После смерти дивы дом некоторое время стоял пустой, но, судя по всему, теперь в нем снова кто-то жил. Двое людей, за которыми следовал соглядатай, остановились на несколько мгновений, и один показывал на этот дом рукой, как будто что-то объясняя своему товарищу.

- Кто сейчас живет в этом доме? Что они там обсуждают? – пробормотал соглядатай, прячась за полуоткрытым ставнем маленькой ювелирной лавчонки.

Этот человек сверлил взглядом окна, украшенные горшками с чайными розами, но занавески были плотно задернуты, а розовые кусты не выдавали тайны.

Между тем двое двинулись дальше, и в какой-то момент он едва не потерял их из виду. Они свернули на безлюдную боковую улочку. Соглядатай не мог следовать за ними, поскольку его тут же заметили бы, и остался стоять на многолюдной улице.

Двое объектов его наблюдения прошли сотню шагов и остановились возле какого-то дома. Они были уже слишком далеко, а дома на этой улочке стояли вплотную друг к другу, так что соглядатай не мог разглядеть, какой именно дом привлек их внимание.

- Обыскивать всю улицу? – с досадой пробормотал он. – Нет, невозможно! Переполошится весь город, и будет только хуже. Ох, мерзавцы!

Соглядатай быстро достал из кармана фляжку, открыл, отхлебнул и, издав звук, выражавший отвращение и одновременно удовольствие, спрятал в карман. Тем временем двое уже скрылись из виду, и он бросился в погоню.

Улочка разделялась на два коротеньких переулка, каждый из которых в свою очередь разделялся еще на два. Соглядатай не мог понять, куда именно свернули те, кого он преследовал. У двери одного из домов сидела огромная черная кошка, которая громко мяукнула. Соглядатай, не заметивший ее, подскочил от неожиданности.

- Брысь, проклятая! – вскрикнул он.

Но кошка, глядя на него сытыми, наглыми, зелеными глазами, снова презрительно мяукнула и неторопливо полезла в какую-то щель в стене дома. Соглядатай остался один.

- Упустил! – с досадой сказал он и снова достал флягу. Но она была пуста.

Соглядатай выругался и хотел было запустить флягой в кошку, но та уже скрылась. Он вздохнул, на лице его появилась готовность претерпеть все муки смертные. Четким, почти строевым шагом он двинулся по безлюдному переулку.

Но, видимо, кто-то свыше по достоинству оценил рвение соглядатая и вывел его на нужную дорогу, ибо он снова увидел тех, кого искал. Теперь эти двое стояли у задней стены здания Оперы и разглядывали маленькую дверцу, которая вела, очевидно, в подвалы (а было известно, что в здании Оперы существовал целый подвальный лабиринт, которому позавидовал бы сам Минотавр).

Соглядатай присвистнул от изумления.

- Так, значит, и здесь тоже, - пробормотал он, инстинктивно потянувшись за фляжкой. – И здесь тоже! Ничего себе! Вот мерзавцы, вот мерзавцы! Но где же?..

Но он не успел закончить свой вопрос, поскольку незнакомцы быстрым шагом двинулись дальше, а он поспешил за ними. Они обогнули здание Оперы, вышли на площадь, где, как обычно, было более чем многолюдно, и стали пробираться через толпу.

Соглядатай следовал за ними, надвинув на лоб шляпу, как будто опасался быть узнанным в толпе на Оперной площади, которая не имела ничего общего с благодушным и бесшабашным миром узеньких улочек и маленьких кофеен. Воздух на площади был полон тревоги, речи изобиловали угрозами, взгляды горели враждебностью. Здесь открыто поносили короля, запершегося в Лебедином замке и не желавшего знать, что происходит в королевстве, проклинали зарвавшихся министров и проворовавшуюся полицию, насмехались над зажравшимися генералами и тупыми офицерами.

По холодному небу над площадью неслись низкие облака, на западе собирались темные тучи.

Двое незнакомцев пробирались сквозь толпу, обмениваясь приветствиями с некоторыми из собравшихся. Очевидно, они многих здесь знали. На краю площади, опасливо прижавшись к древней стене городского магистрата, стояли наемные кареты. Незнакомцы сели в одну из них.

- В Лебенберг! – крикнул один из них кучеру.

Соглядатай, услышав этот возглас, на мгновение замер, а затем на лице его появилась улыбка.

- А, я так и знал! – пробормотал он.

Обернувшись, он заметил стоявшего поодаль ленивого толстого полицейского, который что-то жевал. Казалось, даже если в стране произойдет революция, если все королевство полетит в тартарары, этот страж порядка будет продолжать стоять на своем посту и что-то жевать с сонным флегматичным видом.

Но когда соглядатай приблизился к полицейскому, тот моментально очнулся, на лице его появилось изумление и даже страх. Соглядатай что-то приказал ему, полицейский, несмотря на всю свою тучность, тут же припустился куда-то бежать.

А соглядатай сел в наемную карету и крикнул кучеру:

- В Лебенберг, да рысью!

Кучер обрушил на лошадей град ударов, и карета быстро покатила по булыжной мостовой.

***

Сквозь темно-серый туман, заволакивавший сознание, Карл фон Плетценбург видел винтовую лестницу, потемневшие от времени каменные плиты монастырского двора и, наконец, черный силуэт башни на фоне багрового неба. Время от времени Карл принимался что-то бормотать, сам не понимая, что именно, мотал головой, как будто принимал увиденное за наваждение и тщетно пытался освободиться от этого наваждения.

Верзилы протащили его по галерее, опоясывавшей безлюдный двор, и проволокли через маленькую, почти неприметную дверь, служившую входом в башню Покоя.

- Хватит, дальше пусть сам идет, - буркнул один из них, дав графу фон Плетценбургу затрещину.

Карл покорно сделал два шага по узенькой винтовой лестнице, уходившей вверх, в темноту, но ноги его не слушались, он зашатался и упал бы, если бы верзилы его снова не подхватили. При этом они отпустили пару ругательств, которых архиепископ, поднимавшийся следом, судя по всему, не расслышал, поскольку ничего не сказал.

Поднявшись на четыреста ступеней, они оказались на крыше, представлявшей собой большую квадратную площадку, с трех сторон окруженную высокими каменными зубцами. С одной стороны зубцов не было – только невысокий парапет.

Карла поволокли на этот парапет и поставили прямо над пропастью. У него так сильно кружилась голова, что поначалу он ничего не понял и не испугался. Лишь понемногу страх холодной змеей стал заползать к нему в душу.

- Дорогой граф, - вкрадчиво сказал архиепископ, - отсюда открывается поистине чудесный вид, вы не находите? Посмотрите на эти величественные горные хребты, на это низкое багровое солнце, на золотистое небо… Ах, граф, здесь я чувствую себя поэтом! О, я понимаю, эти речи совершенно неуместны в моих устах, устах архиепископа, но тем не менее, тем не менее… В конце концов, я такой же грешный человек как вы. Хотя вы, безусловно, куда более грешны. Но долина, граф, взгляните на долину внизу! Она великолепна, не правда ли? О, вы еще молоды, все еще молоды, и долина эта должна быть для вас куда более привлекательной, нежели суровый монастырь. Не правда ли? О, друг мой, я прекрасно понимаю, какие чувства переполняют вашу душу. Но, поверьте, не стоит огорчаться! Ведь эта долина, которая кажется такой недоступной, на самом деле ближе, чем вы думаете. Вы долетите до нее всего за несколько мгновений. Я вижу, вы изменились в лице, побледнели… Видимо, эта мысль, такая простая, только сейчас пришла вам в голову. Странно, не правда ли? Я думал, вы более сообразительны. Впрочем, может быть, монастырское вино замедлило умственные процессы в вашей голове. Скажу вам по секрету: очень многие стояли там же, где и вы сейчас. И многие проделали короткий и стремительный путь, о котором я только что сказал. Этих людей были десятки. Затрудняюсь сказать, сколько именно. Одно скажу совершенно точно: среди этих несчастных был и ваш предок, сиятельный граф фон Плетценбург… Было это в 1471 году. Как и почему он попал сюда, достоверно не известно, но в тайных хрониках, которые хранятся, здесь, в Гармштайне, сказано, что его сбросили в пропасть с того самого места, на котором сейчас стоите вы. Любопытная подробность, не правда ли? Не хотите ли повторить путь своего славного предка?