императора. Тогда прима показалась канцлеру очаровательной, но в последнее время… Канцлеру вдруг подумалось, что, возможно, маэстро Ветнер при всем своем невыносимом характере был прав, когда сказал, что место новой примы не в Опере, а на рынке - орать среди торговок.

Между тем возлюбленная канцлера отворила дверь, и в комнату ворвался начальник королевской гвардии, едва не сбив диву с ног.

- Черт побери! – завопил он, отирая пот, струившийся со лба. – Хорошенькое вы нашли время, чтобы развлекаться с этой бабой!

- Для подобных занятий хорошо любое время, - изрек канцлер, надевая великолепный, затканный золотом халат. – Впрочем, вам этого не понять. Вас ведь никто никогда не интересовал кроме ваших гвардейцев.

- Замолчите, старый болван! – отрезал начальник гвардии. - А ты, - обернулся он к приме, - убирайся отсюда! Нам с господином канцлером надо поговорить наедине.

- Что? – взвизгнула прима, которая так и стояла в исподнем возле двери и с интересом разглядывала начальника гвардии. – Вы - наглец!

- Душечка, пройди в мой кабинет… Или в ванну, - успокаивающе проговорил канцлер. – Теплая ванна будет тебе очень полезна.

Прима, казалось, размышляла, как лучше поступить: упасть в обморок или внять просьбе канцлера и удалиться в ванну, из которой можно было легко подслушать разговор двух сановников. Выбор был сделан в пользу последнего. С оскорбленным видом она удалилась, пробормотав, что ванна в первую очередь нужна некоторым мерзким старым животным. Впрочем, возможно, прима поостереглась бы говорить это, если бы видела, какой взгляд бросил ей вслед канцлер.

- Зачем вы пришли? – угрюмо спросил он начальника гвардии, когда прима исчезла. – Вы явились в самый неподходящий момент. В моем возрасте уже опасно прерываться…

- В вашем возрасте всё опасно, - мрачно огрызнулся начальник гвардии. – Слушайте. Подвалы Лебенберга полны оружия.

Лицо канцлера исказилось от гнева.

- И ради этого вы ворвались в мою спальню? Вы забыли, что я, лично я, несколько дней назад сообщил вам это? Когда вы напивались в одиночестве…

- Помню, помню…

- Я всё вам это рассказал! А потом пришел архиепископ и заявил…

- …что надо дать нарыву созреть, что пусть эти глупцы попробуют начать мятеж, и мы получим возможность задушить революцию в зародыше, а заодно и выполнить наш главный план, касающийся этого безумца… Помню, помню.

- Так какого черта вы ворвались ко мне? Чтобы сообщить то, о чем я сам вам сообщил? Вы что, стали страдать провалами в памяти? – последние слова канцлер произнес с нескрываемым злорадством.

- Ничуть, - отрубил начальник гвардии. – Ничуть! Все дело в том…

- Ну, в чем?

- В том, что мятеж начнется этой ночью.

- Что? - канцлер нахмурился. – Этой ночью? Нет, невозможно.

- Говорю вам, этой ночью!

- Но тайная полиция…

- Тайная полиция ни черта не знает! Вы сами это не раз говорили, канцлер! А может, вы сами стали страдать провалами в памяти? – начальник гвардии с удовольствием вернул канцлеру его шпильку.

- Но вы-то откуда всё это знаете?

- Раз тайная полиция ни черта не делает, я сам стал тайной полицией. Я сегодня целый день следил за двумя заговорщиками. Это оказалось совсем не сложно, настолько несложно, что мне было не по себе.

- И что же? – в голосе канцлера слышалось явное сомнение.

- Теперь я знаю, в каких домах они прячут оружие. Я знаю, как именно можно проникнуть в их тайный подвал в Лебенберге. Я сидел за кустами и слышал их разговор в лебенбергском парке. Мятеж назначен на эту ночь.

- На эту ночь! – повторил канцлер, и в голосе его уже не было недоверия, но зато была тревога. – На эту ночь, Боже мой… Но архиепископ…

- К черту архиепископа! Всё произойдет этой ночью.

Канцлер сидел на кровати, спустив голые ноги на мягкий коврик, и растерянно хлопал глазами.

- Боже мой! – повторял он. - Боже мой! Что же нам делать? Что делать? Бежать?

Начальник гвардии, как был, в плаще, тяжело опустился на кровать рядом с канцлером. Как бы ни был канцлер напуган услышанным, такого соседства с начальником королевской гвардии он испугался еще больше.

- Не беспокойтесь, - угрюмо буркнул тот, угадав мысль канцлера. – Вы не гвардеец, вы – старый тюфяк. Такие мне и даром не нужны.

Канцлер трясущимися руками провел по жирным коленям.

- Велите вашей дурочке принести мне шнапса, - продолжал начальник гвардии.

- Сейчас не время! – огрызнулся канцлер. – Не время! Надо решить, что делать.

- Надеюсь, что вы, наконец, решитесь созвать кабинет министров? Или предпочтете, чтобы мятеж все-таки начался?

Канцлер нахмурился.

- Хорошо, - сказал он. – Будь по-вашему. Я созову заседание кабинета.

- Ну, наконец-то. Слушайте, старый олух. Кабинет должен дать санкцию на арест заговорщиков и на подавление мятежа, если они все же попробуют сопротивляться.

- Вы получите санкцию, - после секундной паузы проговорил канцлер, но тут же поправился:

- Я сделаю все, чтобы вы получили санкцию.

- Тогда идите к черту.

- Но санкцию должен одобрить кабинет! Я не могу обещать вам, что все министры согласятся…

- Мне плевать на ваших министров! Мне нужна санкция. Без нее я ничего не предприму, слышите?